Черепанов - Все эти приговорённые
Я смоталась оттуда при первой же возможности, можете мне поверить. Закончила школу бизнеса, а на следующий день у меня уже была работа и собственная квартира. Ну, не совсем квартира. Скорее две меблированные комнаты, и ванная, которой я пользовалась совместно с ещё тремя девицами, которые по утрам торчали там часами, буквально часами, и я каждое утро просто из себя выходила.
Но зато я вырвалась на волю из убогого домишки на той улице, на которой я выросла, и я уж точно не собиралась туда возвращаться, после того, как поменяла имя на Мэйвис. Мэри Горт я оставила на той улице, где ей было самое место. Я сказала им - если они хотят меня видеть, им придётся приходить ко мне. Я не собиралась туда возвращаться, и единственный, кто пришёл ко мне больше двух раз - это моя мама, и она приходила регулярно, до самой своей смерти.
На работе я вкалывала до седьмого пота, потому что не могла позволить себе потерять её. В рабочее время я ещё как-то обуздывала свои фантазии и мечтания, зато уж потом отрывалась по полной программе. Какое-то время я тратила все свои деньги на восточный антураж для одной их своих комнат. Я купила кимоно с драконом. Курилось благовоние, а я сидела по-турецки и читала сборник китайской поэзии до тех пор, пока, у меня не затекали ноги. В конце концов я с этим покончила. Не помню почему. Хотя нет, помню. Из-за Романа. В моих мыслях он начинается с большой буквы "Р". Я думала, что всё это так замечательно, а потом пришла эта смешная маленькая женщина, которая как меня только ни обзывала, и сказала мне, чтобы я оставила её мужа в покое. Когда я увидела его в следующий раз, он уже был совершенно другим человеком. До этого он был великолепен, а тут вдруг внезапно стал просто потешным мужичонкой. Всё оказалось пшиком. Такое случается, когда слишком много мечтаешь. Как говорила Уилма, ты не видишь вещи такими, какие они есть на самом деле.
Как бы там ни было, он был единственным мужчиной в моей жизни до моего замужества, потому что никто, будучи в здравом рассудке, не стал бы принимать в расчёт того соседского парня по имени Бичер, и тот день, когда не было дома его домашних. Это было лишь то, чем постоянно занимаются дети.
Я втюрилась в Пола по уши. Все девчонки за ним бегали, а достался он мне. Мы в женской комнате говорили о том, до чего он похож на Рандольфа Скотта,. Сейчас мне это кажется смешным. Всего пару недель назад какая-то женщина снова мне это сказала. Я почти об этом забыла. Мне так не кажется. Он похож на Пола Докерти, и только. Никто, будучи в здравом рассудке, не скажет, что он похож на кого-то ещё.
После того, как я вышла замуж и мы вернулись в Нью-Йорк, я, наверное, считала себя счастливой. Уилма говорила, что это я только так считала, а доказательство тому - то, что я продолжала мечтать о всяких глупостях. Она говорила, что, будь я по-настоящему счастлива, я была бы настолько удовлетворена тем, что я есть, что не стала бы воображать себя кем-то ещё. Так или иначе, он посмеивался надо мной. Больше уже не посмеивается. К примеру, мы гуляли где-нибудь, и я воображала, что мы богатые американцы с Юга, сбежали в Нью-Йорк от революции, а потом я говорила что-нибудь с акцентом, а он смеялся надо мной. Иногда он пытался играть в мои игры, но обязательно всё портил. Это потому что ему всё время нужно оставаться важной шишкой.
Когда он нашёл себе работу получше, я думала, что это означает лишь жить чуть получше и откладывать немного больше, потому что он всегда откладывал. Но потом Уилма стала ко мне благоволить. Поначалу мне с трудом в это верилось. Что она во мне нашла? Такая-то женщина. Но, предоставленная самой себе, не знавшая, чем себя занять, поскольку Пол целый день работал, я стала часто с ней видеться. Она разговаривала со мной. Я никогда не забуду некоторых вещей, которые она мне говорила.
- Вряд ли Пол хочет, чтобы ты самовыразилась, Мэйвис. Он, похоже, придерживается викторианских представлений о женщинах. Ты - яркая натура, и в твоей власти выразить себя и не удовлетворяться ролью сателлита при твоём муже, тем, что весь твой мир вращается вокруг него.
Это звучало очень разумно. Он держал меня взаперти. Вот я и начала самовыражаться. И мы постепенно стали приближаться к достойному уровню жизни.
- Эта твоя фигура - убийственное оружие, Мэйвис. Тебе нужно использовать её в этом качестве. Тебе нужно демонстрировать её должным образом, хорошенько за ней ухаживать, пользоваться ею как оружием, и наступательным и оборонительным.
И благодаря этому стало легче добиваться от Пола, чтобы он покупал те чудесные вещи, которые мне хотелось заполучить. Это была куда лучшая игра, чем разные там выдумки.
- Я надеюсь, ты не будешь против, дорогая, если я как следует поработаю над тобой. Я хочу подправить твой выговор и модуляции твоего голоса. А также твою походку, манеру садиться и вставать из кресла. А ещё я собираюсь познакомить тебя с первоклассными косметологами.
Я не возражала. Это не уязвляло меня. Девушка должна себя совершенствовать, а я была вроде как слепа к самой себе. Я тут же увидела, что меня можно во многом усовершенствовать.
- Мэйвис, дорогая, многие твои представления ужасно провинциальны. В тебе есть задатки чего-то большого, нежели недалёкая, скучная домохозяйка. Твой инстинкт не подвёл тебя в том, что касается детей. Они, конечно же, стали бы последней ловушкой. Но у тебя всё ещё остаётся отношение к супружеской неверности в духе мыльной оперы. Дорогая, это не трагедия. Это развлечение. Конечно, некоторые люди, вроде этого бедняжки Рэнди, слишком уж болезненно на это реагируют. Мне хотелось бы, чтобы проявила более континентальный подход. Господи, ведь к этому времени брак твой наверняка уже отцвёл. Любовник придал бы тебе уверенности в себе. Заставил бы тебя ощутить себя более живой.
Я вроде как соглашалась с ней, но это немножко пугало меня. Казалось, что это настолько всё усложнит. А потом, всё это делается как-то по-тихому, а я так часто виделась с Уилмой - всякий раз, когда могла, всякий раз, когда она не была занята - что, казалось, у меня просто нет времени на то, чтобы всё это устроить. Было достаточно мужчин, которым я нравилась, но я о них придерживалась не слишком высокого мнения. Я решила, что не смогу отнестись к этому с таким же холодным равнодушием, как она. Возможно, в этом мы немножечко различались. Это просто должно было случиться, и когда это случится, я собиралась позволить этому случиться, потому что, как она говорила, кому хочется быть провинциальной и недалёкой?
Пол делался мрачным, устраивал мне громкие сцены из-за того, что мы ходили к ней в гости. Он - просто серость. Ему не нравятся все эти интересные люди - писатели, поэты, музыканты и люди, которые обитают в реальном, живом мире, а не сидят взаперти, в унылой конторе в Джерси. Он даже никогда не мог заинтересоваться чем-нибудь, что не имело непосредственного отношения к нему. К примеру, когда эти люди приносили к ней на вечеринки все эти барабаны, те, по которым вы бьёте ладонями, и мы танцевали. Он вёл себя так, как будто это что-то отвратительное. Как говорит Уилма - у него менталитет типичного ротарианца.
Ну что же, в конце концов это случилось, и случилось совсем не так, как я себе это представляла. Это было ужасно и ни на что не похоже. Она по телефону сказала мне, что будет дома. Я поехала к ней на квартиру, поднялась наверх, и Гил открыл дверь и сказал мне, что она уехала до конца дня. Сказал, после того, как я зашла внутрь. Прежде он мне не нравился. Разве что, когда я несколько раз с ним танцевала, он всегда смотрел на меня так, как будто я какая-то грязная. Но, сдаётся мне, он на всех так смотрит. Уилма говорит, он известный художник. Он полез ко мне целоваться, и, наверное, я, не подумав, повела себя по-провинциальному. Потом он остановился, и я получила время на то, чтобы вспомнить, о чём толковала мне Уилма, и тогда я сказала, что Уилме бы это не понравилось, а он мне: если я считаю, что Уилме бы это не понравилось, или что ей есть до этого хоть какое-то дело, то я не слишком хорошо знаю Уилму. Он отвёл меня в спальню, и я снова стала провинциальной, и он показал мне, что я ему наскучила. Я не могла представить, чтобы Уилма нагоняла на кого-то скуку. Так что я снова попыталась стать континентальной, и тогда это случилось. Правда, это не походило на любовь. На то, как люди любят друг друга. Это походило на то, как ведут себя люди, когда злятся друг на друга.
Я говорила себе, что я приобретаю какой-то светский опыт. Он ужасно сильный. Он сделал мне больно. Потом я оделась, а он зевнул и сказал мне, чтобы я шла домой - он собирается вздремнуть. И закрыл глаза. Я стояла и смотрела на него, а потом пошла домой. На следующее утро Уилма предложила мне зайти. Я должна была рассказать ей об этом. Она втирала себе в лицо какой-то новый крем. Она просто втирала и втирала его, и едва заметно улыбалась. Я сказала ей, что очень сожалею.
Она сказала мне, чтобы я не волновалась на этот счёт, потому что Гилман Хайес - что-то вроде тех игрушек, которые вы заводите и ставите на ковёр. Она просто идёт - и всё. Она сказала, что он побежит за любой юбкой и употребила довольно крепкие словечки, говоря о нём. Сказала, что устала от него, и всё равно собиралась от него избавиться. Стёрла крем с лица и сказала мне, что тут и прощать нечего. А в доказательство встала и поцеловала меня. Поцеловала как-то странно. Так что я залилась краской и почувствовала себя дурочкой. Потом она меня выпроводила.
