Алина Кускова - Чисто русское преступление
Анна Аркадьевна, обрадованная кардинальным поворотом событий, вскочила, спрятала заявление на расторжение брака в сумочку, поцеловала мужа в нос, после чего указала ему на купленные ею и великовозрастными детьми на последние деньги рулоны итальянских обоев, пачки клея и побелки, кисточки, старый пылесос и уехала на дачу.
Николай Ефремович засучил рукава... сел на табурет и закурил. Ремонт он делал второй раз в жизни. До этого ему все как-то удавалось отвертеться, ссылаясь на работу. Но теперь у него, как у пенсионера, подобное алиби отсутствовало. Одна была радость, что отсутствовала и жена, он мог обойтись без ее ценных руководящих советов.
Выкурив две сигареты, хорошенько подумав над жизненной несправедливостью, обругав оптом весь женский пол, и в частности супругу Анну Аркадьевну, Николай Ефремович взялся за работу. Он размешал в приготовленном заранее тазике обойный клей, тщательно прочитав перед этим инструкцию, и взялся за побелку, решив совместить, как некогда делал великий полководец Юлий Цезарь, два занятия в одном. Сделать махом дело и гулять смело. Только после очередного перекура, кстати, и в этом была своя прелесть – курить теперь можно было где угодно, Николай Ефремович вспомнил, что жена достала белые простыни и наказала ими накрыть что-то ценное.
Самым ценным, что у него было, Николай Ефремович считал серо-буро-малиновый твидовый пиджак, в котором отходил последний десяток лет в лабораторию. Воспоминание о любимом пиджаке подвигло его на то, чтобы разоблачиться полностью и обмотаться белой простыней наподобие древнего римлянина. Для удобства он обул женины вьетнамки со стразами, у нее была еще та лапища, и смастерил себе на лысину шляпу из газеты.
Звонок в дверь раздался как раз в ту минуту, когда Юлий Цезарь Тумаков, забравшись на стремянку, лепил мокрую длинную итальянскую обоину к стене.
– Кого еще черт принес? – ворчливо поинтересовался он, плюнул на ладонь и любовно расправил обоину. Свой труд он ценил. Обоина, прилипшая лишь в середине, к глубокому удовлетворению Тумакова, все же осталась висеть на месте, когда тот пошел открывать дверь.
– Добрый день! – провозгласил Туровский и осекся.
Пожилой римлянин, представший перед ним, мало походил на частного коллекционера Николая Ефремовича Тумакова, проживающего именно по этому адресу. Благоразумно рассудив, что у всякого коллекционера свои причуды, быть может, помимо книг этот еще собирает и образы, каждый раз перевоплощаясь в исторические личности, Туровский на всякий случай поинтересовался, может ли он поговорить с Николаем Ефремовичем.
– Нет, – воинственно ответил Николай Ефремович и попытался закрыть дверь перед носом сыщика. – Поговорить нельзя, он занят!
Туровский мигом сориентировался и не дал тому закрыть дверь, просунув внутрь жилого помещения белую туфлю.
– Позвольте, Николай Ефремович, – сказал Туровский.
– Не позволю, – нервно ответил Николай Ефремович и нахмурил брови. – Извольте убрать вашу наглую конечность из моей частной собственности!
– Изволю, – кивнул сыщик, не собираясь начинать знакомство с коллекционером руганью. – Только выслушайте меня! Я собирался вам позвонить, назначить встречу, но телефон, видимо, не работает, все время занят.
– Да уж, – процедил Николай Ефремович, тоскливо вспоминая, как супруга Анна Аркадьевна маникюрными ножницами перерезала провод связи, чтобы он не тратил время на пустую болтовню с друзьями, а занимался ремонтом помещения. Как будто у нее болтовня с подругами была полной! – Не работает телефон.
– Вот видите! – обрадовался Туровский. – Мне пришлось прийти к вам без звонка.
– С кем имею дело? – прищурился бывший старший научный сотрудник, властно шлепая вьетнамкой и поправляя постоянно съезжавшую с костлявого плеча тунику-простыню.
– Частный сыщик Андрей Туровский, расследую в вашем городе ограбление краеведческого музея, – негромко сообщил тот.
– Сыщик? – заинтересовался Николай Ефремович.
Он засомневался в несправедливости судьбы. Иногда она подкидывала ему стоящие внимания сюрпризы. Алиби! Сыщик – его алиби, почему он не сделал ремонт. Еще одна довольно смелая мысль промелькнула в его голове и оставила там неизгладимый след.
– Проходите, – широким жестом Тумаков открыл дверь.
– Премного благодарен, – ответил сыщик, проходя.
Туровский поймал себя на мысли, что невольно в этом провинциальном городке начинает говорить старинным манером, хорошо, хоть не со всеми подряд людьми, некоторые сочли бы его за сумасшедшего. Но некоторые и так находились на грани безумия.
– Я все знаю. – Николай Ефремович округлил глаза, словно сраженный базедовой болезнью, и завращал ими, как показалось Туровскому, в разные стороны.
– Что вы говорите, – прошептал сыщик, оглядываясь по сторонам.
– Ее сейчас нет, она в раю! – хмыкнул Тумаков и вытянулся в струнку. Он попытался заложить правую руку за простыню, но та опять съехала.
– Примите мои искренние соболезнования!
– Да нет же. Радоваться рано. Она на дачном участке номер тринадцать в садоводческом товариществе «Садовый рай». Говорит, что сажает картошку. – Он криво усмехнулся. – Но совершенно неизвестно, чем она занимается там на самом деле! Вполне возможно, что моя жена Анна Аркадьевна Тумакова в данный момент… – Тумаков тоже перешел на зловещий шепот, – закапывает украденное «Житие» под яблоней. Сорт «симиренка». Очень хорошее дерево, сам посадил в прошлом году, в этом уже зацвело! У вас есть мобильный телефон? – Туровский кивнул. – Звоните правоохранительным органам, ее нужно срочно изолировать от общества! Лучше всего на пятнадцать, нет, на сорок суток. Нет, лучше всего на пару лет, хотя я на месте судьи припечатал бы ей «пожизненно»! Без права на развод.
– Очень интересно, – сказал Туровский, понимая, что вряд ли Николай Ефремович находится в здравом уме и трезвой памяти, раз собирается подставить собственную жену под карающий меч правосудия. – А откуда вы знаете, что украли «Житие»?
– Сударь, – хмыкнул Николай Ефремович, – об этом знает весь город!
– А что еще знает город? – заинтересовался сыщик.
Николай Ефремович вцепился Туровскому в руку и принялся рассказывать, как жителям была дорога именно эта рукопись, где отметился сам поэт Горемыкин, градоначальник Ведрищев и писарь Чумичкин. Он повел сыщика в кладовку, где показал забитые книгами полки от пола до потолка. Николай Ефремович увлекся, знакомя Туровского со своей библиотекой. Но сыщик, окинув полки цепким взглядом, сразу понял, что рукописи здесь нет.
– Воры покусились на святое! – торжественно воскликнул Тумаков.
Разумеется, Анна Аркадьевна не брала «Житие». В ту памятную ночь она не давала ему спать, тыкая острым локтем в спину всякий раз, когда Николай Ефремович начинал заливисто храпеть. Но возможностью избавиться от вредной жены хотя бы на время следствия он не мог не воспользоваться.
Однако сыщика интересовало несколько иное. Он придирчиво осмотрел корешки книг и как-то отрешенно, вслух поинтересовался, кому могла понадобиться украденная книга. Николай Ефремович решил наконец-то, что должен помочь следствию, и честно признался, что никому она и даром не нужна: ни похвастаться, ни продать, ни обменять ее нельзя. А не хвастаться перед сотоварищами раритетной книгой просто губительно для психики настоящего коллекционера. И добавил, что если не Анна Аркадьевна, то любая другая дама могла стащить «Житие» из чистой женской вредности, чтоб вписать туда свое незабвенное имя после комментария градоначальника. Что с них, баб, взять-то!
Туровский нахмурил брови и вышел из кладовки. За ним, проклиная весь женский род, вышел Тумаков, сделав отдых от ремонтных мук.
Словно коварная напарница ремонтника, единственная плохо приклеенная обоина спикировала вниз и накрыла голову сыщика Туровского. Тот от неожиданности оступился и попал кипенно-белой туфлей прямиком в таз с клеем. Не сдержавшись, нехорошо выругавшись, сыщик под довольным взглядом хозяина квартиры направился прямиком к выходу.
Так и не понявший, зачем тот к нему приходил, Николай Ефремович Тумаков решил перекурить.
А Андрею Туровскому пришлось возвращаться в гостиницу, чтобы привести в порядок пострадавшую обувь. Но он не жалел о визите к Тумакову. Тумаков, сам того не осознавая, подал сыщику замечательную идею.
У гостиницы его поджидала Светлана Ведрищева, которой не терпелось рассказать Туровскому о маньяке, напавшем на нее у дверей родного просветительского заведения.
Зося с регистрации проводила парочку ревнивым взглядом и недовольно фыркнула.
Посещать номера одиноких командированных мужчин считалось в городе верхом неприличия! То, что библиотекарша решилась на подобную выходку, означало только одно – случилось нечто неординарное, из ряда вон выходящее и невероятное. Что-то в этом роде и должно было случиться, только Зося пока об этом не знала.
