Джайлс Блант - Сорок имен скорби
Она отвергла их неуклюжие попытки помочь ей и покатила «пациента» на тележке в соседнее помещение, где стоял наготове аппарат с огромной стальной дугой. Управлял им неряшливого вида человек в рубашке с короткими рукавами и синих джинсах, четко обрисовывавших его ягодицы всякий раз, как он наклонялся.
— Этот куль… ему обмотали им голову, да? Так и было, когда вы его нашли?
— Это чехол от диванной подушки, доктор. Не знаю, зачем убийца обмотал ему голову. Вряд ли от раскаяния. Брезгливым я бы его тоже не назвал.
— Вызовем сюда кого-нибудь из химиков, пока мы здесь ничего не нарушили. Начни с торса, Брайан.
Она подошла к висящему на стене телефону и что-то тихо сказала в трубку. Интонации были дружеские, но голос звучал твердо. Человек на том конце провода крайне занят или крайне глуп, если не выполнит ее распоряжение.
— Разве вы не вынете его из пластикового мешка? — спросила Делорм.
Доктор Гэнт покачала головой:
— Мы делаем им рентгенографию не раздевая. Так мы не пропустим пуль или обломков лезвия, они ведь могли застрять где-то в одежде. — Она кивнула в сторону стола. — Брюки спущены к лодыжкам: возможно, перед убийством имели место сексуальные действия.
Оператор сделал последние приготовления и закрыл дверь. Затем он включил рубильник, и комнату наполнило слабое комариное жужжание. На флуоресцирующем экране появились кости ступней. Пучок рентгеновских лучей продвигался вверх по телу, но доктор Гэнт хранила молчание, пока перед ними не возникло изображение грудной клетки.
— Ясно видна серьезная травма: сломаны седьмое, пятое и третье ребра. Пока никаких чужеродных предметов.
— Вот темное пятно. — Делорм указала на тусклый кружок на экране. — Это не пуля?
— Возможно, медальон или нательный крест.
Изображение изменилось: начали появляться кости руки.
— Осматриваем конечности, — коротко пояснила доктор Гэнт. Она показала на длинную белую линию, разломанную надвое, как шоссе после землетрясения. — На левой руке раны, нанесенные нападавшим; сломаны локтевая кость и запястье. На правой руке схожее повреждение локтевой кости… Ключица вырвана.
Голова все еще была скрыта чехлом, пропитанным кровью, но на экране рентгеновского аппарата уже появилась раздробленная сфера — череп.
— Ну что ж, — негромко произнесла доктор Гэнт. — Видны множественные повреждения. — Она сказала в микрофон: — В середине какая-то белая линия, Брайан. Нельзя сделать порезче?
— Картинка отличная, доктор. Это что-то там, внутри.
Доктор Гэнт придвинулась к экрану:
— Нож для колки льда. Или скорее лезвие отвертки. Видимо, ее воткнули в верхнюю часть черепа, а ручка потом отвалилась.
Некоторые лицевые кости были сломаны. Доктор Гэнт сделала по этому поводу лаконичное заключение, предположив, что все эти повреждения были нанесены молотком.
Установку выключили, и жужжание затихло, оставив в комнате лишь призрачный отголосок.
Комнату заполнила грусть. Они смотрели на маленькое существо, которое, пока было живым, безуспешно пыталось отвести чудовищные, гибельные удары. А потом пришла смерть. Может быть, шестнадцатилетний Тодд Карри был диким, распущенным и ленивым парнем, но такой смерти он не заслуживал.
К ним присоединился Влатко Сетевич из химического отдела.
— Полицейские Великой белой северной пустыни, — провозгласил он. — У вас все трупы замороженные?
Сетевич отмотал кусок белой бумаги от большой катушки в конце стола. Они осторожно подняли тело, с которого так пока и не были сняты покровы, и положили его на белый лист.
— Отлично, — сказал Сетевич. — Ослабим чехол вокруг головы, а потом я его сниму и положу вот на этот стол, рядом. Надо все делать плавно. Это займет какое-то время.
Сетевич бережно приступил к работе, а доктор Гэнт вместе с ассистентом снимали с торса мальчика пластиковый мешок, почерневший от сажи и крови. Еще один ассистент фотографировал. Пластик был перевязан тонким шнуром, на таких вешают жалюзи. Внутри мешок покрылся толстым слоем запекшейся крови. То и дело сверкала фотовспышка, напоминая прибор для прерывистого освещения.
И всякий раз высвечивалось недвижное скрюченное тело.
— Я взял пробы волос и тканей с внешней стороны чехла, — сообщил Сетевич. — Погляжу на них у себя.
Делорм бросила взгляд на лицо мальчика и отвернулась.
Доктор Гэнт обошла тело, не притрагиваясь к нему.
— Повреждение теменной области в результате сильного удара, слева — глубокая вмятина, сделанная тяжелым предметом, по-видимому — молотком. В передней части теменной области, справа, — круглая вмятина диаметром около двух с половиной сантиметров. Возможно, удар нанесен молотком, трудно сказать. С левой скулы частично содраны кожа и мышечные ткани, вероятно, также с применением грубой силы.
— Припадок безумия? — спросил Кардинал. — Все как-то чересчур.
— Можно и так сказать, если учесть, что нападение было жестоким и яростным. Но, как я понимаю, действия преступника не были совершенно неуправляемыми. Обратите внимание: раны располагаются на удивление симметрично. Обе скулы, обе стороны челюсти, оба виска. Не думаю, что такая симметрия случайна. И вот еще что. — Она указала на верхнюю часть головы. — В затылочной кости — отверстие примерно десяти миллиметров в диаметре с неровными краями. Видимо, оно проделано тем инструментом, обломок которого мы видели на рентгене. В ярости вы не станете вкручивать отвертку в голову жертвы.
— Верно.
— Любая из этих ран могла стать причиной смерти, но до вскрытия нельзя сделать определенное заключение, а вскрытие возможно, лишь когда он оттает.
— Неплохо, — сказал Кардинал. — И сколько он будет оттаивать?
— Самое меньшее — двадцать четыре часа.
— Надеюсь, вы шутите, доктор.
— Вовсе нет. За сколько размораживается девятикилограммовая индейка?
— Не знаю. Часа за четыре, за пять.
— А при какой температуре окружающего воздуха находился пациент — минус сорок? Для нормальной разморозки внутренних органов нужны как минимум сутки, а то и больше.
— Тут что-то есть. — Делорм стояла у стола, заглядывая в пластиковый мешок.
Кардинал приблизился и тоже посмотрел. Потом надел хирургические перчатки и акушерским движением запустил руки внутрь. Медленно и осторожно он извлек предмет за углы — расколотый, запачканный кровью, покрытый сажей.
— Аудиокассета, — произнесла Делорм. — Видимо, примерзла к его одежде и упала, когда он начал оттаивать.
— Не радуйся раньше времени: она, скорее всего, без записи, — сказал Кардинал, отправляя кассету в бумажный пакет для вещественных доказательств. — Будем надеяться, что на ней есть хотя бы отпечатки пальцев.
15
— Я хотел сказать доктору Гэнт, что такой милашке не место в морге, но потом решил, что она сочтет это насмешкой.
— Конечно, — откликнулась Делорм. — Я бы сочла.
— Такой женщине лучше быть врачом по внутренним болезням — скажем, кардиологом. И с чего она вздумала всю жизнь заниматься трупами?
— Чтобы бороться с плохими парнями. Как и ты, Кардинал. Я тут загадки не вижу.
Они находились в Научном центре судмедэкспертизы, который располагался рядом со зданием коронерской службы. Кассету они покрыли порошком для фиксации отпечатков и теперь поднимались на лифте в химический отдел.
Сетевич склонился над микроскопом и не поднял головы, когда они вошли.
— Один волос не принадлежит жертве. Длина семь с половиной сантиметров, цвет — каштановый, средней интенсивности. Принадлежит европеоиду, скорее всего — мужчине.
— А волокно?
— Красное. Витое из трех нитей.
— Это наш, — заключил Кардинал.
— Вы не знаете наверняка.
— Два похожих убийцы, и у обоих — красный коврик? На ограниченном пространстве Алгонкин-Бей? Вероятность нулевая.
— Тодд Карри провел какое-то время в том же месте, что и Кэти Пайн, — вмешалась Делорм. — Это почти наверняка. В той же машине, так?
Сетевич, улыбаясь, покачал головой:
— Не улика. Такой материал часто используют в подвалах, внутренних двориках, где угодно. И не только у нас, но и в Штатах. Я вам уже это говорил, когда мы нашли такой же кусочек на теле той девочки, Пайн. Уж поверьте мне, хорошо? Не считайте меня дураком. Что-нибудь еще для меня есть? Что в мешке?
— Мы хотим узнать, что на этой штуке. — Кардинал протянул ему пакет с кассетой.
Сетевич заглянул внутрь:
— Уже обработали порошком?
— И отнесли данные на анализ в соседнюю комнату. Компьютер их пережевывает, но мы ни на что особо не надеемся. У вас случайно нет под рукой кассетника?
— Есть, но так себе.
— Ничего. Нам просто надо понять, есть ли на пленке запись.
Сетевич провел его в небольшой кабинет, который он занимал вместе с двумя другими химиками. На всех доступных поверхностях стопками громоздились научные журналы.
