Марина Серова - Сентиментальный убийца
— Веселые совпадения, — сказала я. — Погоди… если твоя родная бабушка приходится двоюродной тетушкой дяде Пете, то сам ты, стало быть… м-м-м… кем ты там ему приходишься?
— А черт его знает! — сверкнув белозубой улыбкой, сказал Орловский.
— Кстати, я только что натолкнулась на твоего родственничка, он шел отмечать какую-то очередную на редкость круглую дату и все уши мне прожужжал про каких-то парней, которые ходят сюда в гости и проявляют похвальную уважительность к годам и положению дяди Пети.
— А, эти? — неопределенно отозвался Орловский. — Понятно. Они уже давно ходят, я так понял. С месяц. Начали еще до моего вселения. Он этим милым ребятам недавно какие-то бумажки подписывал. Так что у меня такое ощущение, что мое инкогнито скоро будет раскрыто: нельзя же позволить обращаться с собой, как с беспомощной старухой.
— Так это что… — начала было я.
— Ну да, обыкновенные квартирные кидалы, — отмахнулся Алексей. — Квартира-то у дяди Пети хорошая — двухкомнатная, в центре города, а что пахнет тут плохо и тараканы по стенам торжественно маршируют, так ведь это и устранить можно. Устранить — вместе с хозяином квартиры.
— Понятно, — мрачно протянула я. — Кудесники из риэлторской конторы.
— Не знаю, насколько они там риэлторы, но кидаловом промышляют, по всей видимости, яростно. Кстати, и сегодня обещались зайти. Это родственничек мой запамятовал, так что придется мне одному отдуваться.
Словно подтверждая слова Алексея, прозвучал звонок.
— Ага, — сказал он. — Вы, Евгения Максимовна, как всегда, в гуще событий. Если бы я был на их месте и ставил себе задачи, аналогичные их задачам, я бы такого случая просто так не упустил. Если бы вместо меня была настоящая старуха… а, да чего там говорить? Хочешь увидеть это шоу собственными глазами? Тогда садись в кладовку и смотри. И не вздумай вступаться — у тебя и своих царапин в последнее время хватает.
Я улыбнулась и поспешила выполнить просьбу Орловского: ребятам за дверью явно не терпелось, и звонили уже в пятый раз.
— Хто там? — прозвучал голос преобразившегося в старушку Алексея, и послышался немедленный ответ, но что именно сказали, я не разобрала: просто что-то глухо ухнуло за дверью.
— Сичас, сынки, сичас, — бормотал Орловский, отпирая дверь.
— Зравствуйте, Вера Михайловна, — проговорил высокий мужской голос с весьма интеллигентными интонациями. — А дяди Пети… Петра Федорыча дома нету?
— Нету его, — ответила старушка. — Да вы проходите, сынки. Проходите.
— То есть как это — нет? Я же говорил ему, что мы сегодня придем по довольно важному делу и чтобы он непременно был дома.
— А? Что-то я не расслышала, сынок… глуховата я.
Я заглянула в щелку и увидела двух молодых людей довольно культурной внешности, в серых толстовках и стильных светлых джинсах. Они недоуменно смотрели на «Веру Михайловну» (надо же, а я и не знала, как зовут мою «соседку»!) и негромко переговаривались между собой, вероятно, полагая, что глуховатая старуха их не услышит:
— Где же этот синий козел? Я же ему сказал, чтобы его синерылая пачка сидела в хате и не высовывалась. А он, кажется, не понял — свалил.
— Может, прочухал?
— Да ты че, Вован? У него от сивухи все извилины в мозгах загладились. Какое там — прочухал… он иногда имя-то свое забывает.
— А че с этой жабой делать, Мишан?
— Что собирались. Пора уменьшать поголовье скота. А то пускать в расход в один день сразу двоих — сам понимаешь, нечистая работа.
— Ну давай!
— Что вы там говорите? — прокудахтала старушка, у которой, как я знала, на самом деле был просто острейший слух. — Ничаво не слышу.
— А вам и не надо слышать, Вера Михайловна, — сказал один из визитеров. — Подержи-ка ее, Вован.
И в руках парня я увидела стеклянный шприц, наполовину заполненный каким-то препаратом.
— Э… э, сынки, да вы что это?
— Молчи, старая перечница! — грубо проговорил Вован, а Михаил, вероятно, более деликатный молодой человек, вежливо сказал:
— Это не больно, Вера Михайловна. Это просто для расслабления. Расслабятся все мышцы… в том числе сердечная. Отдохнете.
…Совсем недавно мне уже приходилось слышать примерно такие же слова!
Старушка пискнула что-то невнятное, но парни не слушали ее: один из них держал в руке шприц, а второй пытался докопаться до рук «Веры Михайловны», прикрытых каким-то рваным серым салопом.
И докопался.
Правда, вместо дряблой старческой руки с тонкой обвислой морщинистой кожей и синеватыми прожилками вен Вован наткнулся на мускулистое предплечье и сильную кисть с длинными пальцами. И тут же почувствовал на себе мощь этих пальцев, когда рука, выброшенная вперед подобно отпущенной пружине, ухватила его за горло и, легко притянув к себе, вдруг швырнула о стену так, что не самый слабенький Вова почувствовал себя новорожденным котенком, которого бросают в унитаз.
Он ударился головой о стену и медленно сполз по ней вниз, бессмысленно выпучив от изумления и болевого шока глаза.
Второй парень — Миша — издал горлом неопределенный звук и попятился, но «парализованная старушка» сорвалась с инвалидной коляски и, одним прыжком добравшись до сердобольного благотворителя и покровителя дряхлых и немощных, врезала ему с правой руки так, что тот не устоял на ногах и отлетел на диван — тот самый, на котором несколько дней назад проснулась я.
Первый парень, которого звали Вованом, кажется, попросту потерял сознание — так сильно приложился о стену. А Миша барахтался на диване, как новорожденный теленок, запутавшийся в собственных конечностях.
И лицо у Миши было — стоит посмотреть.
— Выходи, Женька, — сказал Орловский своим обычным голосом. — Представление закончено.
Едва сдерживая смех, я вышла из кладовки и, перешагнув тело Вована, уселась на грязную табуретку.
— Не иначе, хорошо питаетесь с пенсии, Вера Михайловна, — произнесла я. — Вон как обошлись с подрастающим поколением. Хотя, надо сказать, поколение-то не очень: как говорится у классика, квартирный вопрос испортил его изрядно. Еще похлеще, чем во времена Булгакова.
Миша переводил взгляд с моего лица на ухмыляющегося Орловского — «Веру Михайловну», но не мог произнести ни слова.
— Да ты че… — наконец выдавил он с лицом, которое традиционно бывает у посетителя ватерклозета при затяжном и мучительном запоре. — Ты кто?
— Я или он? — уточнила я.
— О… он?
— А ты что, голубь, еще не понял, что во мне от старушки только разве что парик да эти косметические морщины, — сказал Орловский. — Ну и ишшо голос, — добавил он визгливым старушечьим фальцетом.
— Э-э, — проговорил Михаил, поднимаясь с дивана. — Я не знаю, кто вы такие, но только давайте разойдемся по-хорошему. А то я вам такие проблемы гарантирую от Шпона… вы хоть знаете, кто такой Шпон?
— Я только знаю, козел, что ты хотел меня замочить, — сказал Алексей холодно. — Что это за мерзость у тебя в шприце?
Я отозвалась раньше, чем Михаил сумел сформулировать свой ответ:
— Кажется, об этом знаю я. Скорее всего, там б-тубокурарин. Есть такой милый препарат, который при легкой передозировке вызывает паралич сердца. И тогда — Гитлер капут, фрау Мюллер.
Сидящий на диване Михаил поднял на меня изумленные глаза:
— А ты откуда знаешь?
— Такое впечатление, что вы все из одной конторы, — сказала я. — И ты, и, скажем, господин Воронов Сергей Александрович. Знаешь такого?
— Зна… знаю, — ответил Михаил. — Мы с ним вместе работали.
— По квартирам? — насмешливо спросил Орловский.
— Не… в охранном агентстве. Он там был первым заместителем директора, пока не уволили за какой-то там беспредел.
— В каком охранном агентстве? — переспросила я. — В «Аресе»? Которое принадлежит Острецкому?
Миша снова воззрился на меня с мало скрытым ошеломлением и испугом: вероятно, до него начало доходить, что люди, которых он встретил в занюханной, грязной квартире чудовищного алкоголика, которого нехорошие парни из риэлторской конторы давно планировали к отселению на тот свет, — так вот, что эти люди не так уж просты, как можно было предположить.
— Да, — наконец сказал он. — «Арес». А ты откуда знаешь?
— Я много чего знаю, мой драгоценный, — сказала я. — Придется тебя допросить по всей строгости революционного времени. Пошли.
— Ку… куда? — заверещал он и вдруг, буквально взлетев с дивана, попытался выскочить из комнаты, но я подставила ногу, и он, напоровшись на нее, полетел вверх тормашками, а через доли секунды на нем оказался Орловский, который и произвел два профилактических касания шеи заблудшего гражданина кулаком.
Тот дернулся и обмяк.
— Зачем ты так его? — недовольно спросила я. — Мне нужен внятно отвечающий на вопросы человек, а не восемьдесят килограммов вялой дохлятины.
