Марина Крамер - Умереть, чтобы жить
— Вы не могли бы остановиться возле цветочного ларька? — попросила она водителя, но тот отрицательно кивнул:
— Велено не опаздывать. Букет на заднем сиденье.
Ника повернулась и поняла, откуда запах — на заднем сиденье лежал огромный букет каких-то неизвестных ей цветов, обернутый в черную бумагу. Людмила позаботилась и об этом тоже…
Водитель оказался шустрый и построил маршрут таким образом, чтобы нигде не попасть в плотный поток. Ника разглядывала город, в котором не была три года, и не узнавала многих мест — настолько быстрыми темпами менялся облик Москвы.
— Скажите, а вы давно у Бальзановых работаете? — спросила она, когда водитель остановился на светофоре.
— Лет семь уже.
— Значит, вы знали… покойную? — запнувшись, поинтересовалась она.
— Знал.
«Да, не слишком болтлив, это ценное качество для водителя, но мне ничего, разумеется, не даст», — вздохнула про себя Ника, надеявшаяся на то, что, разговорившись, мужчина случайно даст ей какую-то новую информацию.
— А вы со мной пойдете или останетесь в машине?
— Останусь в машине.
И Ника поняла, что больше приставать с вопросами не стоит. До кладбища доехали в молчании, прерываемом только негромкой музыкой из динамиков.
Выйдя из машины, Ника раскрыла зонт и начала озираться по сторонам. Ей и так было не по себе на кладбище, а теперь она стояла совершенно одна и не представляла, куда идти. Водитель, сжалившись, открыл окошко и подсказал:
— Прямо по дорожке, упретесь в зал для прощаний, там уже не заблудитесь.
Ника поблагодарила и пошла по указанному маршруту, действительно уткнувшись прямо в крыльцо небольшого серого здания. Она поднялась по ступенькам и вошла. Внутри оказалось просторно, но поразило Стахову то, что на специальных подставках в центре зала стояли сразу три гроба, и у каждого толпились скорбящие. «Господи, и тут очередь», — с ужасом подумала Ника, озираясь в поисках Людмилы, и наконец увидела ее — та стояла у стены очень бледная, сжимая в руках черные перчатки.
Стахова подошла к ней и поздоровалась. Бальзанова, вздрогнув, узнала ее и кивнула.
— Вам нехорошо? — спросила Ника, дотрагиваясь до ледяной руки Людмилы.
— Мне… мне надо… на воздух, — пробормотала она и стремительно ринулась к выходу.
Ника проводила ее взглядом и решила, что нужно подойти к гробу, хотя это мероприятие казалось ей пугающим. Пересилив себя, она приблизилась к толпе, которая внезапно расступилась, и Ника оказалась прямо у головы покойницы. Бросив взгляд на лицо, Ника почувствовала подкатывающую тошноту. Восковое лицо желтоватого оттенка, умело замаскированные гримером синяки, аккуратно уложенные волосы… Положив букет на подставку, Ника, зажав рот, метнулась к выходу.
Людмила Бальзанова стояла на крыльце, нацепив темные очки, и держала в руке незажженную сигарету. Увидев Нику, она сиплым голосом беспомощно произнесла:
— Я не знаю, можно ли здесь курить…
Стахова тоже этого не знала, однако метрах в пяти от них курили трое мужчин, и Ника, кивнув в их сторону, пробормотала:
— Ну, раз им можно…
Дрожащей рукой Бальзанова попыталась зажечь сигарету, но не могла даже провернуть колесико зажигалки, и Ника, достав свою, помогла ей. Сделав две глубокие затяжки, Людмила выдохнула:
— Я ее не узнала…
— Говорят, у покойников всегда лицо изменяется — на них уже не давит груз земных забот, — проговорила Ника, поежившись.
— Не в этом дело… Одежда Наташкина, прическа Наташкина… но это как будто не она… — бормотала Людмила, глядя остановившимися глазами куда-то перед собой, и Нике стало по-настоящему страшно.
— Людмила, вам показалось. На кладбище всегда мерещится что-то… — не совсем уверенно попробовала она, но Бальзанова, казалось, ее не слышит.
— Почему нет Сергея? Ведь его отпустили…
В это время на дорожке показался высокий широкоплечий мужчина с большим букетом белых лилий в руке. Он стремительно приближался к крыльцу, и Людмила, увидев его, встрепенулась:
— Сережа!
Бросив окурок, она метнулась по ступенькам навстречу, и мужчина едва успел подхватить ее:
— Люда…
— Ты приехал… — вцепившись в лацканы его черного пиджака, говорила Бальзанова. — Приехал…
— Как я мог не приехать… едва побриться успел…
Они поднялись на крыльцо и скрылись в зале, Ника пошла следом — ей нужно было посмотреть, как будет вести себя Луцкий.
Толпа у гроба снова расступилась, и как будто даже траурная музыка стала тише, когда Луцкий подошел ближе. Он долго стоял, вглядываясь в прикрытое тонкой вуалью лицо жены, потом погладил ее сложенные на груди руки и наклонился, чтобы поцеловать покойницу. Однако Ника вдруг отметила, что при этом он даже не коснулся лба под вуалью, остановившись в нескольких сантиметрах и чмокнув воздух. Потом он резко распрямился и, закрыв рукой лицо, пошел к выходу, хотя толпа загудела неодобрительно. Ника увидела и Бальзанова — тот стоял в противоположном углу и, едва Луцкий пошел из зала, устремился за ним. Людмила тоже пробиралась к выходу, кивнув Нике, чтобы она сделала то же самое.
На улице Луцкого неожиданно атаковали невесть откуда взявшиеся журналисты с видеокамерой, но тот наотрез отказался беседовать с ними. Вместо него на вопросы стал отвечать Бальзанов, и от Ники не укрылось, как на мгновение стало брезгливым лицо Людмилы — всего на секунду — и снова приняло скорбящее выражение.
— Ника, нам нужно встретиться еще раз, — пробормотала она вполголоса, — вас сейчас отвезут домой: не думаю, что вы захотите участвовать в следующем акте, а завтра я позвоню, хорошо?
Стахова посмотрела на нее с благодарностью:
— Да, конечно… Вы держитесь, я понимаю, вам тяжело — подруга все-таки…
— Что? А, да, конечно… — как-то невпопад отозвалась Людмила.
Из зала прощаний стали выходить люди, и Людмила пробормотала:
— Вот и все…
— Сейчас выносить будут?
Бальзанова перевела на нее удивленный взгляд:
— Вы что, так ничего и не поняли? Это же крематорий.
У Ники мороз пробежал по коже, она даже не догадывалась, что находится в таком месте — ей казалось, что это обычное кладбище и после прощания все будет так, как показывают в кино — яма, опускаемый в нее гроб, земляной холм, цветы…
— Крематорий?
— Ну да… Сергей так решил, а мать поддержала.
— Но ведь это значит… в смысле, если это убийство…
— А это уже нас не касается, — отрезала Людмила. — Это воля мужа и матери.
Ника почувствовала себя совсем уж неуютно, а потому попрощалась и поспешила покинуть территорию этого ужасного, на ее взгляд, места.
«Боже мой, боже мой… Средневековье какое-то…» — думала она, направляясь к машине. Однако тут же ее посетила мысль, что для того чтобы скрыть следы преступления, это отличная возможность — в случае надобности труп нельзя будет эксгумировать. Но, видимо, следователь разрешил подобное — значит, все процедуры с телом уже закончены и там все ясно. «Было бы неплохо заключение судебных медиков увидеть, но кто мне покажет», — подходя к машине, подумала Стахова и взялась за ручку передней дверки.
— Вас туда же? — спросил водитель, и Ника, которая не могла произнести ни слова, кивнула. — Понял, поехали.
Глава 17
Странности
Сомнения рождают истину.
Японская пословицаСидя в машине, Стахова думала, что сейчас дома упадет и уснет, настолько ее вымотали эта поездка и сам процесс. Но, войдя в квартиру и увидев ноутбук, она тотчас метнулась к нему, даже не раздеваясь — не терпелось записать наблюдения сегодняшнего дня. Пальцы шустро бегали по клавишам, очередная белая страница заполнялась строчками, а ясности все не наступало. Почему Людмила сказала, что не узнала подругу, с которой тесно общалась много лет? Почему муж не смог заставить себя прикоснуться губами к лицу женщины, с которой прожил много лет и которую больше никогда уже не увидит? Почему, в конце концов, он выбрал кремацию, а не традиционные похороны? Ну, не из экономии же! Что-что, а деньги у Сергея Луцкого водились, уж на могилу для жены точно нашлось бы. Почему на похоронах Ника не смогла увидеть никого приблизительно похожего на скорбящую мать? Было много женщин, но все они казались подругами и знакомыми — но никак ни одна из них не тянула по возрасту на роль матери Натальи. Все эти вопросы Ника записала в отдельный файл и сохранила в той же папке — с этим еще предстояло много работать и разбираться.
Закрыв ноутбук, она сбросила наконец одежду, которую немедленно затолкала в стиральную машинку, приняла душ и, отыскав в шкафу теплую пижаму и носки, улеглась в постель. Сон сморил ее немедленно, но оказался тревожным и каким-то пугающим. Ей снилось кладбище, какие-то пустые могилы, разбросанные венки и сломанные цветы. Ника металась по кровати, то закутываясь в одеяло, то сбрасывая его, несколько раз подскакивала, не понимая, где находится, и, в конце концов, проснулась окончательно, чувствуя себя еще более разбитой, чем с утра. И именно в этот момент позвонил Рощин. «Господи, как не вовремя…» — мысленно простонала Стахова, вытаскивая из-под подушки телефон.
