Черепанов - Все эти приговорённые
- Это тебе решать, - сказал я ей.
- Мужественный Рэнди. Даже глазом не моргнул. Свяжись по для меня по телефону с Мэйвис, дорогой.
- Ты это серьёзно ... насчёт того, чтобы и со мной тоже распрощаться?
- Ну вот, ты всё испортил, тем, что разволновался. Ты уж побудь хорошим мальчиком в этот уик-энд. А там посмотрим. Позови Мэйвис к телефону, и, пока я буду разговаривать, можешь уезжать - на сегодня ты свободен. Скоро явится Гил. Бедняжка, его просто с души воротит, когда он тебя здесь застаёт. По-моему, ты ему совсем не нравишься.
Мы с Ноэль приехали в пятницу, болтая с едва уловимой натянутостью людей, которые познакомились в поезде. Она была мила, элегантна, но для меня это было всё равно что смотреть на фотографию девушки, которую я когда-то знал. Я смотрел на неё совершенно отстранённо. Весь окружающий мир был пресным, невыразительным и приземлённым. Единственным ярким явлением в этом мире, единственной реальностью, было требовательное тело с ярлыком "Уилма", в котором предстояло найти очередной момент забытья, великой ослеплённости, которая перевесит все сожаления.
Я рассчитал время так, чтобы мы приехали пораньше. Гилман Хайес прикатил вместе с Уилмой, в её машине. Они уже были там к нашему приезду. Уилма сказала мне, какая комната нам отведена, с тем чтобы я занёс туда наши вещи. Я уверен - она сказала Хосе, что я ничего из себя не представляю, так что помогать мне не нужно. Он даже смешивает и подаёт мне напитки с почти ощутимой неохотой. Это - типичный пример её штучек.
После приезда Стива Уинсана я понял, по тому, как он всё время поглядывал на меня, что он хочет со мной переговорить. Я догадывался, о чём. Когда он улучил момент, чтобы попросить меня об этом, я согласился. Он был достаточно глуп, чтобы обращаться со мной с презрением. Я держался с ним твёрдо, всё это время надеясь на то, что Уилма ничем не намекнула ему об опасности. А потом у него хватило проницательности, чтобы впрямую указать на то, что Уилма представляет для меня личную угрозу. После туманных угроз. Он - прожжённый и опасный человек, вполне способный применить любое доступное ему оружие. Вот только мне не приходило на ум, какое оружие ему доступно. Уилма сказала, что избавляется от него. А она не из тех, кто меняет свои решения.
Мэйвис как обычно была утомляла своими бурными проявлениями чувств. Джуди Джона была почти самой собой, но я чувствовал в ней усталость. Пол Докерти казался довольно неуместным в нашей маленькой компании. Когда-то, наверное, и со мной было то же самое. Гилман Хайес превзошёл самого по части хамства, оскорбляя тех, кого он не игнорировал. В воздухе чувствовалась немалая напряжённость. Уик-энд не сулил ничего хорошего. У меня это вызывало нервозность. Я старался не забывать о том, что сказал мне доктор. Не суетитесь, не нервничайте. Попытайтесь по возможности расслабиться. Но мой доктор никогда не проводил уик-энд с Уилмой Феррис. Она создаёт напряжение. Она подпитывается им. Она намеренно создаёт недоразумения, взаимное непонимание.
Уоллас Дорн преподносил себя с со своей обычной помпой. Ноэль сидела так, как будто сознательно исключила себя из компании. Уилма всегда до приторности любезна с ней. Мы ели, пили, и они играли в разные игры. Я бродил вокруг и пил слишком много. Мэйвис танцевала с Гилманом Хайесом. Это было не слишком приятное зрелище.
Я обрадовался, когда вечер завершился. Ноэль рано углеглась спать. Она спала в своей постели, когда я пошёл в нашу комнату. Я разделся и лёг в темноте, с таким чувством, как будто мои нервы выскочили через кожу, и колеблются в ночи, улавливая все эмоции, перемещавшиеся по большому дому. Я разложил их попарно. Наверное, Стив нашёл дорогу к комнате Джуди. Пол и Мэйвис вместе, как им и положено. А Гилман - с Уилмой. Все эти слепые телодвижения во тьме, пока я лежу обескровленный. Шуршание и поцелуи, пока я лежу мёртвый. И есть только это. Они морочат вам голову всякими звучными словами, разводят целую философию. Человеческая судьба. А потом ты узнаешь, что вся судьба заключена в функции. Быть рождённым, выращенным и умереть. И из этих трёх, есть только одно, над чем ты властен. Функция мужчины. И, в случае с нами, бессодержательная функция. Бесплодное ощущение, ничего не создающее. Судьба и функция в тёмном доме, в ночи с оголёнными нервами, в то время как моя жена, к которой я давно уже не притрагивался, лежит, погружённая в свои серебряные мечтания, погружённая в точные и безукоризненные образы своего вязкого мозга, неиспользованное тело, спокойное и недвижное, а кровь циркулирует по ней, и молекулы кислорода разносятся по тесным коридорам. Это был секрет, который я мог ей поведать. Не осталось ничего, кроме функции, суженая моя. Ничего, кроме этого. И никаких больше громких слов. Никакой гордости и никакого стыда. Никакой чести и никакого бесчестия. Ничего, кроме тела и его потребностей, и забвения, обретаемого в удовлетворении его потребностей; я лежу здесь мёртвый, и знаю, что я мёртв. А ведь, приложив столь малые усилия, я мог бы захватить Уилму с собой. В ад. Почему я это сказал? Если есть только функция, то нет никакого ада. Никакого искушения, никакого порока. Лишь условность, которую мы создаём для себя, чтобы сделать жизнь более или менее сносной. Потому что нам нужны эти вымыслы. Столкнись мы когда-нибудь с абсолютной бессмысленностью, мы бы умерли. Как умирал я, понемножку, столь разными способами, в течение такого длительного времени, что ничего уже не осталось.
А потом, к собственному изумлению, я перевернулся, прижался глазами к подушке и заплакал, беззвучно, с беспомощностью больного ребёнка. Это изумило меня, потому что я не думал, что осталось хотя бы это.
Я заснул с мыслью о том, как выглядела бы мёртвая Уилма.
К тому времени, когда я проснулся, Ноэль уже встала и ушла. Большинство из них позавтракало и спустилось к воде. Я спал долго, но никакого отдохновения это не принесло. Для меня это уже не ново. Сон, такой тяжёлый, что я просыпался в том же самом положении. Сон без снов. Маленькая смерть. Но он не приносил мне никакого отдохновения. И я задаюсь вопросом что это означает. Доктор сказал, что это может быть связано с моим физическим состоянием. Я думаю, что это составляющая желания смерти. Есть и другие симптомы.
В дни былого счастья Ноэль говорила мне, что я делаю культ из порядка. Это было правдой. Жёлтые карандаши, выстроенные в ряд и остро отточенные. Похожие на солдат столбцы цифр с неизбежно подводимым итогом. Серо-голубые папки и маленькие цветные наклейки. Апрельский отчёт. Таблица курсов акций. Скобки и кремовая лоснящаяся папка, и ежедневник, в котором каждый день препарирован скальпелем часов. В моём мире царил порядок. Вплоть до того, что носки лежали определённым образом, а в туфли были вложены колодки, вплоть до чистого черепа, чистого бритья и момента опорожнения по утрам. Я содержал себя в чистоте, и я твёрдо ступал при ходьбе, и разговаривал с точной последовательностью алгоритма, с внушающими доверие модуляциями. Я был чистым, и жена моя была чистой, и жизнь моя была чистой, и я с закрытыми глазами дотянуться рукой в любую часть своей жизни и отыскать то, что мне нужно, и я мог заглянуть сквозь все мои призмы в чистое будущее и видел предначертанное продолжение выбранного пути.
Теперь я вообще не знаю, где что находится. Даже всякие мелочи, имеющие отношение к бизнесу. Я швыряю бумаги в выдвижной ящик. Иногда я их сначала комкаю. Я ношу слишком длинные рубашки. Я часто чувствую запахи своего собственного тела. Походка у меня не та, что прежде.
Это странно, потому что в той, другой жизни, я осознавал, что есть мужчины, которые стали одержимы женщиной, живым телом конкретной женщины. Я думал о таких мужчинах, что они ближе к животным, что они более примитивны в своей пылкости и неистовстве. Я был человеком с трезвым рассудком. Люди не отпускали скабрёзных шуточек в моём присутствии. Была во мне какая-то строгость. И достоинство.
Теперь я одержим, и теперь я знаю, что именно тот тип мужчины, к которому я принадлежу, наиболее часто подвержен этим тепловым катастрофам. Мужчина, который, кажется, каким-то образом перескочил через детство, родившись серьёзным мальчиком, который первый в постижении наук, и ни в чём другом, который исправляет письменные работы, склонен к проповедничеству, который подумывал о сане священника, который становится бухгалтером, кассиром в банке, учителем или актуарием. Такая холодность подсознательно стремится к теплу. Дух стремится к телу. Лёд ищет пламя.
Теперь я забываюсь тяжёлым сном, тяготею к беспорядку и требую жестокости. В унижении я ищу всё более глубокой пропасти, всё более сгущающегося мрака. Желания смерти. Потому что конечная функция пламени сжигать без остатка. Я вижу себя со стороны и то, что происходит, и мне наплевать. Я ничто иное, как функция. И через функцию я ищу смерти.
День выдался тёплый. Они купались. Я долго буксировал водные лыжи за моторной лодкой. Я следил за счётом и судил, когда они играли в крокет. Они напились. Пол - хуже всех. Когда им не нравилось принятое решение, они игнорировали мои слова. Уилма переоделась для игры в пляжный костюм из хлопчатобумажной ткани. Я наблюдал за её телом, когда она ходила, когда она наклонялась и ударяла по мячу, когда она поворачивалась от талии, чтобы посмотреть за чьей-нибудь игрой. Один раз, когда я встал слишком близко, она размахнулась молотком назад и ударила меня сбоку по колену, деревом по кости. Это было больно. Она многословно извинялась. Все знали, что она сделала это нарочно. Они молчали. Я чувствовал их презрение, и оно обдавало с головы до ног, и мне это нравилось. Потом они забыли. Через некоторое время боль прошла. Я снова встал близко, но она посмотрела понимающе, и больше не ударила меня. Потому что знала, что я хотел этого от нее.
