Рена Юзбаши - Скинхед
— Спасибо, учитель!
Машина плавно выкатывается со двора, выехав за ворота, я торможу у обочины, чтобы набрать номер Иры.
— Привет, малышка! — выпаливаю, даже не дождавшись ее «алло».
— Привет! А если бы трубку взял папа? — И не дождавшись ответа, сквозь смешок: — Как я люблю, когда ты меня так называешь.
— Ты можешь спуститься во двор?
— Сейчас? Поздно, Артем, что я родителям скажу?
— Ты постарайся, у меня для тебя сюрприз.
После некоторого раздумья она решается:
— Ладно, что-нибудь придумаю.
— Только быстрее, ладно?
Вскоре я перед ее блоком. Ира спускается, кутаясь в пальто, которого я на ней еще не видел. Надо будет сказать ей, что она смотрится в новинке бесподобно, девочки это любят. Ира опередила меня, оценив по достоинству необычную картину — ее парень не жмется к стенке дома, как обычно, а солидно выходит из автомашины.
— Откуда у тебя тачка? — в ее голосе нотки волнения и где-то агрессии, что очень непривычно слышать от мягкой Иры.
— Мне ее Учитель дал, покататься, а ты что решила? — Мне действительно интересно, что она думает по данному поводу.
— Извини, Артем, я просто беспокоюсь за тебя…
Ира обо мне беспокоится. Вот это да! Она сама почувствовав смущение, тараторит о том, как я классно смотрюсь на фоне машины. Отвесив шутливый поклон, я открываю перед ней дверцу. Сперва мы заезжаем в наш двор — там тоже есть кого удивить, потом направляемся к ближайшей кафешке, и, получив в окошке мороженое, едем дальше — прямехонько к пустырю бездомных парочек.
— Малышка, я так скучал по тебе.
— Я тоже ужасно скучала.
И все повторилось как в лучшем из фильмов: мы снова занимались любовью. И счастье того, что она моя женщина, топит меня. Женщина, которая принадлежит только мне. Я попытался сказать об этом ей, что счастлив, потому что у меня есть она. А она сказала, что я тот, кто дарит ей счастье быть любимой. Мы молчим, и вдруг она спрашивает:
— А кто такой Учитель? Ты о нем так часто говоришь, он у вас по какому предмету?
— Он вовсе не школьный учитель, у него нет ничего общего с нашими жалкими крысами. Клуб «Красное кольцо», куда я хожу, придумал и создал он. Он учит нас правильно жить, поэтому, и считаем его Учителем.
— А что это за клуб, спортивный?
Я помню наизусть слова из клятвы: никто не должен знать о «Красном кольце», его людях и целях.
— Что-то вроде спортивного…
— Ты что-то скрываешь! — и она обиженно надувает губки.
— Главное для нас — любить родину. А для этого надо быть сильным, потому что слабый не сможет ее защитить. Грош цена такому патриоту! — убежденно чеканю я, и не без гордости сообщаю главную новость: — Между прочим, я сегодня стал командиром.
— По-моему, я слышала про этот ваш клуб, — она как-то странно смотрит мимо меня. — И что значит быть патриотом?
— Знаешь, Ира, об этом вот так просто, в двух словах, не поговоришь, — отвечаю, судорожно вглядываясь в дорогу. — Мы с тобой еще вернемся к этому разговору. Хочешь, завтра поговорим об этом?
— Хорошо, Артем, давай поговорим завтра.
Мне она кажется несколько смущенной или даже расстроенной, хотя еще пять минут назад смеялась моим шуткам. Надо бы поднять ей настроение. Только как это сделать? Совсем я не умею с женщинами обращаться. Ничего, это дело нехитрое — научусь. Правда, недавно я слышал выступление какого-то Нобелевского лауреата по химии, что ли, который сказал, что на свете все поддается изучению, кроме женщины. Но это он шутит, должно быть. Разве сложно бабу понять?
Мы уже у самого ее дома, моя машина плавно тормозит прямо перед блоком Иры. На манер джентльменов из американских сериалов, выскочив из своего лимузина, я галантно распахиваю перед ней дверь. Она с грациозностью поп-дивы подает мне руку и выбирается из машины с таким видом, будто у нее всю жизнь был личный шофер.
— Спасибо, благородный рыцарь, за вечернюю прогулку.
Она так хороша при бледном свете ламп, что я прерываю ее реверанс, впившись ей в губы.
* * *А дома меня встречает не измученная ожиданиями мама, она давно отправилась спать, а нагрянувшая неожиданно бабуля. Она терпеливо дожидается на кухне любимого внучка, то есть меня, украсив прежде убогий стол — на двоих — блюдо, доверху набитым картошкой, которого хватило б на весь мой отряд. Какая же вкуснятина оказывается картошка в мундире, приправленная укропом, да ложечкой кукурузного масла, с двумя палочками сосисок и малосольными пупыристыми огурцами, бабушкиного производства. И все это — под добродушное ворчанье старушенции, у которой нет ничего на свете, кроме избушки на курьих ножках, моей матери — гордости всего семейства, потому как она единственная с дипломом и меня, ненасытного балбеса, но что ни говори, а уже настоящего командира. То-то еще будет, бабуля!
— Много двоек, должно быть, в четверти? — она домывает последнюю тарелку за мной. — А ведь последний год учишься в школе. Надумал, куда поступать будешь?
— Ни одной двойки, — чуть было не схватился за голову, мало мне мамы, которая ноет про институт, теперь еще и бабуля будет причитать.
— Ну и на том спасибо — она последний раз окидывает взглядом кухню, выискивая не порядок где, и, успокоившись идеальной чистотой, выключает свет. Мы отправляемся в постель, я в свою, а она к маме на кровать. Ее храп уже слышен и мне, а я еще немного ворочаюсь, отгоняя мысли об институте. Далась моим родичам эта шаражкина контора.
* * *— Ты вокруг посмотри, что творится. Уже шагу ступить невозможно: всюду эти черномазые. Москва черт знает, во что превратилась, я уже не понимаю, где живу в России или в каком-нибудь Чуркестане.
Мы прогуливаемся по Тверской, так пожелала Ира. Она говорит, что если не спускаться в метро и не гулять в центре Москвы, забываешь, что живешь в столице. Потому что наша окраина больше похожа на городок в Подмосковье. Мне же не терпится объяснить ей, что столица меняет свое лицо из-за приезжих. Москва фактически оккупирована. А мы, коренные москвичи, превращаемся в меньшинство. Еще немного и нас рассуют по резервациям. Точь в точь так, как американцы когда-то поступили с аборигенами Америки — индейцами. Я вопросительно поглядываю на нее, стараясь уловить признаки одобрения. Голова у нее должна варить, ее фотка на школьной доске почета с первого класса висит.
— Ты что-то преувеличиваешь. И потом, это же невозможно отгородиться от всего мира. — Она сглатывает слюну, будто ей что-то мешает говорить, и продолжает. — И главное, Москва — столица России, а значит, здесь могут жить все: и татары, и буряты, и якуты. Все они граждане страны. Россияне.
— Ой, Ира, тебе в школе голову этим интернациональном вздором забили. Но ничего, мы с тобой обо всем этом еще не раз поговорим, и ты увидишь, что я прав. Россиянин — это совсем не то, что русский. Ты должна понимать между этими словами разницу. — Она ничего не отвечает, просто молчит. А с другой стороны — что плохого в том, что у нее свой взгляд на жизнь. Будет о чем поспорить. По мне — не спорить бы с нею, а вот так разглядывать ее личико под подающим снегом. Оно сейчас краше обычного…
Как это прекрасно — взять ее за руку, притянуть к себе и слушать ее болтовню о том, что пока не знает куда поступать — ей хочется на международные отношения, а родители настаивают, чтобы она стала врачом.
* * *Хороший, однако, денек. Вот и по дороге в клуб на каждой стене расклеены наши листовки. Причем так, что захочешь — не оторвешь. Сам удостоверился. Когда очередь дойдет до нас, мы тоже не подкачаем! Молодец, Данька, на совесть постарались его ребята. Итак,
«ОБРАЩЕНИЕ ГРАЖДАН К ПРЕЗИДЕНТУ РФ Д.А. МЕДВЕДЕВУ
Уважаемый Дмитрий Анатольевич!
Не первый год как завершилась война в Чечне. Наш президент и Правительство, другие органы власти много сделали для возвращения Чеченской Республики к мирной жизни. Особая роль в этом принадлежит армии, мужественно выполнившей свой долг по восстановлению конституционного порядка на территории Российской Федерации. Поэтому мы хотим обратить Ваше внимание на вопиющую несправедливость, допущенную по отношению к офицерам Сергею Аракчееву и Евгению Худякову. Сергей Аракчеев, командир саперной роты, лейтенант дивизии им. Дзержинского (в/ч 3186,г. Реутов-3) и Евгений Худяков, командир роты разведчиков, лейтенант той же дивизии были дважды оправданы приговорами Северо-Кавказского окружного военного суда на основании вердикта присяжных заседателей по обвинению в убийстве трех жителей Чеченской Республики. Присяжные установили их полную непричастность к этому преступлению.
Для нас, как и для двух коллегий присяжных, невиновность Сергея Аракчеева и Евгения Худякова очевидна — ведь она подтверждается многочисленными доказательствами, среди которых показания почти тридцати свидетелей, приказы, заключения экспертиз и другие документы.
