Юлия Волкова - Выбери меня
— Коля подождет, — насупился Калязин. — А к утрешней смене эти материалы должны быть уже упакованы. И предложены нашему дорогому зрителю — любителю утренних программ.
— О боже, — тихо пробурчала Саша. — Взял бы ты, что ли, еще каких-нибудь сотрудников. — И вставила первую кассету в видеомагнитофон.
После двух минут просмотра она перестала что-либо понимать. Полторы минуты камера беспристрастно фиксировала пожар в какой-то деревне, а потом появилась старушка лет ста двадцати и стала рыдать перед объективом, оплакивать свое жилище. Странно, подумала Саша, которой казалось, что горел обыкновенный сарай. Старушка еще минуты полторы воздевала руки к небу и грозила кому-то кулаками, а потом экран погас.
— Феликс, — осторожно начала девушка, — а ты ничего не перепутал? Ты знаешь, сколько пожаров в день происходит в городе и области? Тем более в середине осени, когда народ начинает снова топить печки? Мне очень жалко старушку, но это не сюжет для криминальных новостей. Если я начну гонять подобные материалы, то зритель просто перестанет смотреть мою программу. И при чем тут господин Чуткий? Это он сарайчик поджег?
— Этого я не знаю. — Ответ Феликса прозвучал для Саши настолько неожиданно, что она даже вздрогнула слегка. — Но не исключаю такой возможности.
— Бр-р-р… — Телеведущая встряхнула головой. — Что-то я ближе к полуночи стала плохо соображать.
Объясни мне все внятно, пожалуйста.
— Объяснять тут нечего, — недовольным тоном сказал Калязин. — Господин Чуткий желает, чтобы этот материал появился в эфире. С надрывным комментарием, со слезой… Чтобы старушку было действительно жалко. Ну и с какими-нибудь намеками на криминал. Более ничего.
— Ничего? — усмехнулась Саша.
— Да, ничего! — вскипел Калязин. — Чуткий платит за этот материал деньги. Хорошие деньги. За которые можно гонять твои «Криминальные хроники» два месяца без рекламы.
— Ну так бы и сказал, — развела руками девушка. — Пожалуйста, сделаем в лучшем виде. А ты правда эти деньги моей программе отдашь? Мы бы пару камер прикупили бы. И оператора бы еще взяли. Понимаешь, нам ведь не разорваться — в городе столько событий…
— Отдам, — со смирением во взоре кивнул Феликс, снова несказанно удивив Сашу Барсукову.
— А в чем фишка-то? — жалобно простонала она.
Калязин засопел.
— Я не знаю… Наезда на кого-то конкретного здесь нет, иначе я бы еще подумал, пускать сюжет или нет… Обидели старушку, Чуткий хочет, чтобы о ее беде узнали зрители. Может, она родственница ему дальняя…
— Была бы родственницей, он бы не сюжеты снимал, а помог с жильем, — резонно возразила девушка. — Но вот что интересно — это натуральные съемки? А если натуральные, то как это они умудрились снять поджог? Ведь сняты не головешки догорающие, а момент, когда пламя только-только разгорается. Когда его еще ведром воды потушить можно. Нет, здесь точно есть какие-то постановочные эффекты.
— А если и так? — проговорил Калязин с упреком. — Нас это волнует?
— Конечно, волнует, — серьезно сказала Александра. — Моя интуиция подсказывает, что такие вот невинные сюжеты, не выдерживающие с точки зрения съемки никакой профессиональной критики, могут запросто подвести нас всех под монастырь. Знаешь сколько мне фальшивок пытались всучить? И клюнь я хотя бы на одну, проблем на нашу голову свалилось бы немерено. А если за фальшивку еще и деньги большие сулят… Нет, Феликс, я эту старушку в телевизор не пущу.
— Ну что ты так взъерепенилась? — рассердился Феликс. — Возьми да вырежи оттуда сомнительные кадры. Покажи пожар общим планом, любой, хоть из фильмотеки возьми, а потом старушкины слезы крупным планом. Чуткому этого будет достаточно.
— Да зачем ему? — воскликнула Саша, тоже потеряв терпение. — Он тебе сказал?
— Не сказал, но я догадался, — ухмыльнулся Калязин. — Он ведь этот сюжет просит несколько раз показать. Ну со всякими там вариациями. Как старушке ее сельсовет — или что там теперь у них? — не помогает. Наверное, Чуткий ей сам поможет. Дом выстроит. Или в хорошее заведение пристроит. Знаешь, сейчас для пенсионеров много разных возможностей есть. Такие дома для них строят — ты представить себе не можешь!
«Я-то как раз могу», — подумала девушка, вспомнив вечер предыдущего дня. Вся эта история ей ужасно не нравилась. Помолчав, она прокрутила сюжет с пожаром еще раз. Потом решительно взглянула на Феликса.
— Завтра этот материал не выйдет, — сказала она. — Или выйдет не в моей программе. Я должна сама поговорить с этим Чутким. Мне нужно знать, для чего ему понадобилась старушка. Старушки, Феликс, никому не интересны, тем более богатым дяденькам. И если эти дяденьки вдруг все-таки проявляют к ним интерес, мне становится не по себе. Поэтому материал выйдет только после разговора с Чутким.
— Ты готова на какой-то ерунде целый детектив выстроить! — обозлился Калязин. — Что такого может случиться, если ты прогонишь этот сюжет?
— Я не знаю, что может случиться, — ответила Саша. — Может, этого сюжета никто и не заметит. А может, его заметят и запишут люди, которые потом вызовут нас в суд и будут трясти заключениями экспертизы, уличая нас в фальсификации. Я не люблю пользоваться чужой информацией и чужими материалами. Особенно если за них платятся большие деньги. Ну сам подумай, Феликс! Это же кот в мешке.
— Черт! — воскликнул Калязин и обхватил руками свою большую голову.
Саша приготовилась к буре, но ее почему-то не последовало.
— Так ты можешь с ним сама поговорить? — пробурчал Феликс, осознавая, что выглядит в глазах своей сотрудницы не лучшим образом.
— Конечно, я же уже сказала. А на второй кассете что?
— Эксклюзив, — быстро ответил Калязин. — Кстати, с твоим участием. Но теперь я уже и не знаю… Может, ты и в нем отыщешь криминал.
Искренне сочувствуя Феликсу, Саша молча вставила в видеосистему вторую кассету. И сразу же увидела себя. Она улыбалась кому-то, стоя в фойе Дворца молодежи с банкой «Банзая» в руке. Потом пошел сюжет, который она видела в натуральном виде: рок-группа на сцене, Чуткий рядом, радостные лица в зале…
— Это действительно эксклюзив, — жалобно проговорил Феликс. — По идее мы сами должны за него платить. Этот материал снимала команда Чуткого. Кроме них — никто.
— Я знаю, что никого из наших там не было, — сказала Саша. — Интересно, как так получилось?
— Концерт не был официально объявлен заранее, — пожал плечами Калязин. — Как объяснил Чуткий, он хотел сделать городу и нашему каналу сюрприз. Или, с твоей точки зрения, это тоже криминал?
— Нет, — усмехнулась Александра. — Но согласись, что это весьма необычно. Я бы даже сказала — экстравагантно. И за показ этого он тоже платит? Не продает, а платит, ты уверен?
— Ну, он же понимает, что мы можем и не купить, — сказал Калязин. — Лапшин, конечно, купил бы. Но на то он и Лапшин. А нам-то какой резон неизвестную группу бесплатно показывать? Да еще вместе с Чутким?
— А он настаивает, чтобы эти баночки тоже были в кадре?
— Как раз — нет, — быстро ответил Калязин. — Он понимает, что такое — баночки в кадре. Он согласен их вырезать.
— Вот как, — протянула Саша. — Так он согласен их вырезать или настаивает, чтобы мы их вырезали?
— Черт побери! — окончательно разъярился Феликс. — Это что, так важно? В чем ты его подозреваешь? Человек покупает у нас пиар. Что тут непонятного? Все просто, как доска. А в доске не может быть второго дна. Потому что она плоская!
— Не ори, — тихо попросила Саша. — Доской можно по голове шарахнуть. И поверь уж криминальному журналисту, что очень сильно, вплоть до смертельного исхода. Почему ему было просто не заказать нам съемку концерта?
— О господи! — застонал Феликс. — Я этого не вынесу!
— Ну ладно, — пожалела его Саша. — Строить догадки на пустом месте бессмысленно. Езжай уже домой. А я попробую до Чуткого дозвониться. Прямо сейчас.
— Когда будешь с ним разговаривать, — попросил Калязин, — подумай, пожалуйста, обо мне. Я ведь ему обещал…
Александра Барсукова засмеялась.
— Я буду стараться изо всех сил, — сказала она, — чтобы твоя репутация в любом случае не пострадала.
Когда Феликс ушел, Саша позвонила Чуткому, втайне надеясь, что он окажется «временно недоступным». Но не тут-то было! Выслушав ее, кандидат в депутаты потребовал немедленной встречи. Все робкие Сашины попытки перенести встречу на завтра провалились — господин Чуткий умел настоять на своем. «В конце концов, чем раньше все разъяснится, тем лучше», — подумала девушка и пообещала быть через сорок минут в маленьком кафе с классическим названием «Униженные и оскорбленные», которое славилось своей затерянностью в лабиринтах достопримечательных «Достоевских» мест. В этом кафе она уже пару раз бывала — когда майор Мелешко устраивал для нее встречи с «оперативной агентурой», а попросту говоря, с представителями преступного мира, чья информация была иногда поистине бесценной для «Криминальных хроник». Заведеньице было открыто совсем недавно, обустроено не без стилистических и концептуальных странностей, вполне в духе «Петербурга Достоевского» — тщательно обшарпанные стены и столы, заунывная музыка, аранжированная под шарманку. Саша запомнила, что соленый огурец стоил здесь пять долларов. Ходили сюда в основном иностранцы со своими гидами, а прочее население подобной экзотики еще не оценило и посещать кафе не желало, так что для конспиративных встреч место было идеальным. И раз Чуткий назначил ей встречу именно здесь, значит, он хотел сохранить ее в тайне, рассудила Саша.
