Александр Бондарь - Танечка - внучка полицая
Танечка поневоле смерила взглядом почти натянутую веревку, сравнила ее с высотой ведра и зябко поежилась. Нет, если бы дед был здесь, тогда другое дело, а сейчас все это смотрелось довольно жутко.
- Ага, а больно ведь, когда дерут! Дед у меня шибко злой, если я не слушаюсь, - произесла она тоненьким жалобным голосом, словно оправдываясь. Ваc немец туда поставил, а причем тут я? Авось не упадете, пока вернутся.
Женщина в отчаянии вскинула глаза вверх и тихо завыла. Танечка заткнула уши. Она видела, как у связанной женщины напрягаются за спиной руки и двигаются локти.
- Господи! Что же это делается-то, а? - закричала она, когда в очередной раз убедилась, что с путами ей не справиться. Потом она мало-помалу успокоилась, перестала выть и стояла, молча покачиваясь, не спуская глаз с сидящей у противоположной стены девочки, и видимо, что-то про себя соображая.
- Таня, - вдруг спокойно и твердо сказала тетя Даша. - Если я сейчас упаду, то очень скоро стану мертвой. Я буду покойницей, понимаешь? Я буду висеть тут на веревке мертвая, страшная, с высунутым языком и вытаращенными глазами. Лицо у меня будет синее-синее. Я буду висеть и смотреть на тебя сверху. А на дворе сейчас темно, и ветер воет... Развяжи мне руки, Танюшенька, развяжи. Ты же очень боишся покойников, я ведь знаю.
Девочка в ужасе ойкнула и закрыла лицо ладошками. Мертвых она ужас как боялась, а одна с покойницей поздним вечером... Нет, такого она даже и представить себе не могла.
"Развяжу, - решила Танечка, - потом скажу деду - ужасть как страшно было. Авось, не выпорет." Девочка поднялась и нерешительно, бочком, прошла между женщиной и печкой. Там на столе должен быть ножик. Взяв его, Танечка остановилась за спиной тети Дашы, прикидыая где бы лучше резать, потом приставила лезвие к удобному, на ее взгляд, месту и стала пилить веревку на руках. Нити одна за другой рвались, и скоро Танечка пропилила почти половину.
- Молодец, доченька! - с облегчением в голосе сказала женщина, - только постарайся быстрее, быстрее. Мне еще надо потом успеть подальше убежать отс..." Она не успела договорить, как раздался звук упавшего ножа. Танечка появилась спереди, испуганно пятясь назад, удивленная и растерянная.
- Тетя, а вы, что, того - ...утекете? Получится, что я вас отпустила? Тогда я не стану развязывать. Дед велел, чтобы вы были тут, а вы тикать хотите," - неожиданно решительно заявила Танечка и сев на лавку, демонстративно отвернулась в окно
"Вот еще! Мало того, что отлупят, так еще деда всю ночь не будет дома. Ведь, как пить дать, подут искать тетю Дашу. Будь, что будет, а ежели что, то оденусь и побегу до соседей, чтобы с мертвой не сидеть. Хотя жалко тетю Дашу, конечно..." - размышляла она.
На несколько минут в хате установилась тяжелая, гнетущая тишина только бесстрастно тикали ходики на стене, и где-то под полом скреблась противная мышь. И в этой мертвой, тягостной тишине воздух стал уплотняться от какого-то неясного, но зловещего напряжения. Даже Танечка своим маленьким детским умом стала медленно понимать, что вот сейчас, вдруг, должно что-то произойти...
Женщина подергала руками и почувствовала что веревка уже не такая тугая, и даже как будто порвались еще пару нитей. Подергала посильней точно...
- А ты оказывается гадина. Маленькая фашистская гадина - зловещим шепотом произнесла женщина. - Значит ты хочешь, чтобы меня повесили? А знаешь ли ты, что это - быть повешенной?.. Ты это скоро узнаешь, маленькая сучка!
Танечка изумленно обернулась и вдруг увидела, что тетя Даша уже сможет сама освободить руки. Девочка даже привстала от растерянности.
- Сейчас, сейчас, мерзкий гаденыш! Вот освобожу руки, сниму петлю... и ты у меня попрыгаешь. Не увидит больше тебя твой дед живой! - уверенным и злым голосом выговаривала женщина, все более и более высвобождая руки. Потом она сузила глаза, тихо и внятно сказала: - Повешу я тебя, Танька, повешу. Прямо вот здесь, где я стою. Твой дед хотел чтобы я висела?.. Ты будешь висеть! Ах, как же ты будешь извиваться и барахтаться. А я буду смотреть, как ты барахтаешься. Ты думаешь, я зачем просила меня развязать, а?.. Зачем?.. Да ведь мне все равно конец!.. Куда я отсюда уйду?.. Да здесь же на каждом шагу немцы... Просто я для себя решила, что если не одна, что если вот хотя бы с тобой - то уже не так страшно... Сейчас, сейчас, сейчас я освобожусь от этих веревок... То-то твой дед обрадуется, когда увидит тебя. И пусть фашисты меня потом хоть четвертуют, пусть хоть живьем жгут - мне уже все равно будет. Мне только бы до тебя, маленький гаденыш, добраться... А потом пусть, пусть...
Смысл сказанного очень медленно доходил до девочки - слишком неожиданно все это было дня нее. Но потом она начала постепенно осознавать и внезапно, охваченная страхом, метнулась в сени и бросилась к выходу. Дверь не открывалась. Неужели заперто? Танечка попробовала еще раз, но проклятая дверь упиралась. Да как же она могла забыть, что дед уже неделю, уходя, всегда наглухо запирал дверь, боясь как бы не нагрянули партизаны! Девочка бросилась на дверь всем своим слабым телом и забарабанила кулачками в тяжелые дубовые доски.
- Помогите! - завопила было она, но от страха голос изменил ей, и получилось что-то сиплое и очень негромкое. Танечка затравленно огляделась. Деваться было некуда, а в комнате тетя Даша уже почти освободила руки. Сейчас она снимет петлю с шеи и будет ее ловить по всей хате, непременно поймает, а потом... ТАК ЧТО ЖЕ ДЕЛАТЬ?!.. ЧТО!?..
Девочка затаила дыхание и, теряясь от ужаса, неслышно, на цыпочках, вернулась в комнату и прижалась к стене. Стояла, вся дрожа. Тетя Даша была спиной к ней и как раз в этот момент веревка, связывающая ее запястья, упала на пол... Танечка, как быстрая кошка, метнулась вперед и с разбегу, наклонившись вбок и выворачивая ступню, толкнула подошвой ведро и почти не встретила сопротивления. Ведро, празднично звеня и подпрыгивая, улетело в угол, а девочка, не глядя, отскочила в сторону, подбежала к окну и стала лихорадочно дергать задвижку, чтобы выпрыгнуть вон из хаты, но тишина за спиной заставила ее затравленно обернуться... Танечка облегченно вздохнула и в изнеможении опустилась на лавку...
Тетя Даша, чуть подогнув колени, висела посреди комнаты, вцепившись в веревку поднятыми над головой руками. Мускулы на ее ладонях периодически то напрягались, то расслаблялись. Женщина пробовала подтянуться, но ее сил хватало только на то, чтобы слегка ослабить давление веревки на шею. В эти моменты она разрывающимися от боли легкими с хрипом втягивала небольшую порцию теплого воздуха. Движения ее губ напоминали выброшенную на сушу, и тяжело, медленно, издыхающую рыбу.
Сердце у Танечки бешено и отчаянно колотилось. Она стояла и смотрела. Но уже начала успокаиваться. Новое, еще неведомое ее маленькому сознанию чувство наполняло Танечку. Свысока и презрительно глянула она на повешенную, ею повешенную, партизанку.
Тетя сейчас висит и поймать ее не сможет, - отчетливо поняла Танечка. Мало того, что не сможет поймать - она вообще не сможет ей причинить никакого вреда. И как это она, глупая, могла бояться мертвых?!.. Да ведь живые люди гораздо опаснее и гораздо страшнее - вот, кого надо бояться!..
Танечка подобрала с пола нож и положила его на место. Обернулась и глянула.
Ладони женщины, вместо того чтобы сжимать над головой веревку, все чаще и чаще просто скользили по ней. Все ее тело мелко тряслось. Болтающиеся в воздухе босые ноги лихорадочно двигались то в стороны, то вперед-назад прощальный танец перед концом. Женщина больше не хрипела. Ее лицо наливалось смертью - оно становилось пунцовым, немигающий взгляд широко открытых глаз
остановился, застыл.
- До свидания, тетя Даша, - зачем-то сказала маленькая девочка и отвернулась от неприятного зрелища.
"А немец-то страсть как хотел сам тетю вешать. Даже фотоаппарат приготовил зачем-то. И зачем?.. Что тут хорошего?.. Скоро он с дедом вернется... Наверное, отлупят все-таки, что не досмотрела, - тоскливо вздохнула Танечка, нервно кутаясь в пуховой платок..."
Где-то на околице надрывно и зло лаяла чья-то собака. Вдали за горизонтом небо было чуть-чуть освещено кровавым заревом и временами с той стороны ветром доносило низкий угрожающий гул.
Это Красная Армия вела тяжелые наступательные бои...
Торонто, 2004 г.