Алина Егорова - Дар богов
«Надо так надо», – согласился Иван. Маскарад его забавлял. Он с удивлением отметил, что на его подругу, разгуливавшую по магазину в пижаме, никто не смотрит как на спятившую. Майя еще пожелала выпить чаю, и они зашли в кафе, где она сняла плащ, оставшись в пижаме. Иван на всякий случай оглянулся по сторонам – нет ли поблизости таких же шизонутых, как она, так что, может быть он, одетый в джинсы и свитер, выглядит белой вороной?
– Моя пижамка стоит как дорогой костюм, ее так и воспринимают, – уловила Майя его беспокойство. – К тому же тут никому нет ни до кого дела!
Действительно, на них никто не обращал внимания, все были заняты собой.
Вечеринка Ивану понравилась. В квартире – полумрак, всюду разбросаны подушки, гости в красивых домашних тапках и пижамах, похожих на вечерние туалеты. Все очень стильно и дорого. Новая шелковая пижама от «Хьюго Босс», в которую он переоделся в ванной, пришлась весьма кстати. Они гадали на картах, пили вино и курили кальян – в целом время провели неплохо.
За развлечениями Иван не забывал и про дело. После пижамной вечеринки они с Майей, хмельные и веселые, отправились к ней домой. Когда приехало по заказу такси, водитель с сомнением посмотрел на чудаковатую парочку в пижамах, но все-таки повез их. Таксист всю дорогу косился в зеркало заднего вида на своих странных пассажиров, которые всю дорогу смеялись и целовались, как подростки. Дома они продолжили пить вино, хохоча уже не от курева, а по инерции. В такой непринужденной атмосфере Иван завел разговор про брошь, которую Майя приколола к пижаме. По ее мнению, такое сочетание выглядело очень эффектно.
– Красивая вещица! Где раздобыла? В лавке у Ефима?
– Нет, – помотала она головой, при этом ее кудри закачались, как серпантин на новогодней елке.
– А где?
– Есть места, где еще можно найти стоящие вещи.
– Понимаю, не хочешь их выдавать. Не бойся, я никому не скажу, – перешел он на шепот, как заговорщик.
– А тебя тоже притягивает винтаж?
– Еще как притягивает, – Иван прикоснулся губами к броши.
– Я вижу, ты – ценитель прекрасного, – игриво заметила Майя.
– Еще какой! – нежно промурлыкал он, расстегивая на ней пижаму. Ему нравилось изысканное белье Майи, которое всегда оказывалось разным. Иван попытался угадать, каким оно будет в этот раз: из красного атласа, черное кружевное, а может, невинно-белое? Фасоны всегда поражали его дизайном и будоражили воображение – цветы, банты, стразы и вырезы на интригующих местах, но не переходящие за грань приличия – лишь легкий намек на флирт, и в этом и заключалась их прелесть.
Показался гладкий шелк цвета маренго, глубокий и переливчатый, он выгодно оттенял ее аристократически светлую кожу. Верхняя часть пижамы упала на пол, за ней последовало и белье цвета маренго. Майя решительно расстегнула на любовнике рубашку, прижалась к его груди, водя рукой по его спине. От него пахло летним дождем, а вернее, парфюмом с тонким свежим ароматом, но Майе было приятнее считать, что это запах дождя. Они раздевали друг друга, целуясь с такой страстью, что демона на стене перекосило от зависти, а ангел деликатно опустил глаза. Иван подхватил Майю на руки и понес в спальню, часто дыша от волнения. Он был тигром – уверенным и сильным животным с мощными, но плавными движениями, а она ласковой кошечкой. Это было волшебство, красивейший ритуал высшей магии в бликах свечей, разбавленных молочным лунным светом.
Они проснулись довольно рано. Майя выскользнула из-под смятого одеяла, медленно провела рукой по светлым бровям Ивана, разглядывая его лицо. Теперь уже он не казался ей «никаким». Вполне симпатичный, хоть и блондин, отметила она про себя, и поцеловала его в губы. Он обнял ее, чтобы продолжить ночное безумство, но она отстранилась. Совершенно не стесняясь своего обнаженного тела, Майя встала с постели и перед тем, как отправиться в душ, любуясь собой, прошлась по комнате.
Завтрак в ее доме, как всегда, отличался разнообразием и красотой и наводил на праздные мысли о шведском столе в отеле. Они пили вкуснейший кофе с имбирем, сваренный по ее фирменному рецепту. К кофе прилагались сыр, вареные яйца, ветчина, салат, мед, шоколад… Майя ела медленно, наслаждаясь не столько вкусом, сколько созданной ею композицией под названием «идеальное начало дня». Иван, с утра «лишенный» столь высоких мыслей, с удовольствием предавался чревоугодию.
– Позавтракал? – спросила его Майя после второй чашки кофе, когда голод был утолен и тарелки заметно опустели. – Пойдем.
– Куда?
– Покажу, где водятся красивые вещи.
Иван уже привык ничему не удивляться, общаясь с Майей, но на этот раз место, куда они притащились, его позабавило. Блошиный рынок, стихийно расположенный в переулке неподалеку от Сенной площади, поражал своим широким масштабом. Вдоль дороги стояли ряды торгашей с выложенным на картонных коробках, покрывалах или прямо на земле товаром: потрепанной, совершенно непригодной для носки одеждой, обувью, домашней утварью.
Между рядов толкались точно такие же потрепанные покупатели, они брали, внимательно разглядывали товар и возвращали его на место. «Не то», – говорили они всем своим видом и отправлялись дальше, словно в соседнем ряду их ждало «то». В серой толпе встречались рафинированные барышни, одетые по своеобразной моде: в шляпках, некоторые с вуалью, что вызывало улыбку и любопытство, в длинных платьях и старомодных приталенных жакетах, в высоких, до локтя, перчатках и с бархатными ридикюлями. Их образ балансировал на грани городских сумасшедших, но все же пока грань эту не переходил. Майя перемещалась в толпе уверенно, чувствовалось, что она здесь завсегдатай. Она задерживалась лишь около немногих торговцев, около иных замедляла ход, к некоторым лишь поворачивала голову, а мимо других проходила, не глядя. Иван постепенно освоился и стал вглядываться в товар. Кое-где он приметил добротный фарфор, еще ему на глаза попались интересные настенные часы, какие он видел на новогодней открытке какого-то семьдесят лохматого года.
– Сюда, – позвала его Майя.
Иван оторвал взор от раритетных часов и потопал за подругой. Они прошли в самый конец ряда, где продавали в основном технику: древние магнитофоны и приемники. В сторонке стояла одетая в когда-то модное пальто женщина лет шестидесяти. Она держала в руках коробку из-под конфет с украшениями ручной работы.
– Здесь, – тихо сказала Майя, кивнув в сторону продавщицы украшений. – Здравствуйте, Лидия Феоктистовна, что у вас новенького?
– Здравствуй, Маечка! Да вот, остатки Петрушиной коллекции распродаю. Браслет, подвеска, вот еще кольца. Вот это, – она показала на перстень с малахитом в виде свернувшейся клубочком кошки, – Петруша мне на день ангела подарил. Специально для меня его делал, царствие ему небесное! Я его долго продавать не хотела, а теперь думаю – для чего перстню дома лежать, пыль копить? Мне оно велико стало, с пальцев соскальзывает, – женщина продемонстрировала им сухонькую, с выпуклыми венами руку. – А продам, так перстенек вторую жизнь обретет, новую хозяйку порадует, и мне лишняя копейка не помешает.
Иван отметил, что один из браслетов выполнен из такого же материала, как и Майина брошь.
– Красивый перстень, – залюбовалась им Майя. Он подошел ей по размеру на средний палец.
– Сколько вы за него хотите? – спросил Иван.
– Да сколько не жалко.
– Три тысячи, – шепнула ему Майя.
Иван вытащил из бумажника пять тысяч и протянул купюру торговке.
– Скажите, Лидия Феоктистовна, брошь в виде солнца – тоже ваша?
– Моя, – с гордостью сказала женщина. – Ее тоже Петруша делал. Золотые руки были у моего мужа.
– Хороший дизайн у той броши.
– Да какой там дизайн?! Мой Петруша руки имел золотые, а фантазией его бог обделил. Он только повторить умел то, что видел. Такое же солнце в нашем Выхине на Лысой горке есть. Там наши предки поклонялись своим языческим богам.
– Очень интересно! В ваше Выхино, наверное, толпами паломники ходят, посмотреть на святые места?
– Да какие там паломники?! Кому оно нужно, Выхино это? Карелия – чай не Крым! В Выхине раньше воинская часть была, Петруша мой в ней прапорщиком служил, а как часть расформировали, кто куда и подался. Нас моя сестра у себя в Гатчине приютила.
* * *Ему казалось, что время пошло вспять и он находится не в Петербурге и не в двадцать первом веке, а в восьмидесятых годах минувшего столетия, в Николаеве, куда их с двоюродным братом отправляли на лето к бабушке. Бабушка жила не в самом Николаеве, а в пригороде, в собственном доме с яблоневым садом. Все дни они с братом проводили во дворе, и лишь иногда, в один из выходных дней, их – в качестве подсобной силы – брали в Николаев, на базар. Чего там только не продавали: горы фруктов – сочные груши, огромные абрикосы, персики, яблоки, виноград; пупырчатые огурцы, атласные помидоры, синенькие баклажаны, патиссоны, много-много зелени, сыры, сметана, мед, орехи, рыба, мясо… И все – почти даром! Бабушка придирчиво выбирала товар, бойко торгуясь, а они с братом смотрели на лотки со сладкой ватой и ждали, когда бабушка закончит покупки и выдаст им деньги на вату. Огромная, на короткой палке, вата неминуемо прилипала к рукам, щекам и волосам, как ни старайся есть ее аккуратно. Она колола язык, за что получила название в ребячьей среде «стекловата», и была упоительно вкусной. А еще на рынке, в самом его конце, были ряды со всякой всячиной, где продавали переводные картинки. Какая-нибудь простенькая курица из мультфильма или незатейливый заяц очень ценились ребятней и могли быть выменяны на что-нибудь солидное, вроде перочинного ножичка или парафинового кастета. Там же продавалось всякое старье, от поношенных ботинок и фарфоровых статуэток до швейных машинок, выпущенных еще в довоенное время. Тогда они, пацаны, смотрели на всю эту рухлядь, разложенную на газетках и прямо на земле, и удивлялись – неужели ее хоть кто-нибудь покупает? Вот и сейчас он бродил между разложенным на земле барахлом, стараясь не наступить на «раритет», и поражался: столько лет прошло, все изменилось, а рухлядь осталась неизменной: те же поношенные ботинки, фарфоровые статуэтки и швейные машинки. Ее продают все те же потрепанные жизнью люди: женщины и мужчины неопределенного возраста в некрасивых старых одеждах. Он никак не мог понять, что делает среди никчемного барахла эта странная парочка – расфуфыренная городская фифа и ее кавалер – объект его наблюдений, ходят между рядов и что-то высматривают. Но с них станется, эти двое уже заставили его прошвырнуться по экзотическим местам, вроде заброшенного еврейского кладбища и крыши старого дома.