Анна Малышева - Коралловый браслет
– Я сказал Андрею, когда он последний раз мне звонил… – Отец все еще смотрел в окно, на слабо освещенный фонарями двор. – Он даже не отреагировал.
– Я ничего не знала! – выдавила наконец Маша. – Сколько же ей было лет?
– Меньше года, – ровным, как будто равнодушным голосом ответил мужчина. – Ее положили на операцию, и операция-то несложная… Таких тысячи делают. Небольшой порок сердца, иногда он даже сам компенсируется, но нам посоветовали не ждать. И вот что-то… Теперь можно долго перебирать – не та больница, не тот врач, не тот момент… Или вообще не надо было ее трогать, пустили бы все на самотек…
Дочь молчала, и после паузы тот добавил:
– Ирина считает, я виноват. Плохие гены, слишком пожилой отец. Я ей не возражаю, кто знает… И потом, надо же ей кого-то обвинять! Так как-то легче… В общем, мы еще не развелись, но уже вместе не живем.
– Это страшно, – проговорила Маша, подходя к отцу сзади и осторожно кладя ему руку на плечо: – Я тебя очень-очень люблю, слышишь?
– Она была вылитая ты! – неожиданно громко произнес мужчина и, обернувшись, обнял дочь. Та всхлипнула без слез и прижалась головой к его груди. – Просто удивительно, как она мне тебя напоминала!
Он заговорил быстро, словно обрадовавшись, что можно излить душу, рассказывая о девочке, которую Маша никогда не видела, а она, слушая его, не переставала изумляться, как быстро они поменялись ролями. Теперь она соболезновала, забыв о собственном горе, а отец, задыхаясь от душивших его эмоций, настойчиво говорил о своей беде, требуя сочувствия. «Неужели я кажусь ему такой сильной и взрослой? – спросила себя Маша и тут же с горечью заметила: – Да я и есть сильная и взрослая! Он-то это сразу понял, только я сама никак не могу смириться, что детство кончилось…»
– Оставайся ночевать у меня, – сказала она, справившись с волнением. – Какой там еще друг… Я сейчас постелю.
– Боже мой, Машка, как я перед тобой виноват, – пробормотал отец, отстраняясь от нее. Он снова прятал глаза, будто ему было стыдно за свою слабость. – Пропадал столько лет, не писал, не звонил, а теперь свалился на голову со своим горем… А у тебя свое. Прости. Если можешь…
Ей было неприятно, что он говорит о смерти бывшей жены так, будто это его не касается. Однако Маша воздержалась от замечаний. Она видела, насколько он поглощен своей неизжитой болью, и понимала, что в таком состоянии отец просто не в силах изображать чувства, которых давно нет.
– Не извиняйся, – попросила она и даже сделала попытку улыбнуться. – На кого я зла, так это на Андрея! Какого черта он молчал?! Все знал, и… Хотя мы мало общались последний год. С тех пор, как у него это увлечение…
«Он мог просто забыть – сперва о самой девочке, потом о ее смерти. Он до такой степени влюблен в свою куклу, что потерял чувство реальности. Нечему удивляться! Уж если готов сыграть свадьбу…»
– Скажи, пап, как ты относишься к тому, что у него в следующую субботу будет свадьба? – с вызовом спросила она.
Мужчина удивленно поднял брови:
– Когда ты сказала «скоро», я подумал, через пару месяцев…
– Нет-нет, все оплачено, и деньги им не вернут. Они играют самую настоящую свадьбу, с лимузинами, тортом, обедом, салютом и еще не знаю чем… То ли планировались голуби, то ли бабочки, то ли воздушные шары… Зоя у нас модель и чуть не актриса, она очень внимательна к деталям. – Девушка содрогнулась, произнеся ненавистное имя. – Словом, потратились они основательно, и этот день должен им запомниться на всю жизнь. Будет все, как полагается в глянцевых журналах.
– Но ты, конечно, не пойдешь?
– Ты, надеюсь, тоже? – Маша с нажимом произнесла слово «надеюсь».
Отец покачал головой:
– Нет, да меня и не приглашали. Все-таки это как-то дико. Он что, конфликтовал с матерью?
– Нет, что ты! Он всегда был шелковый.
– Как же его невеста сумела настоять…
– У него неотразимый аргумент, – вздохнула Маша. – Маму он уже потерял, а если отменить свадьбу, потеряет и любимую девушку. Зачем такие жертвы?
– Я думаю, в последний момент он схитрит и заставит ее все отменить! – неожиданно предположил отец. – Он всегда был таким, ползучим дипломатом. Соглашается, мямлит, бормочет какие-то отговорки. А потом берет и все делает по-своему. Помнишь, как его пытались запихнуть на олимпиаду по матема– тике?
– Это когда ему было десять лет? – невольно прыснула Маша. – Ну да, он вроде бы даже обрадовался. А в последний момент, уже утром, симулировал приступ аппендицита… Причем прочитал в энциклопедии все симптомы и так изображал перитонит, что даже врачи перепугались! Ах, папа, если бы и теперь все так обернулось! Честное слово, я бы ему все простила!
Она приготовила постель отцу в своей комнате, решив переночевать в маминой спальне. Охапками сгребя разбросанные вещи с диванчика и старого продавленного кресла, Маша рассовала их по стенным шкафам и решила, что в таком виде комнату показать не стыдно. И все же отец, появившийся на пороге, с улыбкой заметил:
– А у тебя, как всегда, бардак. И везде старые журналы… Знаешь, когда я прочитывал журнал и хотел его выбросить, сразу вспоминал о тебе.
– Приятно слышать.
Девушка запихивала в шкаф ворох свитеров, которые давно следовало выбросить. Прибираясь, она будто впервые увидела свои вещи и вновь убедилась, что давно уже одевается не ради красоты, а «по погоде» – от холода, от ветра и дождя.
– А мне приятно снова здесь оказаться! – Отец присел на диван и неуверенно огляделся. – Такое впечатление, что не уезжал.
– А ты совсем оставайся!
Маша сама не знала, как у нее вырвалось это предложение. Едва произнеся его, она уже поняла – это и есть ее самое горячее желание. Может, она хотела этого даже больше, чем продолжения знакомства с Ильей. Ей нужен был свой, родной человек, с которым она могла бы говорить откровенно, не стесняясь, в первую очередь самой себя. Перед Ильей она невольно подбиралась и пыталась произвести наиболее выгодное впечатление.
– Нет, Машутка, совсем – не получится. – Отец поманил ее рукой, и Маша послушно присела рядом с ним на скрипнувший диван, застланный чистым бельем. – Как я все там брошу, на кого? Сама знаешь, у меня небольшой бизнес, точнее, у жены…
– Я ничего не знаю, – снова с горечью призналась девушка.
– Ну как… Я Андрею говорил не раз. У нас маленький мебельный салон. Специальность – кухни. Сотрудничаем с несколькими фабриками. Конкуренция сейчас на этом рынке ого-го какая. И хотя спрос есть, но… Короче, приходится вертеться. Я и был-то в Карелии в командировке, искал фанеру подешевле, когда все это случилось с твоей матерью…
– И как у тебя дела идут? – поинтересовалась Маша, на которую рассказ о мебельном салоне произвел впечатление. Отчего-то она всегда думала, что отец не изменил своей прежней профессии и остался инженером-технологом в некоем НИИ.
– Идут кое-как, – фыркнул отец. – Но теперь придется или дело делить, или мне выметаться из этого бизнеса. Ирина со мной одним воздухом дышать не может.
– В Москве возможностей больше, – осторожно намекнула девушка.
– Родная моя, да ведь у меня-то у самого их меньше с каждым годом. – Махнув рукой, мужчина повалился навзничь и прикрыл глаза ладонью. – Нет, поздно играть в большие надежды. Дай Бог, эту жизнь прожить. Знаешь, я в последнее время вообще еле с постели поднимался, настолько жить не хотелось, на свет смотреть, с людьми общаться. Ты – первая, с кем я так говорю… Почему я раньше о тебе не подумал?
– Боялся, – напомнила Маша, поднимаясь. – Ну все, спи. Я тоже с ног валюсь.
Отец пробормотал что-то в ответ, она переспросила, остановившись в дверях, но тот не повторил, и девушка вышла. Запершись в ванной, она придирчиво осмотрела свое отражение в зеркале, покрытом мыльными брызгами. «Папа сказал, красавица… Нет, нет, конечно, но значит, все же есть во мне что-то! Илья вернется, обязательно, мы же не ссорились, я просто была не в духе… Из-за этого браслета, вот же черт! Даже порадоваться не успела!»
Она задержалась, накладывая на лицо ночной крем, а когда вышла из ванной, в ее комнате уже не было света. Маша некоторое время стояла рядом с неплотно прикрытой дверью, прислушиваясь к громкому и размеренному дыханию отца, такому знакомому и так основательно забытому. Слушать его было тревожно и радостно одновременно, и девушка едва заставила себя пойти спать.
* * *На следующее утро, едва поднявшись, отец изъявил желание встретиться с Андреем.
– Надавал бы я ему за эти тайны, да жалко, он уже вырос, – в сердцах говорил мужчина, глядя, как Маша накрывает стол к завтраку. – Родной сестре ни слова, скажите, какой конспиратор! Главное – почему?!
– Может, думал, что меня это больно заденет, – предположила Маша, инстинктивно выгораживая брата. Она считала, что ругать его – ее личная прерогатива, так как привыкла смотреть на Андрея почти как на собственного сына. «Разве не я его поддерживала и подталкивала все эти годы?!»
