Чингиз Абдуллаев - Мечта дилетантов
— Так и не смогли привыкнуть? — понимающе улыбнулся Дронго.
— Конечно, привыкла. С третьего раза. Разделась и пошла. Все оказалось проще, чем я думала. И на меня никто особо и не смотрел. Потом я поняла, что мы неправильно подходим к этому вопросу. Нам кажется, что обнажаясь, мы открываемся. Нас не воспитывали на полотнах западноевропейских мастеров, где сплошь обнаженная натура. Нас не учили внутренней свободе. На самом деле это просто состояние внутренней свободы, способность вот так раздеться и нормально общаться с другими людьми. Постепенно ты это понимаешь и уже не стесняешься своего обнаженного тела. И не стесняешь других.
— У меня была похожая история, — усмехнулся Дронго, — когда однажды я оказался в немецкой сауне, куда вошли несколько молодых девушек. Они разделись и легли на полки рядом со мной, а я от стыда чувствовал себя очень неловко. Они видели мое состояние и откровенно смеялись. Кончилось тем, что я просто сбежал из этой сауны.
Они улыбнулись друг другу.
— Вы до сих пор такой стеснительный? — спросила Сабина.
— Теперь уже нет. Теперь я наглый и невоспитанный. С чувством внутренней свободы. А если серьезно, то понятно, что подобные нравы вызывают резкое неприятие у людей иной культуры. В Германии живет от трех до пяти миллионов турков. Есть очень небольшая часть, которые пытаются следовать немецким традициям и правилам. Но большинство живет по своим законам и не принимает моральные нормы своих немецких соседей. На этой почве и рождаются конфликты.
— Я знаю, — кивнула она, — но тогда не нужно ездить в Германию. Нельзя ходить в чужой монастырь со своим уставом.
— Можно уважать нравы своих соседей, — возразил Дронго, — несколько лет назад сын канцлера Гельмута Коля собирался жениться на турчанке. Он пришел к отцу и заявил об этом. Но по турецким традициям его родители обязаны получить согласие родителей невесты. И вы знаете, что сделал Коль? Один из самых могущественных людей всего мира, канцлер, объединивший Германию? Он сел в самолет и полетел в Стамбул как обычный пассажир. Там он нашел семью девушки и вместе с премьер-министром Турции пришел ее сватать. Разумеется, родители были довольны и дали согласие на брак. Вот так. Канцлер оказался умнее, чем многие из наших политиков. Можно жить в мире и согласии, уважая традиции друг друга. Это как раз случай и вашего дяди. Они были слишком разными. По воспитанию, по характерам, по своему менталитету. Ваш дядя долго жил в Москве и считал, что сможет привыкнуть к образу жизни Алдоны. А она приехала из Литвы, где с девяносто первого совсем иные нравы и моральные нормы, отвергавшие прежние обычаи.
На этой почве у них и происходили ссоры. Он считал, что семья нечто святое и патриархальное, ведь он привык к подобной жизни со своей первой супругой. А она считала, что ее свобода превыше всего. Она могла позволить себе даже увлечься другим мужчиной или поехать с подругой на отдых. Для нее это было в порядке вещей. Для него это было трудное расставание с прежними иллюзиями. Все закончилось очень плохо.
— Вы считаете, что она виновата в том, что произошло? — спросила Сабина.
— Я не хотел бы пока обсуждать эту тему с вами, — честно ответил Дронго. — У меня нет пока убедительных доказательств моей версии. Но эти семейные ссоры, конечно, нервировали вашего дядю и в конце концов привели его к срыву.
— Так я и думала, — огорчилась Сабина, — конечно, ему не следовало на ней жениться. Извините, я оставлю вас на минуту.
Она прошла в туалетную комнату. Он повернулся и столкнулся с Алдоной, которая проходила в другой конец зала.
— Добрый вечер, господин адвокат, — ядовито сказала Алдона, — вы, оказывается, не только занимаетесь устройством дел моего мужа, но и обеспечиваете выход его племяннице. Я не знала, что вы с ней такие друзья.
— Алдона, познакомь нас со своим другом, — протиснулась ближе Бродникова.
— Господин Дронго — адвокат моего мужа, госпожа Нелли Бродникова — моя лучшая подруга.
— Здравствуйте, — сказала Бродникова, протягивая руку, — рада познакомиться. А вы специализируетесь только на уголовных делах или занимаетесь и гражданскими?
— Всякими, — он наклонился и галантно поцеловал руку молодой женщины.
— Господин Дронго у нас крупный специалист, — насмешливо произнесла Алдона, — только три часа назад он уверял меня, что это я во всем виновата. Можешь себе представить?
— Вы такой жестокий, — усмехнулась Бродникова.
— Нет. Я такой принципиальный, — ответил он, — извините, я должен отойти.
Он прошел немного дальше и почувствовал на своем плече чью-то руку. Обернувшись, он увидел Гельдфельда.
— Добрый вечер, господин Дронго, — пожал ему руку Иосиф Яковлевич, — я рад вас видеть, хотя в последний раз мы встречались с вами не по самому приятному поводу.
— Спасибо. Я вас тоже.
— Здесь находятся мои заместители, — показал на подошедших к нему троих мужчин Гельдфельд, — мы все сегодня приглашены на прием. Но зато у нас холостая компания. Мы все сегодня без жен.
К ним подошли Ребрин, Лочмеис и Орочко. Увидев последнего, Дронго незаметно вздохнул. Очевидно, место Абасова уже было отдано Вячеславу Константиновичу. Все правильно. Банк не может долго ждать, пока суд вынесет свое постановление. Тем более что все гарантированно ждут, когда Абасова признают виновным.
— Рад вас видеть, господин Дронго, — приветливо кивнул Лочмеис, протягивая ему руку.
— Здравствуйте, — сухо поздоровался Ребрин, не давая руки.
— Добрый вечер, — сказал Орочко, быстро отходя в сторону. Гельдфельд и Лочмеис были в смокингах и бабочках, а остальные двое в обычных костюмах.
— Мне звонили сегодня из прокуратуры, — сообщил Иосиф Яковлевич, — эксперты считают, что это был несчастный случай. На теле погибшего не найдено никаких следов борьбы.
— Это еще ничего не доказывает. Его могли просто толкнуть. Тогда там не осталось бы никаких следов, — возразил Дронго.
— Так считают их эксперты, — пожал плечами Гельдфельд, — эта как раз та область человеческих знаний, в которой я вообще не разбираюсь.
— Я убежден, что это было убийство, — упрямо сказал Дронго, — но пока у меня нет прямых доказательств.
— Вы видели, что сегодня на прием пришла Алдона, — показал в сторону супруги Абасова президент банка, — она мужественная женщина. Несмотря на такую трагедию, найти в себе силы продолжать жить.
— Скорее безответственная, — подумал Дронго, но ничего не сказал.
— Они вместе с Бродниковой, — вставил Ребрин, — вы ее, наверно, не помните. Она работала у нашего Лочмеиса. Потом вышла замуж за бизнесмена, которого вскоре убили…
— Помню, — кивнул Гельдфельд, — у нее тоже была трагическая судьба. Бедные женщины, они несут на себе наши проблемы.
Сабина уже выходила из туалетной комнаты, успев поправить прическу и макияж, когда туда вошла Бродникова.
— Здравствуй, Сабина, — кивнула ей молодая женщина, — я смотрю, как ты хорошеешь. День ото дня.
— Спасибо, — Сабине не хотелось разговаривать с подругой своей «тети».
— И кавалера интересного нашла, — продолжала Бродникова, — на нем смокинг сидит как на зарубежных актерах. Очень колоритный тип. Я слышала, что он адвокат, может, я тоже к нему обращусь за советом.
— Обязательно, — кивнула Сабина, — он только мечтает, чтобы у него была такая клиентка, как ты.
— Надеюсь, что он так же хорош и в постели, — мечтательно произнесла эта бесстыжая дрянь, облизывая губы.
Сабина выскочила из туалетной комнаты, задыхаясь от бешенства. Только этого не хватало. Чтобы такой умный человек, как Дронго, встречался с такой потаскушкой. Она поискала глазами Дронго, но его нигде не было. Увидела Алдону, поджидавшую свою подругу, и решительно направилась к ней.
— Добрый вечер, Алдона, — Сабина была уже на взводе, сказывался ее характер, перешедший от дяди, — я вижу, что ты не теряешь времени. Ходишь на всякие приемы и презентации.
— Мне нужно накрыть голову черным платком по вашему обычаю и сидеть дома, чтобы оплакивать горькую судьбу моего мужа? — скривила губы Алдона. — Не дождетесь. Я свободный человек. Пусть все видят, что никакие несчастья меня не могут сломать.
— Все и так это видят, — нервно сказала Сабина, — неужели ты не понимаешь, насколько неприлично ты себя ведешь?
— Это не твое дело, — отрезала Алдона, — между прочим, я супруга твоего дяди. Ты могла бы разговаривать со мной и в более уважительном тоне.
— В каком тоне я должна разговаривать с женщиной, муж которой сидит в тюрьме, обвиняемый в убийстве? А она ходит на всякие приемы так, словно ничего не произошло.
— В следующий раз стану спрашивать у тебя разрешения, — зло ответила Алдона. — Будет лучше, если ты перестанешь присылать ко мне своих ухажеров. Я имею в виду этого якобы адвоката, который все время пытался прочесть мне мораль. Хотя он достаточно симпатичный мужчина, чтобы так действительно думать.
