Владимир Бацалев - Убийство в «Долине царей»
— Одна нервотрепка с вашей фирмой, первобытные вы капиталисты, — сказал Цементянников с порога. — И все на мою голову! Сначала поручили было эту ерунду с поджогом другому, а потом вспомнили, что Трипун уже проходит по делу, и передали мне. Хотя никакой связи я не вижу.
— Вы его уже арестовали? — спросила Гидренко.
— Кого?
— Трипуна.
— За что? — спросил Цементянников.
— Я думаю, за поджог.
— Наоборот, он достоин благодарности. Сам пришел ко мне утром и сообщил, что этажом выше, — Цементянников показал пальцем в потолок, — проживает гражданин, который много раз останавливал у дома Трипуна и, угрожая пустить петуха фирме, требовал денег.
— Меня он тоже останавливал, — сказал Валовой. — Но это же несерьезная заявка. Да и канистра с бензином ему не по карману. Да и продал бы он ее, а не тратил на нас.
— Напрасно вы так думаете. Он — безработный озлобленный тунеядец, и к тому же — я проверил — за ним уже числится поджог склада нержавеющей стали и условный срок.
— А если он не сознается? — спросила Гидренко.
— Куда ж он денется! Да и дело ему знакомое, — победно улыбнулся Цементянников. — К тому же, по оперативным сводкам, вчера он залил портвейном единственные штаны, прополоскал, но не выжал и повесил сохнуть. Ночью ветер разбил замерзшей до камня тканью стекло балконной двери, поэтому подозреваемый в холоде не спал и думал, как бы согреться.
— Зачем же невинных людей сажать? — попеняла Гидренко.
— А вы знаете, кто поджег?
— Нет. Конечно нет. Но надо подумать. Денька два. Что-нибудь прояснится.
— А в Трипуна тоже стрелял поджигатель без штанов? — спросил Валовой.
— Тут нет напрашивающейся связи, пистолет ему точно не по карману, — ответил Цементянников. — Да и какая разница!
— Но все-таки. Народ хочет знать.
— Скорее всего, в Трипуна стрелял человек случайный, просто так, пушку пробовал перед покупкой. Или человек, который очень любит Аредова и боится остаться без него. Так, что даже готов пойти на преступление. Но это моя собственная версия, не имеющая под собой никаких фактов.
— На чем же она базируется?
— Раз Трипун никому не нужен и не мешает, значит, кому-то очень нужен Аредов. Таких двое: его подростковая дочь и малолетний сын, — подозревать их несерьезно, — объяснил Цементянников. — Жаль, не истек срок следствия, а то я давно сдал бы это дело в архив.
— Разве Трипун не нужен вон той, рядом с ним? — показала Гидренко черным от сажи пальцем. — Сейчас целоваться начнут на глазах жены, бесстыдники!
— У Аредова может оказаться любовница, способная на все, — сказал Валовой. — Вдруг он — ее последний шанс в этой жизни, а дальше одинокая старость, и хоронить некому.
Цементянников пожал плечами, захрустев накрахмаленной без меры рубашкой.
— Вот так у нас и работает милиция! — сказал Безбольников. — Только деньги народные проедают.
— Да вы б за мою зарплату с постели от истощения не встали, — ответил упитанный Цементянников.
— А вы б за мою скальпель в руке не удержали, — ответил Безбольников.
Цементянников опять пожал плечами — движение это напоминало тик в зачаточной форме — и с двумя участковыми стал подниматься по лестнице.
Через несколько минут он вывел тщедушного, заросшего и опустившегося мужичонку с озлобленным ртом и в меховой кепке грузина-полярника. В руках тот сжимал недопитую бутылку коньяка. Вероятно, Цементянников перед заключением в камеру сделал ему поблажку этой бутылкой, но Валовой эту поблажку ликвидировал: отнял недопитое и сам промочил горло, в трех матерных словах объяснив происхождение коньяка у арестованного.
— Не противно допивать за алкашом? — спросила Гидренко.
— Я в юности и не с такими портвейн в подворотне пил, — ответил Валовой. — И ничего, ни одна зараза не пристала.
Когда, машина уехала, в обгоревший проем вошел Трипун. Начальница ЖЭКа улыбнулась ему, как приятелю, Трипун ответил ухмылкой, как стерве, на которую зря потратился, а Гидренко сказала подавшему на развод:
— Ты домой больше не приходи. Там теперь Безбольников жить будет. Вещи твои Петр завезет куда скажешь.
— Поздравляю, — сказал Трипун Безбольникову.
— В другой раз, — тихо сказал Безбольников, — еще успеем порадоваться.
— Завтра придет мой адвокат, — сказал Трипун.
— За твоей долей? — спросила Гидренко.
Именно.
— Пусть сразу чешет с заявлением к судье. Добром я ничего не отдам, а здесь все заколочу и опечатаю.
— У меня собственная печать есть.
— А я жэковской. Они уже акт составили, пусть теперь охраняют руины. Вдруг ты придешь и в гневе наделаешь новых убытков, не учтенных актом.
— Все равно проиграешь.
— Пока суд да дело, я твои денежки пять раз прокрутить успею.
— Откровенная! Хоть бы посторонних постеснялась.
— Зачем скрывать то, что и дураку объяснять не надо.
— Я сегодня приду домой. Ты мне еще жена штампом.
— Не заставляй ни в чем не повинных людей брать грех на душу.
— Я заберу свою кошку.
— Ищи ее под домом: Безбольникова тошнит от животных.
— Ну и твари же вы все!
— Твари, твари, — согласилась Гидренко. — Иди отсюда, ассенизатор общества, без тебя тошно.
Трипун вышел на улицу, Грань взяла его под РУКУ-
— Нашли друг друга, — откомментировал Валовой. — Завидки берут.
— Так догони и пристройся с другого бока, — посоветовала Гидренко, но как-то неуверенно.
Валовой усмехнулся и бросил пустую бутылку в угол, хотя там и без нее грязи хватало…
На автобусной остановке Трипун и Грань заметили, что уже сошел снег и горожане выгуливают на газоне черепах среди первых одуванчиков, а сердобольные травят голубей заплесневевшим до голубизны хлебом. Весна прибежала так быстро, как будто Дед Мороз напугал ее страшной рожей и побил посохом.
— Ты уверена, что он не выгонит нас взашей?
— Виктор не злопамятный. Я ему призналась, что когда-то приходила к ним в гости с парнем, но парень был не мой, а Алкин, она представляла его моим для отвода глаз. И Виктор расстроился не из-за этой подлости, а из-за того, что сам не догадался и выпивал с этим усатым подонком. Фамилия у него была смешная. Алка звала его Любимый Тошнилкин, и вполне заслуженно.
— Даже не пойму, какую фирму мы откроем и что будем делать вместе?
— Он придумает, у него голова ломится от идей. Знаешь чем он сейчас занимается? Приходит в какую-нибудь частную контору и предлагает услуги по заключению договоров с новым непроверенным партнером, если таковой появился на горизонте. Ему сообщают имеющуюся информацию о тех, с кем хотят вступить в сделку, потом он идет к потенциальному партнеру и под вымышленным предлогом о сотрудничестве выясняет обстановку в конторе. А дальше — проигрывает с нанимателем все варианты беседы и реальные условия при заключении договора. И его клиент действует наверняка.
— Он пошутил, он на такое не способен. Это его грезы, по-моему.
— Ему же нужны деньги на разъезд и нормальную жизнь. Тем более он подыскал вариант с приемлемой доплатой. Ему сейчас нужны крупные суммы. А потом он к ним привыкнет, втянется…
— Да-а, необходимость зарабатывать деньги часто объединяет врагов.
— Все люди — враги по старой дружбе. А что еще остается? Сейчас ученые и преподаватели — как русские первой волны эмиграции: ни денег, ни гражданских прав. Они получают только ту работу, на которую не претендуют хамы. Лаборант торгует лотерейными билетами, ассистент скачет челноком в Турцию за сгнившим товаром, доцент сторожит платную автостоянку, профессор развозит продукты мелким оптом на собственной автомашине, которую купил на Ленинскую премию, а академик пишет по заказу частного издательства «Всеобщую историю московских проституток: от палеолита до наших дней».
— Это верно, не выдержали элита и богема удара, побежали в прохиндеи за ошметки колбасы. Но что с Аредовым будем делать? Никак не пойму.
— Его мозги, наши руки — и дело пойдет.
— Куда? Или откуда?
— В гору. Пойми ты: все, что валялось под ногами, хамы уже растащили. Пришло время думать или грабить хамов.
— Грабить уже нечего, все вывезли.
— Аредов что-нибудь придумает.
— Ты, часом, не влюбилась в него?
— Я жить хочу по-человечески.
Подошел автобус. Трипун потоптался в луже, как перед стартом, потом сказал:
— Ты сегодня поезжай к нему одна.
— Не поняла. Мы же вчера договорились!
— Мне срочно надо съездить в банк и оставить заявление, чтобы без подписи директора ни одной копейки нельзя было снять со счета.
— Валовой и Гидренко завтра переизберут тебя двумя голосами против одного и снимут сколько захотят.
— Тогда побегу к Цементянникову, наплету что-нибудь, пусть арестуют счет хотя бы на месяц.
