Ирина Лобусова - Без суда и следствия
— Договорились. Скажите, вы собираетесь возвращаться на телевидение?
— Нет. Почему вы спрашиваете?
— Потребуется слишком много денег. Вы можете не вытянуть.
— Я все рассчитала. Если вас это волнует, то не беспокойтесь. Денег хватит.
— Ладно. Теперь я вас кое о чем спрошу. Только отвечайте мне предельно откровенно. В тот день, 26 июля, вы действительно не виделись с мужем?
— Днем — нет. Я позвонила ему, мы говорили по телефону. Вечером один из его друзей заехал за мной на машине, чтоб отвезти на презентацию выставки.
— Ваш муж был обеспокоен?
— Трудно сказать. Ночью его мучили кошмары. Но на следующий день все было как обычно. Когда я вернулась после съемки домой, он был очень подавлен — из-за смерти Димы.
— Теперь к вечеру 28 июля. Когда он ушел?
— Время не помню. Я спросила, куда он идет, он ответил, что у него деловая встреча. Я не поверила. А потом вышел в прихожую с тяжеленным портфелем. Раздался телефонный звонок.
— Вы слышали звонок?
— Да. Но это был его друг. Андрей говорил по телефону, а я решила посмотреть, что находится в портфеле. Но тут Андрей вернулся, хотел вырвать портфель у меня из рук, но не рассчитал, портфель упал, был жуткий грохот. Жутко рассердился, выскочил, — хлопнув дверью…
— Когда вернулся?
— В половине одиннадцатого. Но без портфеля. Мы поругались. Потом он предложил куда-то уехать. Я отказалась. А на следующий день я вернулась домой, и… Уходила в студию, он сказал: «Не беспокойся, ничего не случится за один день…»
Роберт ушел через полтора часа. Заставив меня поговорить с журналистами. Я не хотела этого делать. Но Роберт говорил о том, что необходима огласка, следует приостановить поток грязи, выливающийся в прессе… Перед дверью квартиры, в коридоре, я разговаривала с несколькими журналистами. Стараясь не отвечать на их вопросы, я сказала, что верю в невиновность Андрея, что люблю его по-прежнему, не обвиняю ни в чем, надеюсь, что справедливость будет восстановлена и настоящий убийца найден.
На следующее утро в газетах напечатали: «Супруга убийцы Татьяна Каюнова жалеет о том, что не помогла мужу убивать детей! Каюнова утверждает, что убийства детей ее мужем — явление нормальное. Бывшая телезвезда считает, что любовь к маньяку дает множество острых ощущений, и она ни за что не собирается отказываться от них. Она способна сама убить любого, сомневающегося в нормальности ее мужа». Господи, какой это был ужас… Прочитав газеты, я сказала, что подам на них в суд, ведь я не говорила ничего подобного… Роберт уговорил меня этого не делать. «Лучше пусть травят, чем молчат», — сказал он.
Это было около девяти часов вечера. Я лежала на диване и смотрела специальную передачу четвертого канала, посвященную нравственности и компетентности бывших сотрудников. А именно: Филипп Евгеньевич и незнакомые мне личности рассуждали на тему, почему ушла с телевидения Татьяна Каюнова. И вот в самый патетический момент, когда Филипп проливал слезу над грешной моей душой со словами «чисто по-человечески ее можно понять», раздался телефонный звонок, — Говорит Ивицын.
— Что-то случилось?
— Кремер изменил показания. Позвоните своему адвокату и вместе с ним сейчас же приезжайте.
— В такое время?
— Дело слишком серьезное, чтобы думать о времени! Вам необходимо все это знать.
Я нашла в сумочке визитку Роберта, позвонила ему домой, передала слова Ивицына и попросила немедленно ко мне приехать.
— сказал, как именно изменил? — спросил Роберт.
— Нет, ничего. Как вы думаете, стоит надеяться?
— Кто знает…
Здание РОВД было темным. Большая комната с множеством столов тоже была темна, только в клетушке Ивицына горел свет. Мы вошли.
— Я вас ждал, — сказал он, — вот читайте.
«ИЗ ПРОТОКОЛА ДОПРОСА ГЕННАДИЯ КРЕМЕРА.
Подчиняясь жесточайшему давлению со стороны Андрея Каюнова, я был вынужден дать ложные показания. Я понимаю, что могу быть привлечен за дачу ложных показаний и осознаю всю юридическую ответственность. Каюнов обещал мне огромную сумму денег, если я солгу, деньги должен был передать один из его прихлебателей. Но Каюнов меня обманул и денег не дал. Поэтому я теперь даю правдивые показания. Как оказалось чуть позже, один из ребят, охранников, дежуривших возле двери, запомнил точное время ухода Каюнова из галереи утром 26 июля, и он первый спросил меня: «Почему ты солгал, что Каюнов ушел в 11 утра, когда он ушел намного раньше?» Это правда! Дело в том, что Каюнов 26 июля вышел из галереи не в 11, а в 10 часов утра! Я лгал. Каюнов обещал мне деньги, чтобы я сказал — он вышел на час позже. Но это было не так! Каюнов вышел из галереи 26 июля ровно в 10 часов утра и вернулся в половине двенадцатого».
Роберт молчал. Я пыталась понять смысл написанных слов, потом спросила:
— Какому давлению? Какие деньги? Что он несет? Андрей же в тюрьме! Как он мог из тюрьмы оказывать на него давление?
— Через вас, например. Ведь вы звонили Кремеру.
— Я?!
— Да, вы, утром, очевидно, прочитав показания Кремера и вдохновившись тем, что он действительно сказал ложное время…
— Вы прослушивали мой телефон? Это незаконно! Вы не имеете права!
— Мы прослушивали не ваш телефон, а Кремера. Прокурор дал санкцию, все было законно. Мы проверяли заявление Кремера о том, что на него оказывают давление.
Я вспомнила о том единственном звонке…
— Да, я звонила ему, но Кремера не было дома. И звонила совсем по другому поводу…
— Это неважно. Теперь вы видите, что любое давление на Кремера могло быть оказано?
— Нет, не вижу.
«ИЗ ПРОТОКОЛА ДОПРОСА ВИКТОРА ПОПОВА.
Утром 26 июля я дежурил у входа в галерею. Я работаю платным охранником в галерее на Красногвардейской уже несколько месяцев. Каюнов вышел из галереи ровно в 10 утра, я хорошо помню время и готов отвечать за свои слова. Я сам лично закрыл за ним дверь. Когда приходили из прокуратуры, Кремер давал показания, и я слышал, как Кремер сказал, что Каюнов вышел в 11 часов. Я очень удивился — единственными людьми, видевшими, как выходил из галереи Каюнов, были я и Кремер, я спросил, зачем Кремер лжет. Он начал что-то про деньги, но я посоветовал ему не рисковать, а лучше пойти и рассказать правду. Что он и сделал».
Роберт молчал.
— Вы все пытали меня о времени убийства, — сказал Ивицын, — но теперь все сходится. С прошлыми показаниями Кремера действительно выходила неувязка, это вы верно подметили. По заключению судмедэкспертизы, Дима Морозов был убит около 10.30 утра 26 июля. А к обвинениям вашему супругу прибавляется еще одно — об оказании давления на свидетелей. Между прочим, сейчас проверяется, кто именно оказывал это давление и могли ли вы это сделать.
Садясь в машину Роберта (мы приехали на его машине, потому что бежать за моей на стоянку заняло бы слишком много времени), мы оба хранили тягостное молчание. Было половина двенадцатого ночи. Темный город спал. Подъехав к моему дому, Роберт затормозил у подъезда. Потом потушил фары, обернулся ко мне и сказал:
— Между прочим, вы понимаете, что это — конец?
Глава 11
Прошло несколько дней. Утром после ночного визита в РОВД приехал Роберт.
— Был у Ивицына. Следствие почти закончено.
Ждут только заключения психиатров. На самом деле следствие вести никто больше не будет. Доказательств достаточно, выше головы.
— А презумпция невиновности?
— Чушь собачья! Всего хватит на три процесса. Все в наличии: и отпечатки пальцев на орудиях убийства, и время, и армия свидетелей. Единственное, что еще можно сделать, — доказать, что ваш муж псих. Но и это вряд ли поможет.
Я вручила ему пять тысяч долларов.
— Скажите, почему Кремер так ненавидит вашего мужа?
— Не знаю. Раньше они были друзьями.
— А кому в действительности принадлежит галерея?
— Андрею. Но Кремер считается совладельцем.
— Слышал, что галерею купили мужу вы?
— Я только посоветовала ему приобрести. От кого вы слышали?
— Да так, земля слухами полнится…
Прошло еще несколько дней. Вовсю светило солнце, стояла жара. Город опустел. Листья на верхушках деревьев свернулись, пожелтели, высохли. Днем город вымирал. Мне больше не подбрасывали газет под дверь. Очевидно, тому, кто это делал, опротивела вся история, или не хватило денег, или он уехал из города, как и большинство обитателей. Я сама теперь покупала газеты, надев для конспирации темные очки. Но конспирация не удавалась. Меня все равно узнавали — очевидно, мое лицо слишком долго было на виду. При случайных встречах на улице мои знакомые переходили на другую сторону. Однажды какая-то незнакомая женщина подошла и плюнула мне на блузку со словами: «Чтоб ты сдохла, сука!» Газеты в тот день я так и не купила, потому что бегом вернулась домой и разревелась до конца дня. Ни в прокуратуру, ни к Ивицыну я больше не ходила, предоставив Роберту появляться там вместо меня. Наконец все оставили меня в покое — и репортеры, и ублюдки, угрожавшие по телефону. Настал период затишья. Кроме Роберта, никто не звонил в мою дверь. Общественный интерес к делу моего мужа совсем затих. «Ничего, — каркал Роберт, — скоро все начнется сначала, подождите только!» Заключение экспертизы задерживалось. «Решают, что написать», — говорил Роберт. Он появлялся у меня раз в два дня, отдохнувший и загорелый. Я удивлялась, почему Роберту запрещено видеться в тюрьме с Андреем. Что запрещено, сказал мне он сам. Я вынула старую фотографию Андрея и поставила на тумбочку рядом с кроватью. Глаза Андрея улыбались мне и говорили: «Ничего не случится за один день».
