Валентина Демьянова - Страсти по Веласкесу
Прочитав незнакомую фамилию, я глазам своим не поверила. Что за Мансдорфы? Кто такие? Каким образом картина, таинственно пропавшая в 1913 году из имения Батуриных в Московской губернии, вдруг через несколько лет объявилась во Владимирской губернии у Мансдорфов? За время, что занималась этой историей, я уже свыклась с мыслью, что в ней замешаны Батурины и Щербацкие, а о Мансдорфах и слыхом не слыхивала. И Бардин о них не упоминал, хотя, похоже, о картине знал немало.
При мысли о Бардине рука сама собой потянулась к телефону.
«Отличный повод позвонить. И подозрительно выглядеть это не будет», — мелькнуло в голове, но тут, на мое счастье, взгляд упал на часы. Был третий час ночи. Я отдернула руку от телефонного аппарата и тихо выругалась:
— Совсем ополоумела. Сейчас разбудила бы практически незнакомого человека среди ночи. Представляю, что бы он обо мне подумал?
Вздохнув, я постаралась отвлечься от мыслей о Бардине и сосредоточиться на обдумывании проблемы неизвестно откуда возникших Мансдорфов.
Первая моя догадка была очень скорой и поэтому совершенно неумной. Картина — краденая! В 1913 году она была выкрадена у Батуриных по заказу Мансдорфов!
«Ерунда, — подумала я. — Вспомни перечень ценностей, вывезенных из имения Мансдорфов. Там вещей хватит, чтобы по-царски обставить небольшой дворец. Зачем им было красть чужую картину, если и среди своих раритетов хватало? И потом… Мансдорфы были, несомненно, богаты и, значит, имели положение в обществе, которое ко многому обязывало… А они не скрывали свое владение картиной, выходит, имели на нее права».
Вторая догадка была несколько умнее, хотя и оригинальностью тоже не блистала и оставляла много места для раздумий. Картину Мансдорфы купили, но о том, что она краденая, не знали. Это больше походило на правду, но тут сразу же возникал закономерный вопрос: кто? Кто продал ее Мансдорфам?
Глава 7
Утром я первым делом набрала номер Бардина. Новые факты о судьбе интересующих нас обоих картины — отличный повод для обстоятельного разговора, и упускать такую чудесную возможность я не собиралась. Бардин узнал меня сразу, не пришлось даже прибегать к унизительным объяснениям.
— Виктор Петрович, у меня чудесная новость! Я, кажется, напала на след «Христа в терновом венце».
— Как вам удалось?! — задохнулся Бардин.
— В документах Национального музейного фонда. Представляете, всю ночь читала и все-таки кое-что нашла!
— Они что, находятся у вас дома? — недоверчиво уточнил он.
— Конечно, ведь я работаю с ними!
— Стоп! — сказал Бардин. — Давайте медленно и по порядку.
— Давайте, — покладисто согласилась я.
Мой звонок оборачивался не просто деловым коротким разговором, а настоящей длинной беседой. О таком везении я могла только мечтать.
— Ну, так что там с архивом?
Стараясь не упустить ни одной подробности, я начала рассказывать. Выходило длинно и не очень складно, но Бардин слушал терпеливо и недовольства не проявлял. Только когда я дошла до страсти деда Веры Геннадиевны к копированию документов, он меня перебил:
— Снимал копии с бумаг?! И хранил их у себя?!
— Именно!
— Фантастика! Вот что, Анна, такие новости по телефону выслушивать — грех. Вы можете приехать ко мне прямо сейчас? Я должен видеть ваше лицо, когда вы все это будете мне рассказывать.
Повторять свое приглашение дважды ему не пришлось. Дав согласие, я отшвырнула трубку в сторону и кинулась к шкафу с одеждой.
Дверь мне, как и в прошлый раз, открыл сам хозяин. Следуя за ним по пятам в направлении кабинета, я прислушивалась к звукам в квартире, но за закрытыми дверями царила тишина. Надежда на то, что Бардин живет один, окончательно превратилась в уверенность, когда он стал накрывать стол к чаю. По моему разумению, ни один имеющий жену мужчина не будет так ловко управляться с салфетками, чашками и ложками. И, уж конечно, он точно не будет знать, есть ли в доме варенье, и где стоят вазочки для него.
Снабдив меня всем, чем полагается, Бардин устроился напротив и попросил:
— Рассказывайте.
Мне и самой не терпелось приступить к разговору, поэтому, мерно позвякивая ложечкой о край чашки из тончайшего фарфора, я принялась излагать. Рассказывала подробно, не считая нужным что-либо утаивать, ну, а если, что вдруг пропускала, дотошный Бардин тут же начинал задавать уточняющие вопросы.
— Очень интересно, — задумчиво проговорил Бардин. — Я ведь тоже несколько лет назад пытался разыскать документы музейного фонда, но у меня ничего не получилось. Ответ был категоричный и неутешительный: все уничтожено за ненадобностью при ликвидации НМФ. А вы, Анна, молодец…
— Мне просто повезло, — пожала я плечами. — Удачное стечение обстоятельств. Даша знакома с Верой Геннадиевной, а у той дед…
— Не оправдывайтесь. В нашей стране знакомства решаю все. Мы по знакомству лечимся, устраиваемся на работу, поступаем в институты… По большому счету, все это не имеет значения. Главное, вы их нашли, и важность сделанного вами открытия невозможно переоценить.
Очень натурально смутившись и даже слегка порозовев, я с энтузиазмом пообещала:
— Если появятся еще какие-то новости, я обязательно вам расскажу.
— Буду искренне благодарен, — не стался в долгу он и одарил меня долгим проникновенным взглядом.
Мне показалось, что в этом взгляде промелькнуло нечто большее, чем простая признательность, и я слегка занервничала. Стараясь побороть некстати накатившее волнение, с невинным видом спросила:
— Виктор Петрович, в нашу прошлую встречу, рассказывая о картине, вы ссылались на некие документы. У меня сложилось впечатление, что они находятся в вашем личном архиве. Это действительно так? Я ничего не перепутала?
Теперь Бардин смотрел на меня настороженно и даже неприязненно. От его недавней задушевности не осталось и следа.
— Все верно. Я действительно владею кое-чем.
Разительная перемена, происшедшая с хозяином дома, неприятно поразила меня. Сначала я почувствовала себя неуютно, а потом разозлилась. Какого черта? Так не поступают, делиться так делиться!
— Надеюсь, вы не откажетесь показать их мне? — с нажимом спросила я, глядя ему прямо в глаза.
— Сожалею, но не могу. Это частные бумаги, и писались они без расчета на то, что их будут читать посторонние, — с каменным лицом отозвался Батурин и даже отодвинулся подальше от меня.
— Но вы же их читали! — стараясь скрыть обиду, заметила я.
— Мной на то было получено разрешение. Мне их подарили.
Ответ прозвучал почти грубо. Всем своим видом хозяин кабинета демонстрировал, что не намерен уступать. Настаивать было бесполезно и даже рискованно.
— Не будем спорить. Не хотите показывать и не надо! — миролюбиво согласилась я.
Лицо Бардина разгладилось, уголки губ изогнулись в улыбке.
— Не обижайтесь. Действительно, не могу, — развел руками он, и глаза его вновь засветились тихой нежностью. — Скажу только одно: если бы не эти документы, я никогда бы не увлекся творчеством Веласкеса.
Я торопливо закивала, всем видом показывая, что понимаю важность только что сказанного, и заискивающе пролепетала:
— А изображение картины, о которой идет речь, у вас случайно нигде не припрятано? Очень хотелось бы посмотреть, что же именно я разыскиваю.
— Ну, разве что совершенно случайно. Фотография вас устроит? — осведомился Бардин и, не дожидаясь ответа, вытащил из ящика старинного бюро плотный квадрат картона.
«Заранее приготовил», — мелькнуло у меня в голове.
— Предполагал, что вы захотите взглянуть, — улыбнулся он.
Видно было, что фотография сделана в частном доме. На затейливом, обитом пестрой тканью диване сидел, закинув ногу на ногу, подтянутый господин в темном костюме. Одна его рука лежала на колене, другая покоилась на невысокой спинке. Рядом с диваном стоял столик на гнутых ножках, на нем лампа с абажуром. За спиной мужчины на светлой стене висела картина в массивной раме. Хотя фото было черно-белым, а изображение довольно мелким, но тем не менее оно давало представление об исчезнувшем полотне. Картина была поясной. Христос изображен был вполоборота к зрителю. Хорошо была видна оливковая ветвь в его правой руке, а вот терновый венец я не разглядела.
— А это кто? — ткнула я пальцем в мужчину на фото.
— Последний владелец картины. Князь Николай Батурин собственной персоной, — с пренебрежением отозвался Бардин.
Я подняла на него глаза:
— Он вам не нравится?
— А что в нем может нравиться? — удивился Бардин. — К тому же, насколько мне известно, он был довольно неприятным человеком.
— Вот как, — пробормотала я, всматриваясь в лицо на фотографии.
На мой взгляд, князь Николай был очень даже ничего. Мужественное лицо, приятные, но не слащавые черты, открытый взгляд. Густые и очень светлые волосы зачесаны назад, открывая высокий лоб, над верхней губой аккуратная щеточка усов. Красавец, но смотреть на него приятно.
