Александр Кулешов - Заколдованный круг
Так порой человека, стоящего на краю пропасти, странно охватывает мучительное желание броситься вниз. Желание проходит, но еще долго он ощущает в теле легкую дрожь…
Дон быстро наклонился к трубке и глубоко затянулся. Он никогда не курил, не умел затягиваться и поэтому сразу же поперхнулся, закашлялся. Смущенный, стыдясь своего дурацкого поступка, он повернулся к Риву, но, как ни странно, тот, казалось, ничего не заметил.
Дон решительно отбросил трубку и поднялся.
— Пошли! — сказал он.
— Ты иди, — прошептал Риз, — иди, я останусь. Мне надо подробней присмотреться. Я все разузнаю, а потом начнем действовать.
— Чего тут узнавать? — удивился Дон. — Все и так ясно. Надо ее вырвать отсюда. И все. Забирай сейчас, послушай меня.
— Нет, Дон, мы должны понять, что ее привязывает. Надо попробовать самим, тогда легче будет ее отговорить. Пойми.
Они говорили так, словно Эруэль не было рядом, словно они были одни. Да она и не обращала на них внимание, лежала отвернувшись, потягивая свою трубочку.
— Ты не хочешь, — убеждал Рив, — так я попробую. Чего ты боишься, неужели нам это чем-нибудь грозит? Вот затянемся сейчас и прямо упадем замертво? Брось! Давай, давай, Дон.
Дон колебался. Действительно, рисковать нечем. Интересно все же. И потом, Рив прав: чтоб знать, что испытывает Эруэль, от чего ее спасать, надо прежде всего знать это самим. Он задумчиво смотрел на брошенную им трубку, не замечая, каким нетерпеливым взглядом следит за ним Рив.
— Нет, — сказал наконец Дон, — не буду. Хочешь, пробуй. Я подожду.
— Иди, Дон, иди, я провожу Эруэль, а завтра буду у тебя. Мы окончательно все продумаем.
— Может, все же лучше подождать, — неуверенно предложил Дон, — мало ли что здесь может быть. Нападут еще…
— Не бойся, не нападут, иди, я завтра приду. — Рив говорил теперь тусклым, скучным голосом.
И вдруг Дону сразу стало как-то очень тоскливо. Весь этот красный, приглушенный свет, вскрики, хрипы, тяжкий, дурманящий аромат, эта молодая и уже такая старая Эруэль нагоняли на него страх, чувство безнадежности. Ему захотелось бежать отсюда, скорее бежать к свежему, морскому ветерку улицы, к огням, к теплу своей комнаты, к отцу и матери, обеспокоенным, наверное, его поздним отсутствием. И вообще, зачем он здесь? Что за дурацкая история с каким-то фантастическим романом Рива, вечно попадающего в самые невероятные положения?
Не говоря ни слова, он быстрым шагом направился к выходу, даже не замечая, что двери, словно движимые электронным механизмом, сами мгновенно отворяются перед ним.
Но когда он вышел на улицу, его начали мучить угрызения совести. Бросил друга, оставил в беде. Не помог вызволить Эруэль. В конце концов, какое ему дело, что она некрасивая, старая? Это не его девушка, а Рива. Рив ее любит, так что ему Дон за судья? Какое он имеет право лезть в чужие мысли и чувства? Его попросили помочь, пришли как к другу, а он сбежал, оставил Рива одного…
Он даже вернулся, посмотрел на номер дома и название переулка. Мало ли — не придет завтра Рив, Дон пойдет его разыскивать. Тут же мелькнула мысль: не лучший ли способ спасти Эруэль — просто сообщить в полицию про эту курильню? Ее прихлопнут, и Эруэль просто некуда будет ходить. Хорошая мысль. Но стоит, пожалуй, посоветоваться с Тер. Она умная, надежная да и судьбу Рива принимает близко к сердцу. А хранить тайны умеет как никто (кстати, получше его, Дона). Это идея. Надо завтра же ей все рассказать.
Дон вернулся домой очень поздно, но родители не спали, ждали сына.
Отец в старых брезентовых брюках сидел у электрического камина, который сам когда-то соорудил, и курил. Мать вязала, примостившись возле.
Дон медленно снял пальто, вымыл руки, лицо. Зашел на кухню и, достав в холодильнике большую бутылку молока, выпил ее всю, прямо из горлышка. Он почувствовал себя лучше. Холодная вода в умывальнике, холодное молоко словно очистили его от душных, тяжких запахов курильни.
Когда он спустился, родители, накрыв стол, уже сидели на кухне.
Они не задавали вопросов. Молча ждали.
Некоторое время Дон ел, не говоря ни слова, оттягивал момент. Наконец сказал:
— Тут такое дело, отец, сам черт ногу сломит.
— С Ривом?
— С Ривом…
И Дон начал рассказывать. От родителей у него не было тайн. Закончив рассказ, он вопросительно уставился на отца:
— Как быть?
— Не знаю, что и сказать тебе, — отец покачал головой, — чудная какая-то история. Уж больно все ненастоящее. Вроде театра…
— Почему ненастоящее? Я сам там был.
— Нет, сынок, я не о том. Не знаю, как объяснить: будто спектакль разыгрывают. Не верю я в это дело.
— Во что не веришь, отец? Риву, что ли, или этой Эруэль? Думаешь, не любит она его? Обманывает?
— Не знаю, сынок. Бог с ней. Тебя бы не обманули.
— Зачем же ей меня обманывать?
— Да не ей…
Дон посмотрел на отца.
— А кому?
— Не знаю…
— Что-то ты сегодня ничего не знаешь, отец, — с раздражением заметил Дон.
Но это было раздражение не против отца, а против себя. Он чувствовал долю правды в словах отца, то, что он сам нащупывал, но не мог назвать.
— Это верно, сынок. Что верно, то верно. Не знаю. Не могу совет дать.
— Бросил бы ты все это, — вступила мать.
— Как бросить? Рив все же друг, — неуверенно отозвался Дон.
Мать вздохнула.
— Вот что, отец, я хочу с Тер посоветоваться. Она умная. Лучше меня разберется.
— Что ж, посоветуйся, авось что подскажет. Да, не думал я, что с Ривом такое случится…
— О господи, — вставила мать, — сколько горя на свете, сколько горя…
— Горя много, мать, — отец положил ей руку на плечо, — так ведь и людей немало. Если б все взялись с этим горем воевать, может, и справились бы. А то, видишь, сами люди себе горя прибавляют.
— Ладно, отец, пойду-ка спать. — Дон поднялся. — Утро вечера мудренее. Завтра и Рив обещал прийти, может, чего нового расскажет. Покойной ночи…
Дон поднялся к себе, не спеша разделся, раскрыл окно, сразу ощутив холодный ночной воздух, ворвавшийся в комнату, и лег в постель.
Обычно он засыпал, едва успев коснуться подушки. Но сейчас сон не приходил. Это было непривычно, и он ощущал непонятное беспокойство. Он повернулся на бок, на другой, снова на спину. Сон не приходил. В голове теснились мысли.
Да, странная история. Но, с другой стороны, как мог он поступить иначе? Как мог отказать другу в помощи? Помощь в трудную минуту — это, наверное, самое ценное, что люди могут дать друг другу. Он вспомнил, как однажды Артур, рискуя жизнью, вытащил буквально из-под машины маленького мальчика, погнавшегося за мячом, и ушел не назвавшись, а потом спустил с лестницы разыскавшего его репортера. Сам Артур репортера не интересовал, но мальчонка оказался сыном какой-то важной шишки, собравшегося вручить спасителю чуть не десять тысяч долларов. Артур обругал шишку потому, что тот оказался «не тех» политических взглядов. «Бросьте, — говорил он, — разве он хочет отблагодарить? Просто пользуется случаем для дополнительной рекламы».
Да, конечно, одно дело пожертвовать ради другого жизнью, а иное — одолжить пару монет. Но и возможности у людей разные.
И Дон вспомнил слухи, ходившие об отце Рога, владельце банков.
Говорили, что в давние времена на востоке страны, в местах жарких и пустынных, нашли нефть. Получилось так, что крупные компании не успели наложить на те места свою лапу, и участки раскупили сравнительно мелкие старатели черного золота.
Оборудование у них было примитивное, денег едва хватало на сооружение вышки, так что было не до жилья, одеял и питания. В самые жаркие дни люди теряли сознание. С водой было плохо: немногие колодцы высыхали, снабжение нарушалось.
И вот отец Рога обратил все имевшиеся у него в то время деньги в… цистерны. В самые обыкновенные автоцистерны. И гонял их за тридевять земель от реки.
Цистерны прибывали, разъезжались по участкам, снабжая изнемогавших от зноя и жажды людей свежей водой. Не даром, конечно. За деньги, да еще за какие! Но ведь перевозка вызывала расходы. На этой нехитрой операции отец Рога заработал такие деньги, что сумел перекупить несколько самых богатых нефтеносных участков. А потом и остальные. Потому что владельцам этих участков не везло: то вспыхивал пожар, то портилось оборудование, то еще что-нибудь в этом роде. И наступил день, когда отец Рога стал единоличным хозяином всей нефтеносной земли.
Правда, запасы оказались не столь уж богаты, через несколько лет исчерпались, но деньги все же принесли огромные. С них-то и началась банковская карьера отца Рога, ныне крупнейшего миллионера.
Наверное, это был единственный случай в истории науки, когда человек сумел превратить воду в нефть…
А ведь с чего все началось? С помощи. Один человек помогал другим утолить жажду. Бывает и такая помощь.
