Себастьян Жапризо - Ловушка для Золушки
С ее появлением воцарилось молчание, затем все стали расходиться. Не сказав ей ни слова, Мики трагически прощалась в саду со своими гостями, умоляя всех навестить ее при более благоприятных обстоятельствах. Она была пьяна и очень возбуждена. Жанна, казавшаяся мне особенно моложавой в своем летнем платье, уже наводила порядок в комнатах.
Вернувшись из сада, Мики, с бокалом в руке, уселась в кресло, заметила, что мне незачем брать на себя роль уборщицы (я помогала Жанне), и напомнила сказанные ею однажды слова: «Если ты хоть раз послушаешься этой дылды, ты от нее никогда не отвяжешься».
Затем она сказала Жанне:
— Я тебя просила чек прислать, а не приезжать. Гони чек, переночуй здесь, если хочешь, но чтобы завтра я тебя здесь не видела.
Жанна подошла к ней, долго на нее смотрела, затем наклонилась, взяла ее на руки и понесла под душ.
Через некоторое время Жанна вышла ко мне — я сидела на краю бассейна в саду, — и, сказав, что Мики успокоилась, предложила прогуляться.
Я села в ее «Фиат», и мы отправились. В сосновой роще, между мысом Кадэ и поселком Лек, Жанна остановила машину.
— Четвертого июля твой день рождения, — сказала она. — Вы будете обедать в ресторане и малость кутнете, впоследствии это покажется вполне естественным. Именно в эту ночь все и произойдет. В каком состоянии прокладка?
— Она стала какая-то ноздреватая, как папье-маше, но ваш план никуда не годится: гайка задерживает утечку газа.
— Дура! Гайка, которой в эту ночь будет завинчена труба, не помешает утечке. У меня есть другая гайка! Точно такая же. Я ее слямзила у того же слесаря. Она с трещиной — и на изломе совершенно ржавая. Ты меня слушаешь? Пожар, следствие, экспертиза — все это проблема несложная. Газ провели в этом году. А гайка, которую найдут, — с изъяном и проржавела не сегодня. Дом застрахован на ничтожную сумму: об этом позаботилась я, недаром же я его выбрала. Даже страховая компания не станет доискиваться причины пожара. Проблема для нас — ты.
— Я?
— Проблема заключается в том, как тебе занять ее место.
— Я думала, у вас и на этот счет есть план. И другой, чем мне представляется.
— Другого нет.
— Я должна все буду сделать одна?
— Если я окажусь здесь во время пожара, то мое свидетельство при опознании поставят под сомнение. А необходимо, чтобы я первая тебя опознала. Как ты полагаешь: что подумают, если во время пожара я окажусь здесь?
— Не знаю.
— Не пройдет и двух суток, и все откроется. Если же вы будете с нею вдвоем, и если ты сделаешь все в точности так, как я говорю, не у кого не возникнет никаких вопросов.
— Мне придется ударить Мики?
— Мики будет пьяна. Кроме того, ты дашь ей лишнюю таблетку снотворного. А так как Мики потом станет тобою, и, конечно, будет сделано вскрытие, то постарайся сейчас, чтобы все кругом знали, что ты тоже принимаешь снотворное. А главное, в этот день, если вы будете на людях, ешь и пей все, что будет есть и пить она.
— И я должна буду обжечься?
…Было ли это? Прижала ли в эту минуту Жанна мою голову к своей щеке, пыталась ли меня ободрить? Когда она рассказывала мне об этой сцене, она уверяла, что оно так и было. Она говорила, что именно с этой минуты привязалась ко мне.
— Это и есть единственная проблема для нас. Если ты не станешь совсем неузнаваемой, обеим нам крышка, другого выхода нет, иначе я опознаю в тебе до.
— Я никогда не выдержу…
— Выдержишь. Клянусь тебе, если ты сделаешь то, что я говорю, это продлиться не больше пяти секунд. А когда ты очнешься, я буду возле тебя.
— Что именно во мне должно стать неузнаваемой? Откуда я знаю, что тоже не погибну?
— Руки и лицо, — ответила Жанна. — Всего пять секунд с того момента, как ты почувствуешь ожог, а затем ты будешь вне опасности.
Я выдержала. Жанна провела с нами две недели. Накануне первого июля она объявила, что должна ехать в Ниццу, якобы по делам. Я выдержала все те три дня, что провела наедине с Мики. Была с ней такая, как всегда. Выдержала все до конца.
Вечером четвертого июля машину Мики видели в Бандоле. Видели, как Мики и ее подруга До напиваются в компании случайных знакомых. В час ночи маленькая беленькая машина с Доменикой за рулем мчалась по направлению к мысу Кадэ.
И еще через час на вилле начался пожар, в той части, где находился гараж и ванная при спальне Доменики. Двадцатилетняя молодая девушка сгорела заживо в соседней спальне. На ней была пижама и на правой руке кольцо, давшее возможность опознать в ней меня. Другой девушке не удалось вытащить ее из огня. Но создалось впечатление, что она пыталась ее спасти. В нижнем этаже, куда перебросился огонь, марионетка довела до конца свою роль: зажгла скомканную ночную сорочку Мики и, схватив ее голыми руками, с воплем накрыла голову горящей рубашкой. Через пять секунд все действительно было кончено. Не будучи в состоянии добраться до бассейна, где тогда уже не играли в шары и где была вода, по которой время от времени расплывались круги от падавших в нее головешек, марионетка упала у подножья лестницы.
Я выдержала.
— В котором часу ты первый раз приехала на виллу?
— Было около двадцати двух часов, — отвечала Жанна. — Вы уже давно уехали обедать. Я сменила гайку, открыла газовый кран, но не зажгла газ. Когда ты поднялась на второй этаж, тебе осталось только бросить в ванную кусок зажженной ваты. Ты должна была его бросить после того, как дала Мики снотворное. Полагаю, ты так и сделала.
— А где ты была?
— Я поехала в Тулон, чтобы меня там видели, зашла в ресторан, сказала, что возвращаюсь из Ниццы и еду на мыс Кадэ. Когда я снова приехала на виллу, она еще не горела. Было два часа ночи. Я поняла, что ты запаздываешь. Мы рассчитывали, что в два часа все будет уже кончено. По-видимому, Мики оттягивала возвращение домой. Не знаю. Ведь по условию тебе должно было вдруг стать плохо. И в час ночи Мики должна была уже привести тебя домой. Произошла какая-то осечка: машину домой вела ты. Может, свидетели ошиблись, не знаю.
— И что ты сделала?
— Я подождала на шоссе. В два часа пятнадцать минут показались первые языки пламени. Я выждала еще. Мне не хотелось первой появляться на месте происшествия. Когда я тебя подобрала на лестнице перед домом, там стояла уже кучка людей — кто в пижаме, кто в халате. Они совсем растерялись. Затем прибыли пожарные из Лека и погасили пожар.
— А было ли нами предусмотрено, что я попытаюсь вытащить ее из спальни?
— Нет. Но мысль сама по себе неплохая. На полицейских инспекторов из Марселя это произвело сильное впечатление. А для тебя это было опасно. Думаю, что из-за этого ты и была черная с головы до ног. Из-за этого в конце концов спальня оказалась для тебя ловушкой — тебе пришлось прыгать в окно. Ночную рубашку ты должна была зажечь в нижнем этаже. Мы раз сто высчитывали, сколько шагов нужно тебе будет пройти, чтобы броситься в бассейн. Семнадцать. Кроме того, ты должна была выждать, пока сбегутся соседи, и только тогда зажечь ночную рубашку, чтобы броситься в бассейн. Когда они появятся. Ты, как видно, не дождалась. А может, в последнюю минуту испугалась, что тебя не успеют быстро вытащить из воды, и поэтому не кинулась в бассейн.
— Я ведь могла сразу же потерять сознание и тут же упасть, едва накрыв голову рубашкой.
— Не знаю. Рана на голове была у тебя очень большая и глубокая. Доктор Шавер думает, что ты спрыгнула со второго этажа.
— Я могла умереть с этой рубашкой на голове, так и не добравшись до бассейна. Знаешь, странный у тебя был план!
— Да нет же! Мы с тобой сожгли на пробу четыре таких рубашки. Это никогда не отнимало больше семи секунд — и при полном отсутствии ветра. Тебе нужно было пройти семнадцать шагов, чтобы очутиться в бассейне. За пять, пусть даже за семь секунд, ты не могла умереть! Эта рана на голове не была предусмотрена. Как и ожоги на теле.
— А разве я могла поступить иначе, не так, как было предусмотрено? Почему бы я вдруг тебя ослушалась?
— Я излагаю события, как я их понимаю, — сказала Жанна. — Может быть ты меня не слушалась беспрекословно. Все было гораздо сложнее. У тебя был страх перед тем, что тебе предстояло сделать, страх перед последствиями, страх передо мной. Я думаю, ты в последний момент захотела что-то сделать по-своему. Ее нашли у дверей спальни, а она должна была оказаться либо на своей кровати, либо тут же у кровати. Я допускаю даже, что в какую-то минуту тебе и в самом деле захотелось ее спасти. Не знаю.
В этом месяце — а наступил уже октябрь — мне десять, а то и пятнадцать ночей кряду снился все тот же сон: я изо всех сил тороплюсь куда-то, пытаюсь вынести некую девушку с длинными волосами из огня, вытащить ее, тонущую, из воды, спасти ее от огромной, никем не управляемой машины, которая вот-вот ее раздавит.. Но тщетно. Я просыпалась в холодном поту, ясно сознавая свою безмерную трусость. У меня достало подлости и трусости, чтобы дать несчастной девушке веронал, а потом сжечь ее заживо; но моя безмерная трусость мешает мне перестать себе лгать, что я пыталась ее спасти. Моя амнезия — бегство от правды. Если ко мне не возвращается память, то потому, что я, бедная крошка, ни за что на свете не соглашаюсь нести бремя воспоминаний.
