Ольга Лаврова - Волшебные узоры
-- До того, как товарищ прибежал звонить, вы слыЭшали на лестнице какой-нибудь шум? крик?
Женщина замотала головой.
-- Ничего не слыхала, честное слово! Я телевизор смотрела!
"Честное слово" лишнее -- заметил себе Знаменский.
-- Кто еще есть с нижнего этажа? Вы что-нибудь слышали?
Двое-трое отозвавшихся заверили, что нет. Вероятно, так оно и было: без ссоры, без драки. Удар в спину исподЭтишка. Чуть-чуть только не точный, не окончательный.
Сзади заполыхало: Зина фотографировала со вспышЭкой общий вид места происшествия. Со двора появилась молодая пара и замерла в изумлении.
-- Обойдите сторонкой, -- сказал старшина.
Сделав крюк, те приблизились к лестнице. Парень продолжал обнимать спутницу за плечи, но жест из развязного стал охранительным.
-- Будьте добры, ваши фамилии и номер квартиры, -- сказал Знаменский.
-- Завьяловы... Квартира шесть. А... что тут такое?
-- Тут скверная история. Давно из дому?
-- Примерно час назад.
-- В подъезде никого не было, когда уходили? Ничего необычного?
-- Н-нет... -- парень косился на истекающий кровью меловой силуэт.
-- Во дворе кого-нибудь встретили?
Девушка дернула подбородком куда-то вверх:
-- Мария Семеновна с собачкой гуляла.
-- Есть тут Мария Семеновна?
Через перила свесились седые распущенные кудри.
-- Не припомните, когда вы вернулись с прогулки?
Мария Семеновна помнила: ровно в десять, у нее режим.
Возвратился Томин, проводив потерпевшего до палаЭты с надписью "Реанимация". Передал Зине обернутый салфеткой продолговатый предмет, в котором наэлектЭризованная толпа угадала нож.
Нож прошел мимо сердца, но при падении человек сильно ударился виском. Травма черепа может дать любые последствия. Пока везли, на миг очнулся, на вопрос: "Кто вас?" -- прохрипел: "Не видел". В карманах нашлось шесть рублей мелочью, использованный билет на сегодЭняшний футбол и паспорт.
"Серов", -- прочел Знаменский и задержался на карЭточке. В стрижке, в складке губ угадывалась приблатненность. Но лицо вызывало симпатию. Судя по прописке, он жил неподалеку.
-- Саш, к родственникам, ладно?
Томин понимающе кивнул и скрылся. Кроме печальЭной вести надо сообщить о неведении Серова, пусть слух расползется, преступник будет поспокойней.
Покончив со своими обязанностями, Кибрит приняЭлась переписывать для Пал Палыча фамилии присутствуЭющих. А он пустил паспорт по рукам в надежде, что кто-нибудь все же знал потерпевшего.
У молодой пары паспорт застрял -- о чем-то зашептаЭлись.
-- Ну? -- поторопил Знаменский.
-- По-моему, с соседнего двора, -- нерешительно скаЭзал парень.
-- Верно. Что еще?
-- Мы тем двором на автобус ходим... Там стол и, как ни идешь, доминошники стучат.
-- И Серов играл?
-- По-моему, да... А из наших там Володька бывал.
Дюжий Володька, щелкая шлепанцами по голым пятЭкам, протолкался вниз со второго пролета.
-- Ты чего метешь? чего метешь?
-- Не шуми, Володька, я тоже видел! -- обрадованно встрял рыжеватый мужичок.
Володька посмотрел на фотографию, брови нахмурились.
-- Ну... допустим, встречались, -- и, повышая тон: -- Ну и что? Я один, что ли? Игнат с Афоней чаще моего там торчали! :
-- Никишины? Правильно, и Никишиных видел! -- подтвердил рыжеватый.
-- Все-то ты, дядя, видел, -- с неприязнью процедил Володька. (Явственно недоговаривая: "Держал бы при себе".)
-- Есть Никишины? -- окликнул Знаменский.
-- Нету, -- донеслось сверху. -- Позвать?
Все тут друг друга знали -- преимущество старого дома.
-- Не надо, все равно придется по квартирам идти.
-- Они в десятой квартирке, -- услужливо доложил рыжеватый.
-- Найду. Пока все, товарищи, можно расходиться. Вас попрошу быть дома, -- кинул он вслед Володьке.
-- Пожа-алуйста... Только я скоро спать лягу.
А ведь и ляжет. И уснет безмятежным сном. Кого там порезали, кто порезал -- для него полное наплевать. Да и все прочие тут... взбудоражены -да, но не потрясены. У нас, слава богу, не на каждом шагу режут -- откуда им было привыкнуть к насилию, к крови? Но вот смотрят и не ужасаются. Почему? Почему нам с Зиной не наплеЭвать? Томину не наплевать? Вот, пожалуй, еще Дикареву. Наверное, воевал, у тех со смертью свои счеты.
-- Разрешите, позвоню от вас? -- шагнул Знаменский к женщине в пестром халате.
Телефон был в передней. Знаменский прикрыл за собой дверь, мягко произнес:
-- А теперь прошу сказать то, что вы скрыли.
Женщина отшатнулась.
-- Почему вы думаете...
-- Разве я не прав?
Она зябко обхватила плечи, зашептала:
-- Знаете, как мне там было страшно! Вдруг он тут же стоит и слушает...
-- Но сейчас нас никто не слушает.
Ну же! Что она столь боязливо утаивает?
-- Кто-то крикнул на лестнице. Непонятно так: "Ах!" -- и все. И потом пробежали под окнами.
-- Сколько?
-- Как будто один... да, один.
-- Выглянули в окно?
-- Нет, что вы! Я послушала под дверью -- на лестниЭце тихо. Включила телевизор.
И все? Всего-то навсего? Эту малость было так трудно выговорить вслух? Шут бы побрал запуганных свидетеЭлей! Он выяснил, какая шла передача, что именно изобЭражал экран. Ответы звучали уверенно.
-- Спасибо большое, вы помогли уточнить время.
Женщина осталась в убеждении, что отважно исполЭнила свой гражданский долг.
К кому же сюда направлялся Серов? Что его привело в чужой подъезд?
Квартирный опрос жильцов начали с Никишиных. Чем отсиживаться в оперативной машине, Зина присоеЭдинилась к Пал Палычу.
Комната, куда их впустили, большая, но захламленная, выдавала все секреты хозяев: их сиротство и бедность, безалаберность и неумелые попытки навести чистоту.
Ютились неубранные остатки ужина с краю массивЭного, на массивных же ногах стола. Остальную его плоЭщадь занимали краски, кисти, карандаши и многочисленные листы с набросками. Над ними трудился один из Никишиных, лет на вид двадцати.
Услыхав: "Следователь Знаменский, эксперт Кибрит", -- он поднял суховатое, скептического склада лицо, сказал неприветливо:
-- Меня зовут Игнат.
Младший, долговязый, нескладный подросток с хоЭхолком на макушке присел в шутовском реверансе:
-- А меня Афанасий. В просторечии -- Афоня.
Он был полон любопытства и пялился на Зину, завороженный ее желтыми глазами.
-- Садитесь.
Кибрит заинтересовалась стенами. Они были густо увешаны картинами и рисунками, по большей части в абстЭрактном стиле. Но попадались и реалистические полотна и гравюры, выполненные уверенной смелой рукой. Среди гравюр она встретила персонажей "Мертвых душ", сцену булгаковского бала у Воланда и возле нее задержалась, тронутая поэтической и горькой фигуркой Маргариты.
Пал Палыч последовал приглашению Игната -- сел.
-- Слышали о происшествии?
-- Конечно. На лестнице стоял гвалт, бегали смотреть.
-- А чем вы занимались до того, как начался гвалт?
-- Вернулись с футбола и вот, -- Игнат указал на свои листы.
-- Вы узнали лежащего человека?
-- Нет.
-- Близко Дикарев не пускал, -- жизнерадостно поясЭнил Афоня. -- Так что с птичьего полета.
-- Но вы ведь знакомы с потерпевшим.
-- Сейчас парень один заскочил, говорит, это дядя Леша. Говорит, кто с ним "козла" забивал, велено дома сидеть.
Пал Палыч положил поверх рисунков раскрытый пасЭпорт.
-- Он?
Игнат кивнул, Афоня перегнулся из-за плеча брата.
-- Ага, он. Законно играл!.. Хоть выживет?
-- Прогноз неопределенный. Характерно, что понятия не имеет, кто его. Что можете рассказать о Серове?
Игнат пожал плечами, Афоня следом.
-- Только, что хорошо играл в домино?
-- Но не настолько, чтобы его за это прирезать, -- усмехнулся Игнат. -Есть лучше играют, а живут.
В дверь коротко стукнули, вошел Томин.
-- Уголовный розыск.
-- У нас что, самая просторная комната в доме? Здесь теперь будет штаб ЧК?
-- Но-но, молодое поколение, -- мельком оглянулся Томин на Игната. -Паша, на два слова.
Ничего нового Знаменский не получил. У родственниЭков были сбивчивые предположения и ни единого факта. Серов сидел за кражу, освободился семь месяцев назад. Похоже, завязал, пил мало. Любил футбол и домино, копил деньги на мотоцикл. Детей, по счастью, нет. Томину дали координаты двух его приятелей.
Пока обсуждали, что еще можно незамедлительно предпринять, Афоня крутился возле Кибрит, продолжавЭшей рассматривать стены.
-- Вы вдвоем? -- спросила она.
-- Мать умерла три года назад, а отец давным-давно. И как вам? -указал он на стену.
-- Кое-что, по-моему, здорово. Эта тоже ваша? -- она взяла с полки деревянную статуэтку -- выразительную голову негритянки с дремотным взглядом.
-- Моя, -- небрежно ответил Игнат. -- Когда провели паровое отопление, знаете ли, осталось много хороших дров. Жаль было бросать.
Кобеня, подумала она. Знает, что талантлив. А самоЭирония -- особого пошиба кокетство.
-- Какие-нибудь родные есть? -- обернулась к Афоне.
