Дэвид Гранн - Дьявол и Шерлок Холмс. Как совершаются преступления
Джон Джексон, прокурор, говорил мне, будто путь огня был столь «неестественным», что лично у него не оставалось сомнения в наличии горючей жидкости. Но Херст сделал противоположный вывод: именно так и должен был распространяться огонь при постфлэшовере. Уиллингэм, спасаясь, убегал через парадный вход, а огонь следовал за ним, жадно пожирая кислород — распахнутая дверь обеспечила приток воздуха. И точно так же, когда Уиллингэм выбил стекла в детской, огонь вырвался наружу.
Васкес и Фогг считали невозможным, чтобы Уиллингэм пробежал по горящему коридору, не обжегши босых ног, но если конфигурации капель и лужиц возникли в результате флэшовера, рассуждал Херст, тогда они лишь подтверждают рассказ Уиллингэма: когда тот выбежал из своей спальни, коридор еще не горел, огонь локализовался в детской, вот почему Уиллингэм видел сквозь щель в двери, под потолком, «яркий свет».
В эксперименте на Лайм-стрит один из участников спокойно стоял у двери гостиной и не подвергался опасности до того мгновения, пока не произошел флэшовер. Тогда он едва успел отскочить с пути огненного шара. Так и Уиллингэм мог пройти мимо горящей детской и даже остановиться возле нее и не пострадать. До эксперимента на Лайм-стрит следователи считали, что угарный газ распространяется во время пожара очень быстро, но на самом деле до флэшовера уровень содержания угарного газа за пределами термального облака и даже под облаком может оставаться весьма незначительным. К тому времени, как пожар достиг флэшовера, Уиллингэм успел выбежать во двор.
Васкес сфотографировал пожарище, и Херст имел возможность посмотреть снимки, запечатлевшие «огненный след». Но сколько он ни всматривался, так и не обнаружил (в отличие от Васкеса) трех очагов возгорания. Фогг потом говорил мне, что он тоже видел один след и по этому поводу спорил с Васкесом, однако ни обвинение, ни защита ни разу не спросили его мнения.
Разобрав по пунктам все двадцать с лишним улик, собранных Фоггом и Васкесом, Херст пришел к выводу, что некоторой достоверностью обладает лишь одна, а именно лабораторный тест, который подтвердил присутствие уайт-спирита на пороге. Но почему же — если поджог действительно имел место — уайт-спирит обнаружился только в этом месте?
Согласно предложенной Фоггом и Васкесом реконструкции преступления, Уиллингэм разлил горючую жидкость в детской и коридоре. В этих помещениях взяли на анализ множество образцов, не обошли вниманием ни одну из «капель и лужиц», но — ничего не обнаружили. Джексон говорил мне, что остался в недоумении: «как же они так и не получили» положительных результатов анализов?
С другой стороны, Херсту казалось маловероятным, чтобы Уиллингэм облил горючей жидкостью порог — ведь его снаружи дома могли увидеть соседи.
Ученый начал просматривать другие документы и наткнулся на фотографию крыльца, сделанную до пожара, — ее приобщили к делу. На ней удалось разглядеть маленький угольный гриль. Показания свидетелей в суде также подтверждали, что на крыльце стоял и гриль, и контейнер с горючей жидкостью и что гриль и контейнер сгорели, когда пламя вырвалось на крыльцо. Когда же на пожарище явился Васкес, гриль уже убрали, как и многое другое, при расчистке места происшествия. Хотя в своем отчете Васкес и упоминал о емкости с горючей жидкостью, о гриле там не было ни слова. На суде он настаивал: ему никто не говорил о том, где находился гриль.
Другие официальные лица знали, что гриль стоял на крыльце, но не придавали этому значения, и только Херст был уверен, что наконец-то разгадал загадку: когда пожарные заливали крыльцо, вода, скорее всего, размыла по крыльцу горючую жидкость из лопнувшего от жара контейнера.
Точно определить причину пожара, не побывав на месте происшествия, было невозможно, но все данные, по мнению Херста, указывали на случайный характер возгорания: по всей вероятности, пожар был вызван неисправностью обогревателя или электропроводки. Именно поэтому так и не установили мотив преступления: преступления попросту не было.
Херст пришел к выводу: не было поджога, и человек, который потерял троих детей и провел двенадцать лет в тюрьме, будет казнен без вины исключительно «благодаря лженауке». Нужно было торопиться, и Херст напечатал свое заключение с такой поспешностью, что не успел даже исправить в нем опечатки.
«Я реалист, я не увлекаюсь фантазиями», — сказал как-то Уиллингэм Элизабет Джилберт, когда речь в очередной раз зашла о возможности (или невозможности) доказать его невиновность. Но в феврале 2004 года приговоренный вопреки самому себе начал надеяться. Херст уже сумел оправдать десять или даже больше человек, напрасно обвиненных в поджоге. Он сумел опровергнуть заключение экспертов по делу приятеля Уиллингэма, Эрнеста Уиллиса, который тоже сидел в камере смертников и чье дело удивительно напоминало дело Уиллингэма. «Я словно вновь рассматривал то же самое дело, — говорил потом Херст. — Только имена поменять, все остальное совпадало».
В заключении по делу Уиллиса Херст писал: нет «ни одного материального доказательства… в пользу версии поджога». Второй специалист, нанятый Ори Уайтом, новым окружным прокурором, к которому перешло дело Уиллиса, согласился с выводами Херста, и после семнадцати лет, проведенных в камере смертника, Уиллис вышел на свободу.
— Я не выпускаю убийц, — заявил Уайт по этому поводу. — Будь Уиллис виновен, я бы сейчас разбирал его дело и в любом случае пригласил бы в эксперты Херста — это блестящий специалист.
Уайт отметил, что система едва не убила невинного человека, но «его не казнили, и я благодарю за это Бога», подытожил он.
13 февраля, за четыре дня до казни Уиллингэма, приговоренному позвонил его адвокат Ривз. Он сообщил, что пятнадцать членов Комитета по помилованию и досрочному освобождению, в который направлялись все прошения о пересмотре дела, собрались и, рассмотрев отчет Херста, приняли окончательное решение.
— Какое же? — спросил Уиллингэм.
— Мне очень жаль, — ответил Ривз. — Они отклонили ходатайство.
Члены комитета отказали Уиллингэму в помиловании или отсрочке единогласно. Причины такого решения Ривз не знал: все обсуждения комитета проводятся втайне и его члены не обязаны никому отчетом. Более того, члены комитета не были обязаны пересматривать дело Уиллингэма, от них не требуется даже личное присутствие на обсуждении, и зачастую они посылают свое решение факсом — «смертный приговор по факсу».
С 1976 по 2004 год, когда Уиллингэм подавал свои прошения о пересмотре дела, в штате Техас лишь один раз был помилован смертник. Один из судей апелляционного суда Техаса назвал систему апелляций и помилования «юридической фикцией».
— Члены комитета ни разу не пригласили меня на слушания, не задали мне ни единого вопроса, — возмущался Ривз.
Правозащитники из проекта «Невинность» получили на основании закона о свободном доступе к информации все имевшиеся в офисе губернатора и в распоряжении комитета записи, относящиеся к докладу Херста.
— Судя по документам, они этот доклад получили, но ни в той ни в другой конторе никто не обратил на него внимания, не оценил его значение, не предложил официальным лицам рассмотреть его, — говорит Барри Шек. — Очевидно, и губернатору, и Комитету по помилованию и досрочному освобождению было попросту наплевать на экспертизу.
Лафайет Коллинз, состоявший в то время в комитете, объяснял мне, каким образом принимается решение:
— Мы ведь не решаем, виновен-невиновен. Мы не пересматриваем судебное решение. Мы просто проверяем, все ли в порядке по процедуре и чтобы не было совсем уж вопиющих ошибок.
И хотя, по словам Лафайета Коллинза, правила предусматривали возможность дополнительных слушаний при вновь открывшихся важных обстоятельствах, при нем «дополнительные слушания не проводились ни разу».
— Неужели членам комитета не показалось, что доклад Херста вскрыл именно «вопиющие ошибки» следствия? — поинтересовался я, но и на это у Лафайета нашелся ответ:
— Каких только отчетов мы не получаем, но у нас нет своих специалистов, чтобы оценить их.
Элвин Шоу, также служивший в то время в комитете, заявил, что в этом деле «ничего не настораживало», и сердито добавил:
— И вообще тут говорить не о чем.
Херст назвал поведение членов комитета «безответственным и бессовестным».
Ривз надеялся еще выпросить тридцатидневную отсрочку у губернатора Перри, но Уиллингэм тем временем писал завещание и последние распоряжения. Стейси он написал раньше, просил у нее прощения за то, что не сумел быть ей хорошим мужем, и благодарил за все, что она дала ему в жизни, в особенности за их трех дочерей:
«Я все еще слышу голос Эмбер, как она прикольно говорила «Чувяк!», как говорила «Дай я тебя обниму», и я все еще чувствую ручки Кармон и Кэмерон, которые гладят меня по лицу». Он выразил надежду: «Однажды, не знаю как, но как-нибудь правда обнаружится и мое имя будет очищено».