Джанет Иванович - Роковая восьмерка
— Терпеть не могу прерывать ваш обед, — сказала Мейбл. — Я просто хотела попросить Стефани, если у нее найдется минутка, задержаться после. У меня есть вопрос по залоговым делам. По поводу одной подруги.
— Конечно, — пообещала я. — После обеда зайду.
Я представляла себе, что это будет короткий разговор, поскольку все, что я знала о залогах, умещалось в пару предложений.
Мейбл ушла, а Бабуля подалась вперед, положив локти на стол.
— Спорим, она нам лапшу вешает насчет совета подруге. Бьюсь об заклад, это Мейбл арестовали.
От слов Бабули все разом закатили глаза.
— Ладно, тогда не так, — поправилась она. — Может, она ищет работу. Может, хочет стать охотником за головами. Вы же знаете, что она всегда еле-еле сводила концы с концами.
Папаша поглощал пищу, опустив голову. Он потянулся за картофелем и положил ложкой добавку на свою тарелку.
— Боже, — пробубнил он.
— Если кому-то в той семье и понадобился залог, то скорей всего бывшему мужу внучки Мейбл, — предположила матушка. — Недавно он связался с плохой компанией. Эвелин молодец, что развелась с ним.
— Ага, этот развод был еще та мерзость, — сказала мне Бабуля. — Почти такой же, как твой.
— Я установила высокую планку.
— Ты круче всех, — подтвердила Бабуля.
Матушка снова закатила глаза:
— Твой развод просто позор.
Мейбл Марковиц живет в музее. Она вышла замуж в 1943 году, и у нее все еще имелись первая настольная лампа, ее первая кастрюля, первый стол из пластика и хромированной стали. Гостиная была заново оклеена обоями в 1957 году. Цветы выцвели, но клей держался. На полу лежал темный восточный ковер. В середине он слегка потерся, оставив отпечатки задниц, которые когда-то переехали… либо к Господу, либо в район Гамильтон.
Конечно, обстановка не несла на себе отпечаток задницы Мейбл, поскольку сама Мейбл представляла собой ходячий скелет, которому вечно не сиделось на месте. Мейбл пекла, мыла и ходила по квартире, когда разговаривала по телефону. У нее были ясные глаза, она легко закатывалась в смехе, хлопая себя по бедрам и вытирая руки о фартук. Волосы у нее редкие и седые, коротко подстрижены и завиты. Утром она первым делом пудрила лицо до мертвенной белизны. Губы красила розовой помадой, которую ежечасно обновляла, захватывая глубокие морщины, обрамлявшие рот.
— Стефани, — произнесла она, — приятно тебя видеть. Заходи. У меня как раз кофейный торт.
У миссис Марковиц всегда имеется кофейный торт. Такая вот примета Бурга. Окна вымыты до блеска, машины немыслимых размеров и всегда в наличии кофейный торт.
Я взяла стул и села к кухонному столу.
— По правде сказать, я о залоге знаю не очень немного. Эксперт в этом деле мой кузен Винни.
— Дело не столько в залоге, — призналась Мейбл. — Скорее нужно кое-кого найти. И я просто придумала байку про подругу. Я так расстроена. Просто даже не знаю, с чего начать.
Глаза Мейбл наполнились слезами. Она отрезала кусочек торта и сунула его в рот. Сердито. Мейбл не из тех женщин, что со всеми удобствами падают жертвами эмоций. Она запила торт глотком такого крепкого кофе, что побудь в нем ложка слишком долго, и она бы растворилась. Никогда не соглашайтесь на кофе от миссис Марковиц.
— Полагаю, ты в курсе, что брак Эвелин не удался. Какое-то время назад они со Стивеном развелись, и разводились очень мучительно, — наконец произнесла Мейбл.
Эвелин — внучка Мейбл. Я знаю Эвелин всю свою жизнь, но мы никогда не были лучшими подругами. Она жила за несколько кварталов от меня и ходила в католическую школу. Наши пути пересекались только по воскресеньям, когда она приходила на обед к бабушке Мейбл. Мы с Валери прозвали ее Хихикалкой, потому что она хихикала над всем. Она играла в настольные игры в своем воскресном платье и хихикала, когда бросала кости, хихикала, когда двигала фишку, и когда пропускала ход, тоже хихикала. Она так много хихикала, что у нее появились ямочки. Когда она стала старше, то превратилась в девочку, которых любят мальчики. Вся округлая, в ямочках и сплошной сгусток энергии.
Я ее почти перестала видеть, но когда мы встречаемся, то я вижу, что от той энергии мало что осталось.
Мейбл сжала тонкие губы.
— Развод проходил с такими скандалами и истериками, что суд постановил наложить на Эвелин один из этих новых залогов по закону об опекунстве над детьми. Я полагаю, судья боялся, что Эвелин не позволит Стивену видеться с Энни. Как бы то ни было, на залог у Эвелин денег не было. Стивен забрал у нее деньги, которые достались ей после смерти моей дочери, и ничего не вернул. Эвелин жила, как арестант в том доме на Ки-стрит. Я чуть ли не единственная родственница, оставшаяся сейчас у Эвелин и Энни, поэтому я заложила дом. Если бы я не сделала этого, внучка не получила бы опекунство.
Мне это было в диковинку. Я никогда не слышала об опекунском залоге. Люди, которых я выслеживала, нарушали залог-поручительство за явку ответной стороны в суд.
Мейбл собрала тряпкой крошки со стола и бросила их в раковину. Ей не сиделось на месте.
— Все шло хорошо, пока на прошлой неделе я не получила записку от Эвелин, что они с Энни уедут на какое-то время. Я сильно не переживала, но всем вдруг ни с того ни с сего понадобилось разыскивать Энни. Пару дней назад ко мне домой приходил Стивен, накричал на меня, он говорил ужасные вещи об Эвелин. Сказал, что она не имела права так вот забирать Энни от него и пропускать школу. И сказал, что будет требовать опекунский залог. А сегодня утром мне позвонили из залоговой конторы и сказали, что заберут дом, если я не помогу им найти Энни. — Мейбл обвела взглядом кухню. — Не знаю, что я буду делать без этого дома. Они могут его забрать у меня?
— Понятия не имею, — сказала я Мейбл. — Я никогда в таких делах не участвовала.
— И теперь они все подряд заставляют меня волноваться. Как мне узнать, все ли в порядке с Эвелин и Энни? Я с ними никак не могу связаться. Это была просто записка. Я даже не говорила с Эвелин.
Глаза Мейбл снова наполнились слезами, я очень надеялась, что она не станет рыдать, потому что я не сильна, когда дело доходит до того, чтобы лицезреть чье-то проявление чувств. Мы с матушкой выражаем любовь через завуалированные комплименты подливке.
— Чувствую себя просто ужасно, — призналась Мейбл. — Просто не знаю, что делать. Я подумала, может, ты сможешь найти Эвелин и поговорить с ней… убедиться, что с ней и Энни все хорошо. Я могу потерять дом, но не хочу терять их. У меня отложено немного денег. Я не знаю, сколько ты просишь за такую работу.
— Я ничего не беру. Я не частный детектив. И за такие личные дела я не берусь.
Черт. Я даже не очень хороший охотник за головами.
Мейбл мяла фартук, слезы катились у нее по щекам.
— Я не знаю, кого еще попросить.
О, черт, поверить не могу. Мейбл Марковиц плачет! Смотреть на это — почти также удобно, как делать гимнастику посередине Мейн-стрит в самый разгар дня.
— Ладно, — сдалась я. — Я посмотрю, что можно сделать… чисто по-соседски.
Мейбл кивнула и вытерла слезы.
— Я буду признательна.
Она достала конверт из серванта.
— Вот фотографии. Это Энни и Эвелин. Фото сделаны в прошлом году, когда Энни исполнилось семь. Я написала там на клочке бумаги адрес Эвелин. И марку и номер машины.
— У вас есть ключ от ее дома?
— Нет, — ответила Мейбл. — Она никогда не давала его мне.
— У вас нет ни одной версии, куда бы Эвелин могла деться? Совсем ни одной?
Мейбл помотала головой:
— Не могу представить, куда она уехала. Она выросла здесь, в Бурге. Никогда не жила в другом месте. Не уезжала ни в какой колледж. Большинство нашей родни здесь.
— Залог выписывал Винни?
— Нет. Какая-то другая компания. Я записала. — Она достала из кармана фартука сложенный лист бумаги. — «Тру Блу Бондз», и мужчину зовут Лес Себринг.
Мой кузен Винни владеет «Залоговой конторой Плама» и ведет свои дела в небольшом, выходящем на улицу офисе на Гамильтон-авеню. Когда-то, отчаянно нуждаясь в работе, я под страхом шантажа заставила его взять меня на работу. С тех пор состояние экономики Трентона пошло на поправку, и я не уверена, работала бы я еще у Винни, не будь его контора напротив булочной-кондитерской.
Офисы Себринга располагаются в центре города, и размах работы Леса заставляет Винни выглядеть просто дешевкой. Я никогда не встречалась с Себрингом, но кое-что слышала. Про него говорили, что он отличный профессионал. И по слухам у него ноги, уступающие только Тине Тернер.
Я неловко обняла Мейбл, заверила, что ради нее вникну в дело, и ушла.
Меня ждали матушка и Бабуля. Они оставили приоткрытой входную дверь, а носы прилепили к стеклу.
— Псст, — позвала матушка. — Давай сюда быстрее. Мы умираем от любопытства.
