Елена Юрская - Чисто семейное убийство
— Давайте назад платежку, — сказала она, стараясь не смотреть на потную и красную физиономию Кривенцова.
— Я же сказал, что это не имеет значения. Теперь я принципиально заплачу! Мы увидимся сегодня или я могу вам позвонить? Какой номер? — Гена просто выпрыгивал из штанов.
Его личные интересы уже в который раз совпадали с интересами развивающейся фирмы. Им с Мишей нужен был человек, профессионал на все руки — секретарь, референт, бухгалтер, экономист, подай-принеси, контролер. И где его взять? И как обаять, если обороты пока не очень? Геннадий Петрович давно бросал задумчивые, тревожные взгляды на Валентину, таких богатых в любых смыслах, взрослых и воинственных дам в его послужном списке еще не было. Он как мальчик замирал при виде ее обширного бюста, при звуке ее командного, густого, но очень сексуального голоса, при вялом покачивании начесанной башни на голове. Эта башня напоминала Гене нелюбимую учительницу по физике, те времена, когда он еще был большим дураком. Уже целый месяц Валентина Сидоровна была женщиной его мечты. Так что притворяться остро влюбленным Кривенцову не было никакой надобности.
— Тогда сегодня? — Геннадий Петрович уже умел брать быка за рога. — В котором часу мне за вами заехать?
— Я кончаю в восемнадцать.
— Раз в сутки это все-таки мало. — Гена позволил себе пошлость, которая, по его мнению, сближала.
Когда все случилось, ни Гена, ни Валентина Сидоровна не могли поверить своему счастью. Несмотря на несоответствие внешних размеров, внутренние, в том числе и духовные параметры совпадали до самой последней детали. Оглаживая полное, гладкое, достойное полотна Рубенса бедро Валентины Сидоровны, Гена с задумчивой улыбкой произнес:
— Вы женщина моей мечты.
Валентина Сидоровна зарделась и застеснялась. Пошлость, безнравственность и служебно-половые несовместимости проходили через ее душу в разных упаковках. Она спокойно и достойно отличала фальшивые купюры от настоящих, она не искала вечной любви и была жестокой реалисткой. Встреча с Кривенцовым не изменила ее сущности, но оставила в ней глубокий ровный след, который с той самой благословенной минуты соития стал оберегаться как след снежного человека. Пусть его и не было в действительности, пусть это только минутное помутнение разума, но «женщина мечты» было сказано так возмутительно искренне, что у налогового инспектора просто не хватило здорового цинизма посчитать эту встречу случайным развлечением.
— Я ни на что не претендую, — сказала она, усердно взбивая перьевую подушку — предмет особой гордости любой девицы на выданье.
— А я ничего и не могу предложить, — огорчился Гена и собрал тело Валентины Сидоровны в охапку. Честный, спокойно решила она и перестала сопротивляться прихватившему истосковавшееся сердце вихрю желаний. Через неделю Валентина Сидоровна работала на Гену и Мишу «девочкой за все». Через месяц она пережила крупное разочарование, связанное с новым чувством, посетившим Геннадия Петровича. Чувство было направленно на новую ведущую областного телевидения, главным достоинством которой было раскатистое «р» и просвистывающее «с». По всему выходило, что еще до Гены ведущая упала на душу какому-то богатому дяде. Шансы Кривенцова были бы невелики, но Валентина Сидоровна, собрав в кулак волю, любовь и мужество, предпочла держать ситуацию под контролем и жить жизнью своей любви. Формулировка получалась некачественной, но Валентине было не до словесных изысканий. То есть и до них тоже — но не для себя. Она нашла хорошего логопеда и предложила Гене вариант. И он сработал, уже через два месяца ведущая надоела Кривенцову и телезрителям, зато она полностью справилась с посвистыванием и стала подумывать о смене профессии. Гена снова припал к мощной груди Валентины Сидоровны. Воссоединение было и сладостным и горьким.
— Я не могу любить долго, — признался Гена.
— А себя? — уныло спросила Валя, понимая, что из этих цепей ей выход только на тот свет.
— И себя не жалею. Баб-то вон сколько. Иногда здоровья уже не хватает, все лезу, лезу. — Гена чуть не смахнул слезу и вместо нее получил увесистый подзатыльник.
— Не сметь обсуждать при мне! — четко и раздельно выговорила Валентина Сидоровна, стараясь не заплакать.
— Слушаюсь, — обрадовался Гена и принялся доказывать, что она на свете всех милее.
Ужасно огорченная и абсолютно разочарованная, она поняла вдруг, что не может на него сердиться и не хочет ничего, кроме него самого. От любви в горле начинались спазмы, казалось, долгое ожидание сгустилось и вот-вот вырвется наружу то ли удавкой, то ли цепью, то ли клеймом через всю уже не девичью грудь. Она стала закатывать истерики, уходить с работы и заводить романы. Она осталась жить возле. Подле, как говорили раньше. Уже через год она была представлена Людочке.
— Наш секретарь-бухгалтер. Наша жена — директор водокачки.
Они пожали друг другу руки и даже хотели обняться, объединенные общей судьбой. Людочка к Валентине Сидоровне не ревновала. Во всяком случае, рядом с Валечкой Геночка всегда был присмотрен, здоров и накормлен. Деловые качества секретарши-бухгалтера потрясли не только Мишу, но и устои их фирмы. Оказалось, налоговый кодекс был на самом деле хитроумным мышиным лабиринтом, в котором Валентина, несмотря на свою комплекцию, пробиралась виртуозно. ООО «Герострат» уже который год работало исключительно себе в убыток, но на благо государства, интересы которого свято соблюдались. Казалось, что в каждом новом налоговом законе была обязательно приписка «для мальчиков Миши и Гены». Конечно, там были приписки и для других мальчиков, иначе откуда бы при нашей-то нищете все эти бутики и «мерседесы», но что нам другие…
Однако романтическая жизнь Валентины Сидоровны — ветерана Гениной постели — продолжалась так долго из-за Феди. Она, Валечка, оказалась единственной женщиной, которая даже бровью не повела на красавца братца. Впрочем, он не очень-то и старался. Но магнетизм не действовал до такой степени, что Федя нервничал и просил убрать Цербера. Она видела его насквозь: фальшив, лицемерен, приятен во всех отношениях. Гена, к слову, был точно таким же, только честным, и это решало все. Валентина Сидоровна на бережно украденные с фирмы средства купила себе хорошенький домик на улице Демьяна Бедного. Там жили все, кто раньше был ничем. Символическое единение названия улицы с ее краснокаменной финско-югославской застройкой вызывало в народе законную зависть. Там часто случались поджоги, перестрелки, тривиальное битье окон. Но Валентину Сидоровну Бог миловал. В случае чего она свободно могла бы пересидеть год-другой в подвале, который был оборудован на случай вхождения Кривенцова в нелады с законом гор, равнин и нового правительства. К домику на Бедного Людочка немножко взревновала. На нее ведь там рассчитано не было.
— Она любит тебя как старая лесбиянка!
— Да, странно, — удивился Гена, пытаясь уклониться от выполнения супружеской обязанности: раньше ссылка на игры с Валечкой всегда сходила ему за оправдание.
— Да! Как старая лесбиянка своего ребенка.
Голос Людочки не предвещал ничего хорошего, Гена поразмыслил и согласился.
— Лесбиянка, так лесбиянка. Как скажешь, — выдохнул он, поворачиваясь на бочок.
— Тогда пусть перепишет на тебя свое имущество, — прошептала Людочка, занося небольшой, но активный кулачок над его ухом.
— А ты ее убьешь? — удивился тогда Гена.
— Да ты сам ее в могилу сведешь. Плевать!
Дальше были слезы и ничего такого интересного.
Но мысль об имуществе Кривениову понравилась. На правах хозяина он мог бы даже при жизни владелицы организовать там любовное гнездышко. Ах, как это было бы романтично. Прудок с ежемесячным всплытием трупа, лесок, где жарили шашлыки и охотились на диких кошек, заросли кустарника, оборудованные под летние домики бомжей. Но партнер Миша строго-настрого заказал Гене такие гнусные игры.
Кто бы его послушал…
Геннадий Петрович прислонился ухом к телефону и набрал номер Валентины. В трубке ныли длинные скучающие гудки. Часы натикали десять и нагло побежали дальше. В приемной было пусто, холодно и одиноко. Как ни странно, но за эти восемь лет Гена привык к Валентине даже больше, чем к собственной жене. Получалось даже, что без Людочки он мог, а без Валечки… Нет, надо срочно звонить сексопатологу.
Последняя прочитанная Геной книга была как раз о психологии оговорок и случайных мыслей. Если все, что там написано (а Гена привык верить печатному слову), правда, то надо покупать «вирго», «кремлевскую таблетку» и на крайний выход — механический эректор. Черт с ним, лишь бы не опозориться.
— Гена, где она, я тебя спрашиваю? Где? Мне уже ехать пора! Что говорить, надо же посоветоваться. — Миша был вне себя: щеки стали красными, а зеленые глаза замутились болотной тиной. — Ты вообще понимаешь, что происходит? И чем это может для нас кончиться?
