Наталья Борохова - Адвокат – невидимка
– Конечно, нас интересует полный вариант! – воскликнула Дубровская.
– Но для этого вам потребуется не менее десяти часов, – предупредил следователь. – Вы уверены, что не найдете лучшего применения своему драгоценному времени? Напоминаю, что запись уже просмотрели специалисты и не обнаружили ничего, достойного внимания.
– Пусть будет так! Ведь ваши специалисты могли что-то пропустить. Достаточно отвлечься на мгновение, и преступник будет упущен, – убежденно заявила Дубровская.
– Я возьму эту задачу на себя, – сказал Лещинский. – У меня, как уже заметили, целый вагон времени и потратить его с пользой – большая удача.
– Ну, что же! Вам будет чем заняться, – кивнул головой Карасев. – Только предупреждаю, ваши усилия ни к чему не приведут. Все, что мы хотели знать, уже получено. Скоро подоспеют выводы отдельных экспертиз, и следствие можно будет заканчивать.
– Не спешите, мой друг, – небрежно бросил Лещинский. – Моя песенка еще не спета.
– Я не сомневаюсь, вы ее споете в суде, только тогда она будет называться лебединой, – скривил губы следователь. – На сегодня у меня все.
Дубровская заскочила в суд, когда рассмотрение дела по иску гражданина Вихляева было в самом разгаре. Тараскин, представитель истца, вел допрос свидетелей и время от времени поглядывал на последний ряд, где сидела его наставница. Конечно, Елизавета выполняла не только свой общественный долг, но также имела к своему подопечному личный интерес. Вернее, ей очень хотелось обсудить с ним события сегодняшнего дня и услышать хоть что-нибудь ободряющее. К сожалению, супруг Елизаветы в последнее время относился к ее любимой работе так, как ревнивые мужья обычно относятся к сопернику…
Дело наконец закончилось, и немногочисленная публика потянулась к выходу, делясь впечатлениями от процесса.
– Ну, как? – самодовольно спросил Тараскин, должно быть, ожидая похвалы. Но Дубровской, чьи дела шли наперекосяк, было невмоготу раздавать комплименты. Елизавета напустила на себя глубокомысленный вид. Если бы у нее были очки, она непременно поправила бы их на переносице. Но любимый предмет всех учителей и репетиторов у нее заменяла тетрадка. Лиза сверилась с записями и снисходительно произнесла:
– В целом неплохо. Но тебе нужно работать над речью.
– Разве? – удивился Тараскин. – А что я такого сказал?
– Вот только несколько выдержек из твоего судебного допроса. Итак, «сколько лет вашему десятилетнему сыну?» Ну, как?
– Неужели я такое мог ляпнуть? – поразился Тараскин.
– Идем дальше. «Как далеко друг от друга были машины в момент столкновения?» Столкновения, понимаешь!
– Ошибочка вышла. Надеюсь, это все?
Елизавета недобро улыбнулась.
– Под занавес я пущу твой маленький диалог со свидетелем. «Она сказала, что у нее трое детей?» – «Верно». – «Сколько среди них мальчиков?» – «Ни одного». – «А девочек?»
– По-моему, вы придираетесь, Елизавета Германовна, – надул губы Тараскин. – Вам кто-то испортил настроение, и вы теперь спешите поделиться отрицательными эмоциями со мной.
Дубровская вяло кивнула.
– Так и есть, Тараскин. Извини, хотя за тебя я ничего не придумала. Тебе действительно надо работать над речью. Но все не так страшно, понимаешь? Я когда-то просила вызвать для допроса свидетеля Калашникова, поскольку думала, что автомат принадлежит ему. Публика в зале просто рыдала от смеха.
Тараскин даже не улыбнулся.
– Но что случилось? – Ему странно было видеть обычно энергичную и языкастую Елизавету вялой и безынициативной. – Дайте, я отгадаю… Вы рассказали Лещинскому о провале его очередной идеи, и он страшно обозлился. Я прав?
Елизавета вздохнула.
– Ты знаешь, я даже не обмолвилась ни словом о нашей поездке. Я просто не решилась.
– Но почему, ради всего святого?
– Сегодня нам показали кадры видеонаблюдения, и последние надежды на его скорое освобождение рухнули. В особняк никто не заходил, а это значит, что версия о ночном злоумышленнике, пробравшемся в спальню Лещинского, сломалась, как карточный домик. Если после этого я предъявила бы ему фотоматериалы с дачи Лежнева, он просто сошел бы с ума!
– По-моему, вы его недооцениваете, – покачал головой Тараскин. – Лещинский выпутывался из самых безнадежных дел. Всегда.
– Одно дело защищать других, совсем другое – себя, – с горечью проговорила Елизавета. – Он – шоумен, он – актер, ловко играющий десятки ролей. Но теперь, когда ему нужно сыграть одну, самую ответственную роль, она оказывается ему не под силу.
– Не думаете же вы, что Лещинский и в самом деле виновен?
– Не думала ни минуты, – решительно заявила Лиза.
– Тогда к черту сомнения! Вы должны сражаться до последнего.
– Разумеется, – грустно улыбнулась Дубровская. – Тем более что выбора у меня все равно нет.
Глава 12
Участие в съемке рекламных роликов занимало все свободное время Клары. В особняке Мерцаловых она появлялась лишь набегами. Бедняжка так уставала за день, что даже ночевала на съемочной площадке. Во всяком случае, так звучала версия из ее уст. Дубровская удивлялась тому, что реклама вареников под названием «Украинские» может отнимать столько же сил, сколько требуется для репетиции главной женской роли в каком-нибудь масштабном кинопроекте типа «Тихого Дона». Но Клара сняла пока только первый ролик под рабочим названием «Вареники с творогом». На очереди были вареники с капустой, картофелем, грибами, вишней. Понятно, что фотомодель была задействована на все лето. В таких условиях все заботы о маленькой дочери Клары легли на плечи любящих родственников.
Ольга Сергеевна, раскусив, что девочка не сможет составить компанию для игры в покер или бридж, ничего не смыслит в сериалах и отказывается читать стихи гостям, охладела к процессу воспитания. Андрей был немало раздосадован, когда понял, что все попытки приобщить юное создание к активному отдыху оказались безрезультатными. Девочка отвергла по очереди все игры, которые он когда-то любил в детстве: прятки, салки, уголки. Ее не заинтересовали даже традиционные классики или резиночка. Мерцалов всерьез подумывал о том, что не создан для воспитания подрастающего поколения, и роль будущего отца ему казалась провальной.
Только Дубровская сохраняла спокойствие. Ее вполне устраивало то, что рыжая гостья не достает ее детскими вопросами и не требует водить в кино и парк. Каждый вечер, когда она устраивалась за своим столом, заваленным бумагами и кодексами, девочка тихонько пробиралась в комнату и, усевшись в уголке, что-то читала. Проходили часы, а тишину в комнате нарушал лишь шелест страниц да тихое сопение Дуси.
В тот вечер все шло по заведенному порядку. Девочка опять читала. Дубровская терзала Интернет, пытаясь найти ответ на вопрос, можно ли обмануть камеру видеонаблюдения. Она узнала массу ненужной информации о цифровых и аналоговых камерах, о встроенных детекторах активности, но разрешение вопроса о том, как преступник смог незамеченным проникнуть в дом, оставалось тайной за семью печатями. Производители утверждали, что систему видеонаблюдения обмануть невозможно! Решив, что у рекламодателей правды все равно не добьешься, Елизавета посетила форумы и узнала много интересного. Она могла рассказать Лещинскому о том, как стянуть из супермаркета понравившуюся вещь и надуть тем самым систему охраны на выходе. Она нашла даже совет, как сделать так, чтобы вместо лица человека на пленке запечатлелось только светящееся пятно и возможность опознания была бы сведена к нулю. Но креативные люди не знали ответа на вопрос: как превратиться в невидимку. Совет мог дать разве что писатель-фантаст, но Елизавета подозревала, что вряд ли он окажется ей полезен.
В общем, когда в комнату на цыпочках вошла Ольга Сергеевна, все были заняты делом. Должно быть, любимая подруга Мерцаловой свалилась с температурой или же показ очередного сериала перенесли на позднее время, если ей вдруг захотелось пообщаться с домашними.
– Ах, какая прелесть! – всплеснула она руками, увидев идиллическую картинку. – Что ты читаешь, дитя?
«Дитя» оторвало глаза от книжки и уставилось на сюсюкающую тетку с выражением искреннего недоумения.
– Тихие семейные вечера, что может быть лучше? – соловьем заливалась Ольга Сергеевна. – Вы знаете, когда-то было принято семейное чтение вслух. Мы можем возродить эту традицию и для начала взять какой-нибудь легкий роман вроде…
Легким движением руки она забрала книжку из рук Дуси, несколько секунд изучала непонятные иллюстрации, потом в полном недоумении уставилась на обложку. Из ее уст вырвался вопль ужаса.
– Боже, что это?!
Дубровская начала лихорадочно соображать, не затесалась ли в ее юридическую литературу книжка «для взрослых», но мадам Мерцалова тыкала пальцем в красочную картинку, где была изображена отделенная от тела человеческая голова, и истошно кричала.
