Марина Серова - Преступление в двух сериях
— Да, а когда Шолонскому позвонили, кто снял трубку?
— Секретарша, — ответил Кармишин. И, не дожидаясь следующего вопроса, добавил: — Она сказала, что голос вроде бы принадлежал женщине. Но точно не знает.
— Вроде бы? — машинально придралась я к словам, наверное, годы работы в прокуратуре сказались. — То есть она не уверена?
— У нас в последнее время отвратительная связь на линии, — пояснил Кармишин. — Даже знакомый голос узнать бывает достаточно трудно. А Марина, секретарь, говорит, что голос был как бы приглушен, может быть, даже сознательно. Поэтому в том, что звонила женщина, она не уверена.
Людмила? Может быть, это она совершила убийство? Похитила чертежи, дабы продать их кому-либо, например, конкурентам. А потом… Или она работала в паре с Михаилом Яковлевичем? Хм, снова на моем горизонте замаячила «сладкая парочка». Никуда от них не деться. С этими двоими придется пообщаться, проверить их алиби и, если такового нет, — заняться ими вплотную.
Ладно, Гурьянова я еще могу понять — он был должен Глебу Денисовичу достаточно крупную сумму денег и, чтобы избавиться от утомительной роли должника, мог грохнуть кредитора. Ну а Масловой-то эта смерть зачем? Или есть какие-то вещи, которых я пока не знаю? Может быть, столкновение Масловой с Шолонским? Где-то в прошлом… Интересная история получается, господа!
Распростившись с Кармишиным и попросив его звонить мне, если что, я отправилась к Масловой — очень мне захотелось побеседовать с этой очаровательной дамой.
Глава 7
Людмила открыла мне дверь практически сразу и тут же наехала на меня:
— Вы ведь детектив? Ну что вам всем надо? — визгливым фальцетом возмущалась Маслова. — Ко мне уже приходили из милиции. Устроили тут форменный допрос. Я не пойму, какое отношение я-то к Шолонскому имею! И к его несчастным документам!
— Я бы хотела задать вам несколько вопросов, это не займет много времени, — максимально вежливо выразилась я, еле заметно прищурившись. Честно говоря, я могла бы и не тревожить Маслову, а пообщаться с Кирьяновым. Но мне хотелось потрепать этой дамочке нервы — может быть, если ей есть что скрывать, мне удастся заставить ее совершить ошибку. — Надеюсь, вы согласитесь помочь мне.
— Ну хорошо, спрашивайте, — Маслова в выразительной позе прислонилась к косяку, и ее ярко-желтая мини-юбка неприлично задралась. — Что с вами поделаешь? Вы же по поводу убийства Глеба Денисовича? — проявила догадливость она.
Я кивнула и спросила:
— Где вы находились с двух до половины четвертого сегодняшнего дня?
— Дома сидела, — словно отмахиваясь от назойливой мухи, небрежно пробурчала Людмила. Белая челка упала ей на глаза, и Маслова сдула непокорную прядь, состроив уморительную гримасу.
— Может ли кто-нибудь это подтвердить? — осведомилась я. Людмила недоуменно вскинула брови, округлила глаза. И я пояснила: — Может быть, к вам в этот период времени кто-либо заходил? Или вам звонили?
— Нет, никто мне не звонил, никто не приходил, — категорически заявила Людмила. И обиженно пробурчала: — Меня что, подозревают?
Я поспешила разуверить госпожу Маслову и покинула ее квартиру, поблагодарив за потраченное время. Людмила напоследок окинула меня удивленно-злым взглядом, и я в который раз убедилась в привлекательности своих натурально-светлых шелковистых прядей. И обрадовалась — мне удалось немного «завести» Людмилу Владимировну.
Я прошлась по соседям Масловой. Соседи не имели понятия, покидала ли свою квартиру Людмила Владимировна. Но это же не показатель! В нашем несовершенном мире каждый занимается собой, любимым, и не интересуется окружающими. Преступным элементам это только на руку.
Конечно, если бы Людмила решилась на убийство — она могла бы и алиби подготовить. С другой стороны, преступление могло оказаться спонтанным. Например, Маслова решила стрясти с Шолонского деньги за возвращение чертежей, он разозлился и пообещал обратиться в милицию. И тут у Людмилы не выдержали нервы, ей не захотелось часть жизни провести за решеткой, в условиях, совершенно отличающихся от суеты кафе и офисов фирм. Она достала пистолет и выстрелила в красавчика Шолонского. Только откуда у нее мог оказаться пистолет?
Впрочем, оружие сейчас приобрести не просто, а очень просто. Даже не нужно знать, через кого. Ствол с несколькими крестами, то есть такой, из которого убили нескольких человек и который таким образом засветился в милиции, можно купить за смехотворную сумму. Но с этим я разберусь позднее — пока нужно навестить еще одного подозреваемого — господина Гурьянова, главного бухгалтера фирмы «Луч». У этого-то точно был повод для убийства — деньги, которые Михаил Яковлевич задолжал своему шефу.
И, заведя машину, отправилась к нему. Я, конечно, не надеялась, что главбух сразу же сознается в убийстве, падет на пол и прижмется повинной головой к собственным тапочкам. Мне хотелось всего-навсего узнать, было ли у Михаила Яковлевича алиби и насколько оно достоверно. В конце концов, человек, который должен быть на работе в середине дня, вдруг появляется в собственной квартире — одно это волей-неволей наталкивает на подозрения. Не говоря уж о деньгах, которые Гурьянов был должен Шолонскому. А заодно мне хотелось подпортить ему настроение — ну что поделаешь, вот такая я стерва.
Я поднялась до квартиры главного бухгалтера фирмы «Луч» и позвонила. За дверью послышались шаги, лязгнули замки. Гурьянов с пониманием и явным узнаванием в бесцветных глазах посмотрел на меня.
— Я должна задать вам несколько вопросов по поводу убийства вашего руководителя, Глеба Денисовича Шолонского, — кровожадно улыбнулась я.
— Ко мне уже приходили сотрудники милиции, — решительно выпалил Гурьянов, норовя захлопнуть дверь перед моим носом.
Проигнорировав его далеко не изысканный жест, я дежурно произнесла:
— Михаил Яковлевич, мне очень жаль, что приходится отрывать вас от дел, но нам необходимо прояснить еще несколько вопросов.
Слова мои падали с уверенностью, а подтекст четко и ясно говорил: если Гурьянов откажется говорить со мной здесь, ему придется беседовать в отделении. В глазах бухгалтера отразились колебания — то ли послать меня куда подальше, то ли побеседовать. Гурьянов помялся, почесал заметную щетину на впалой щеке, потом нехотя согласился:
— Ну заходите, я отвечу на ваши вопросы.
«Вот спасибо», — ехидно подумала я, во второй раз за сегодняшний день входя в коробочку-прихожую и разуваясь. Гурьянов наблюдал за моими действиями со смешанным чувством досады и ехидства, не пытаясь проявить вежливость и помочь мне снять куртку. Ну и ладно, без него обойдусь. Повесив куртку на рожки, прибитые к стене, я прошла на кухню вслед за хозяином квартиры. Сквозь приоткрытую дверь в комнату я увидела спасительную кровать, под которой скрывалась не так давно. Стол Гурьянова до сих пор манил меня неразгаданными и неразведанными тайнами. Все же надо будет выкроить время и продолжить прерванный обыск. Мало ли какие еще бумаги могут храниться в его столе…
Михаил Яковлевич уселся на пошатнувшийся под ним табурет, бесстрашно смахнув собственными джинсами толстый слой пыли. А я, прежде чем приземлиться, машинально провела по сиденью ладонью, которая тут же украсилась пушисто-серым налетом. «Ну да ладно, мои джинсы и не такое выдержат», подумала я и уселась поудобнее. Потом закурила, не спрашивая во второй раз разрешения хозяина, проникновенно посмотрела в глаза бухгалтера и спросила:
— Где вы были сегодня с двух до половины четвертого?
— Я находился в собственной квартире, — с небрежной невозмутимостью ответил Гурьянов, но глаза его странно забегали — взгляд метнулся к потолку, пробежал по пятнам, украшавшим штукатурку, с интересом скользнул по строю немытой посуды, и только потом Михаил Яковлевич взглянул на меня.
— Почему не на работе? — полюбопытствовала я, еле заметно вскинув брови.
— Я закончил работу раньше, чем предполагал, — снисходительно ответил Гурьянов, окинув меня уничтожающим взглядом, словно поражался моей недалекости. — И дел больше не предвиделось.
— Значит, вы были дома? А может ли это кто-либо подтвердить? — Я не могла избавиться от ехидства, сквозившего в вопросе. Странно, при общении с бухгалтером Гурьяновым я автоматически выбирала ироничный тон. Впрочем, он тоже.
— Прошу прощения, но если бы я знал о предстоящем допросе, — отвратительно-ядовитая улыбочка появилась на физиономии Михаила Яковлевича, а его хищный нос заострился, как у Бабки Яги из детских сказок, — я бы обязательно пригласил к себе кучу знакомых. Мне очень жаль, что не могу подтвердить свое алиби.
— А как вы относились к Глебу Денисовичу?
— Абсолютно нормально, он — превосходный руководитель… был. Мне очень жаль, что его убили.
