Андрей Константинов - Решальщики. Развал/схождение
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Санкт-Петербург, 12 декабря 2011 года, пн.
За окном моросил меленький, противный и — отнюдь не снег.
В новом сезоне питерская Зима не спешила заявлять о законных правах, пока что обозначая себя исключительно в днях календаря и в давно, еще с конца прошлого месяца, расставленных по городу новогодних елях. В бесснежном промозглом антураже последние смотрелись в высшей степени нелепо и, что называется, «не радовали».
Леонид Купцов стоял у окна, пялился в унылую серую муть и разговаривал по телефону. Из предметов одежды на нем наличествовали лишь, извините за такую пикантную подробность, спортивные труселя.
— А к чему такая спешка?.. Даже так? Хм… вот не люблю я подобные конспиративные игрушечки… Что?.. А я здесь при чем? Почему я должен быть в курсе за местонахождение нашего юриста?..
Реагируя на последнюю фразу, Асеева заинтригованно приоткрыла глаза. В данный момент юрисконсульт «Магистрали» географически находилась здесь же, в комнате. А комната, равно как сама квартира, принадлежала Купцову.
В отличие от хозяина, из предметов одежды на Яне Викторовне сейчас наличествовало… категорическое «ничего». Даже такой важный аксессуар, как мобильник, — и тот находился в сумочке. Да еще и в режиме отключки. Собственно, это обстоятельство и служило причиной сиюминутного «скоромного» стояния Леонида Николаевича в позе: к возлюбленной — задом, к окошку — передом. За стояние… хм… иной природы живописать не будем. Ежу понятно, что у пылкого, относительно недавно добившегося ответной взаимности влюбленного таковое стояние обязательно имело место быть.
— …Что-что ее мама говорит?.. Дома не ночевала? Ай-ай, ужас какой… Нет, я не в курсе… Хорошо, понял тебя, Дима. Давай, жду…
— Что там опять стряслось? — расслабленно потягиваясь на измятых Купцовских простынях, поинтересовалась Яна.
— Не знаю. Но Брюнет объявил тревогу тревожную: приказано прибыть в контору в течение часа.
— А про меня Петрухин зачем спрашивал?
— Вроде как твое присутствие также обязательно. Так что тебя активно разыскивают.
— В моем контракте нет пункта, предусматривающего доклад о том, где и с кем я провожу ночь, — беззаботно отреагировала на поведанное Асеева и лишь теперь целомудренно натянула на себя одеяло.
Натянула, впрочем, до пределов подчеркнуто-выгодно-известных.
— И вообще — у меня плавающий рабочий график. Когда возвращается Ирина?
— Не раньше полудня.
— Вот к полудню и подъеду. Перетопчется ваш Брюнет. Кстати, я жду обещанный кофе.
— Оно-то так, — вздохнул Купцов. — Вот только через полчаса за мной заедет Димка.
— О, Господи! — как ужаленная Яна подорвалась с постели и стала лихорадочно собирать хаотично разбросанные верхне-нижние предметы одежды.
— Да ты чего так сгоношилась? Димка — свой человек. Он не кусается.
— Да если твой Петрухин меня здесь застанет, потом житья не даст! Изведет своими скабрезными шуточками и подколочками.
— А как же кофе? Который в постель?
— А кофе подашь в ванную!
Юрисконсульт «Магистрали» сгребла вещи в охапку и, как была, нагишом, выскочила из спальни.
* * *Через сорок минут микроавтобус решальщиков катил в направлении головного «магистрального» офиса. Вернее будет сказать — в режиме «старт-стопа» двигался в вяло ползущей в центр пробке.
Столь дивно начинавшееся для инспектора Купцова утро показало зубья. А потому был сейчас Леонид Николаевич зело мрачен и на привычную балагурность напарника реагировал нехотя и неадекватно.
— Прямо как в старые-добрые времена. А, Купчина? Телефонный звонок, тревожный чумодан в зубы и бегом/вприпрыжку до отдела. А там: «В две шеренги ста-аановись, содержимое чумоданов к осмотру — пре-едъявить!»
— Ага.
— У тебя курвиметр в персональном наличии имелся?
— Само собой.
— Класс! А вот я столько лет прослужил, и не то что в глаза не видел, но даже до сих пор не в курсе — шо це таке?
— Прибор для измерения извилистых линий, — скупо пояснил Купцов.
— А рядовому оперу это на хрена? Я понимаю, еще кадровикам.
— А причем тут кадровики?
— Ну как же? Измерять объем мозга подчиненных: общая длина мозговых извилин умножается на площадь головы, — заржал Петрухин.
— Тьфу на тебя… Лучше скажи: Брюнет что, совсем ничего не объяснил?
— На данный момент информация практически нулевая. Единственное, мне отзвонились парни с вахты: говорят, двадцать минут назад в офис приехал полковник Пономаренко. А чуть раньше своим визитом контору облагодетельствовал традиционно постпохмельный товарищ пенсионер Комаров.
— Если и этого старого хрена из запасников вытащили, похоже, делюга затевается серьезная, — задумчиво резюмировал Купцов.
В данном случае следует пояснить, что бывшего номинально-официального руководителя службы безопасности «Магистрали», экс-полковника милиции Комарова вымарали из штатного расписания после приснопамятного косяка с потерей именного оружия и попытки использования оного в целях имиджевой дискредитации конторы.[11] Выперли, да не совсем: учитывая, что круг полезных знакомств Иван Иваныча был чрезвычайно широк и разнообразен, за заслуженным пенсионером сохранили негласный почетный статус «внештатного консультанта» — с невеликим, но при этом ежемесячным денежным вспоможением. Помнится, узнав о такой кадровой рокировке, Купцов немедленно процитировал своих любимых Стругацких: «Народ не позволит нам разбрасываться старичками, и народ будет прав!»[12]
К слову, с тех пор место руководителя «магистральной» СБ оставалось незанятым. Поскольку трон был один, а решальщиков — двое, Виктор Альбертович предложил напарникам самостоятельно определиться: кто из них более достоин поместить на таковой свое седалище? В итоге Петрухин с Купцовым продолжали трудиться во благо конторы в прежнем своем статусе, а вакантное начальственное кресло продолжало оставаться вакантным. Безо всякого, заметим, ущерба общему делу. Что лишний раз подтверждает народную мудрость: «Место, конечно, красит человека. Но человек способен красить и без места».
— …Юриста-то сыскали, ты не в курсе? — между делом, фальшиво-беззаботно спросил Леонид.
— Надеюсь, с ней все в порядке, — давя смешок, отозвался напарник. Который буквально на подъезде к купцовскому дому срисовал выруливающую из подворотни приметную, канареечного цвета, «шкоду». — В любом случае, дружище, думаю, пока еще рано впадать в отчаяние.
— А кто впадает-то?
— И это правильно. Тем паче, еще только утро. А ревность, как и болезнь, обычно обостряется ближе к ночи.
— Я не понял? Что за намеки?
— Господь с вами, инспектор! Чтоб я, да намеками? Да я всю сознательную жизнь прямолинеен, как… как линия электропередач!
— Угу. Она самая, линия. Протянутая пьяными гастарбайтерами из Молдавии…
На Обводном, в районе долгостроя Американских мостов, пробка окончательно встала. Снаружи капал декабрьский дождь, внутри капали декабрьские минуты, и теперь решальщикам сделалось окончательно ясно, что в озвученный боссом мобилизационный норматив они всяко не укладываются.
В общем — незачёт. Ну да, хочется верить — не смертельный.
По крайней мере за отсутствие курвиметра — всяко не вздрючат.
А вот за иное… Это уже напрямую зависело от серьезности нарисовавшейся «делюги».
* * *Даже два одеяла не могли унять с час назад охватившего Джули озноба. Накрывшись с головой, девушка лежала на продавленной, провонявшей несколькими поколениями кошек тахте и безуспешно пыталась забыться сном. В ее ситуации один только сон являл собой реальную альтернативу дозе.
На последнюю у Джули не было денег, а все мало-мальски ценное, некогда водившееся в этих четырех обшарпанных стенах, давно было либо продано, либо заложено Искандеру. К тому же, в самой этой коммунальной комнате, более всего походившей на камеру-одиночку, Джули существовала на птичьих правах. Сугубо из милости подруги: такой же, как и она, законченной наркоманки.
В фанерную, на честном слове продолжавшую жалкое существование дверь неожиданно постучали. Однако сил хотя бы просто отдежуриться вопросом «кто?» не доставало. Между тем стук делался все настойчивее, грозя вырвать с мясом хлипкий замок, и в какой-то момент Джули все-таки заставила себя подняться и открыть дверь. Причем пребывающей в полуломочной прострации девушке было сейчас совершенно безразлично, «кто и с чем пожаловал». А «пожаловал», как оказалось, былой бой-френд подруги Сережа Коптев.
Незваный визитер по-свойски вошел в комнату, первым делом прикрыл за собой дверь, затем устало плюхнулся на колченогий табурет и лишь тогда подал голос: