Ирвин Уоллес - Семь минут
— Давай. Только покороче.
Следующие пять минут Сэнфорд дрожащим голосом читал Барретту статьи из газет. Закончив, он сказал:
— Ну вот, теперь ты все знаешь. Не понимаю, почему история получила такую огласку. Может, потому, что парень — сын Фрэнка Гриффита, все-таки большая шишка.
— Нет, — возразил Барретт. — Простое совпадение. Изнасилование последовало сразу за арестом твоего Фремонта, который продавал якобы непристойную книгу. Оба эти события по отдельности не сенсация, но, соединенные вместе, они становятся настоящей бомбой. Похоже, они опровергают хорошо известные слова Джеймса Дж. Уолкера.
— Что ты имеешь в виду?
— Джимми Уолкер вроде бы сказал: «Я никогда не встречал девушку, которая забеременела бы от книги». По-моему, это означает: «Я никогда не встречал девушку, которой книга причинила какой-то вред».
— Да, я слышал это.
— Теперь, судя по всему, мы имеем дело с ситуацией, которая опровергает эту мысль. Пресса объединила два этих события. Очень хитрый ход. Причина: книга заставила парня изнасиловать девушку; следствие: книга погубила девушку. Вот что беспрецедентно!
— Меня только волнует, как все это отразится на нас! — возбужденно закричал Филипп Сэнфорд. — Что теперь будет с Беном Фремонтом, арест которого ты собирался замять? Ты виделся с окружным прокурором?
— Да, но лучше задавай вопросы по порядку, — спокойно ответил Барретт, обдумывая положение. — Сначала надо выяснить, как это событие повлияет на арест Бена Фремонта и на твою книгу. Очевидно, пресса пытается свести два этих дела в одно. Очевидно, что вкупе они составят сенсацию. Верно, это сенсация, но в строго юридическом смысле преступления не имеют между собой ничего общего. Забудь прессу, и давай рассуждать строго в рамках закона. Бен Фремонт был арестован за распространение непристойной книги. Это одно. Джерри Гриффит арестован за изнасилование девушки и нанесение ей телесных повреждений… Это другое. По закону читательские вкусы Джерри не имеют никакого отношения к обвинениям против Бена Фремонта. То, что Гриффит читал «Семь минут», не может быть веским основанием для признания книги непристойной. Что касается закона, Фремонт обвиняется только в нарушении статьи триста одиннадцать Уголовного кодекса.
— Однако теперь против нас не только закон, но и общественное мнение, — возразил Филипп Сэнфорд. — Как насчет общественного мнения?
Барретт знал, что это трудный вопрос, предвидел и ждал его. Но сейчас было слишком рано давать ответ. Возможно, он сумеет ответить позже, может быть, даже сегодня, но только не сейчас.
— Не будем переправляться через реку раньше, чем подойдем к мосту, — сказал он. — Сейчас давай ограничимся законом. Теперь твой второй вопрос. Встречался ли я с прокурором Элмо Дунканом и разговаривал ли с ним о деле Фремонта? Да, Фил. Он держался по-приятельски и выразил готовность помочь. Дункан согласился, что вся эта возня с цензурой и арест — ерунда, и ясно дал понять, что заинтересован в долгом и дорогостоящем процессе не больше нашего. Он хотел узнать наши условия, и я рассказал ему, что мы предлагаем. Дункан счел нашу просьбу приемлемой. Бен Фремонт должен признать себя виновным, потом прокурор сделает так, чтобы Бена оштрафовали и дали условный срок. Твою книгу запретят продавать в Оуквуде, который не имеет статуса города в округе Лос-Анджелес, но в других частях округа ты сможешь ее продавать.
— Так вы договорились?
— Не совсем. Поэтому я и не стал звонить тебе вчера. Я хотел покончить со всем сразу. Все было оговорено. Когда я уходил, окружной прокурор попросил дать ему время, чтобы как следует обсудить мое предложение со своими сотрудниками, так сказать, из вежливости. Он попросил меня позвонить сегодня, и наше соглашение станет официальным. Таково положение дел.
— Таким оно было… вчера. Сегодня — совсем другой день.
— Фил, я еще раз повторяю, что с точки зрения закона ничего со вчерашнего дня не изменилось. Дункан, конечно, не глупее меня. Он знает, что обвинение в изнасиловании не имеет ничего общего с нарушением Фремонтом триста одиннадцатой статьи. Прокурор позаботится, чтобы Фремонт получил по заслугам. И я не сомневаюсь, что он выполнит наше вчерашнее соглашение. Я уверен в этом.
В трубке послышался шорох — облегченный вздох Сэнфорда.
— Спасибо, Майк. Сейчас мне намного легче… Но остается еще одно. Моя секретарша сунула мне под нос бумажку. В наш отдел сбыта названивают книготорговцы со всей страны и хотят узнать, что мы намерены делать. Мне очень хочется ответить им, чтобы они не беспокоились, что мы без труда освободим Фремонта и что они могут продавать «Семь минут». Чем скорее мы сможем сказать это, тем будет лучше. Ты сумеешь закрыть это дело сегодня?
— Постараюсь, — ответил Барретт. — Я должен позвонить окружному прокурору. Но сейчас мне кажется, что лучше лично заехать к нему на несколько минут. Я тоже заинтересован в том, чтобы побыстрее освободиться от твоего дела. Я тебе вчера сказал, что ушел от Тэйера и Тёрнера и что передо мной открываются прекрасные перспективы. Я говорю о должности вице-президента «Осборн энтерпрайсиз».
— Здорово, Майкл! Поздравляю!
— Спасибо. Сегодня я должен дать окончательный ответ, но в условия сделки входит немедленное вступление в должность, поэтому я, как и ты, хочу как можно быстрее избавиться от этого цензурного дела. И я надеюсь закрыть его сегодня. Позвоню тебе позже, как только все улажу.
С тех пор как Мэгги Рассел приехала жить к Гриффитам в Калифорнию, ей казалось, что Земля перестала вращаться и жизнь остановилась. Дни сменялись так незримо и быстро, были так похожи один на другой, что месяцы пролетали совсем незаметно. Хотя, по ее мнению, это была ненастоящая жизнь, а просто форма тихого существования, но на нынешнем этапе она устраивала Мэгги. В юности она потеряла отца и лишилась корней в Миннесоте, потом осталась без матери и лишилась корней в Огайо. Мэгги переехала к родственникам в Алабаму и попыталась устроиться на службу, чтобы зарабатывать себе на жизнь и продолжать учебу. После этих суматошных лет ей нравилось вести рутинную и размеренную жизнь, в которой дни скользили однообразной чередой, в которой можно было без тревог и забот спать по ночам и просыпаться наутро.
Это спокойствие только усугубляет потрясение, думала Мэгги, тихо сидя у окна в гостиной дома Гриффитов и наблюдая за напряженной суетой, которая царила здесь последние сутки.
Неожиданное и внезапное нарушение мерного хода этой жизни изрядно потрясло и Мэгги. Нельзя сказать, что очень уж легко привыкнуть к новым людям, пусть даже родственникам, особенно таким знаменитым и требовательным, как дядя Фрэнк (хотя тетя Этель и кузен Джерри были образцами доброты и мягкости, и их Мэгги искренне любила). Такая жизнь казалась ей уютным коконом, где один яркий день неминуемо сменяется другим, столь же ярким. Но прошлым вечером этот мир перевернулся с ног на голову и теперь вращался с бешеной скоростью, не подчиняясь никаким законам.
Вчера в этот час в гостиной царили тишина и покой, а сегодня она напоминала маленький сумасшедший дом, полный тревог и опасностей.
Или он всегда потенциально был таким, подумала Мэгги, а она просто не желала ничего видеть и слышать, поскольку жаждала недостижимого совершенства?
Кроме нее в гостиной было пять человек, которые непрерывно разговаривали. У лестницы, рядом с домашним лифтом, смонтированным для тети Этель несколько лет назад, когда она совсем перестала ходить, стояло пустое кресло-каталка. Мэгги была рада, что оно пустовало, что доктор напичкал тетю успокоительным и уложил в постель. Хватит тете вчерашней ночи в обществе полицейских и окружного прокурора! Мэгги сама была очень расстроена, увидев Джерри в окружении этих людей, такого жалкого и напуганного обвинением, предъявленным ему спустя четверть часа после возвращения домой…
Мэгги Рассел внимательно оглядела тех, кто был в гостиной.
Двоих она не знала, хотя их имена часто мелькали в газетах, да и дядя их упоминал. Ее представили обоим, но она впервые видела этих людей в доме Фрэнка Гриффита. Знакомым было только имя Лютера Йеркса. Он произвел на нее большое впечатление своей диковинной наружностью, одеждой и прошлым. Мэгги Рассел сразу заметила, что дядя Фрэнк, обычно такой властный и не терпящий возражений, сейчас выказывал всяческое почтение этому супермагнату. Ей захотелось узнать почему. Может быть, потому, что Йеркс был одним из самых крупных клиентов Фрэнка Гриффита? Или потому, что такой богатый и влиятельный человек решил помочь деловому партнеру в трудную минуту?
Лютер Йеркс не произвел на Мэгги впечатления филантропа, но каких-то десять минут назад она слышала, как он сказал, что сделает все возможное для сына Фрэнка Гриффита, сделает все для осуждения настоящего преступника, а именно — грязной книги.
