Карл Вебер - Тайна двух медальонов
Мистер Дэвис. Номер: Бальзак — ноль-ноль-восемь-один-ноль. Второе: забронировать для меня авиабилет в Париж. Я хотела бы улететь сегодня ночью или завтра рано утром. Третье: вызвать мне машину. По окончании разговора с Дэвисом я поеду домой.
Затем она прошла в кабинет. Подняла телефонную трубку, нажала на аппарате миниатюрную клавишу и, подождав сигнала, набрала четыре цифры. Ее голос звучал тихо.
— Говорит двадцать девятый. Шеф, я уезжаю в Париж… Да, на два-три дня… Конечно, самолетом… О’кей! — Она положила трубку на рычаг. — Есть что-нибудь новенькое, Мышка? — спросила она.
Ничего новенького не было. Новенького здесь практически никогда не бывало. Миссис Диксон это прекрасно знала и спрашивала больше по привычке. Она задумчиво посмотрела за окно. Огромная людская масса хаотично сновала внизу. Трамваи бойко стучали на стыках рельсов. Автомобили грудились у перекрестка. Продавцы газет выкрикивали что-то в толпу. Было видно, как они широко разевали рты и размахивали газетами. Полицейские энергично жестикулировали, как танцовщицы варьете.
Каролина Диксон стояла неподвижно. Ее мысли витали где-то далеко. Они не подчинялись приказам. Каролина закрыла глаза, но не ради того, чтобы лучше сосредоточиться. Это произошло непроизвольно, как реакция на внутренние процессы. Кто-то в этой ситуации стискивал зубы, а кто-то сжимал кулаки.
Когда фрейлейн Мауз на манерном французском выкрикнула в телефонную трубку: «Месье Дэвиса, пожалуйста!», американка опустилась в кресло и включилась в разговор:
— Хэлло, Ричард, старый ковбой!
— В чем дело? Кто говорит? — отозвался брюзгливый голос. — Это вы, Каролина?
— Да, я. Как вы меня узнали?
— По любезному обращению. Прекрасно, что вы снова вспомнили о своем старом Ричарде Дэвисе из еще более старого Техаса. Как поживаете, Каролина?
— Хорошо. Надеюсь, и вы так же.
— Пока не иссякло виски, все о’кей!
— А оно не иссякло?
— Иначе я бы уже не торчал здесь, в этом чертовом вертепе разврата. Мои пуританские устои сильно пошатнулись. Мне явно недостает святого угодника Грэма.
— Я появлюсь у вас завтра его посланником.
— Силы небесные!
— Спасибо! Серьезно, Ричард, я прилечу сегодня ночью. В крайнем случае рано утром.
— Рад этому, от души рад, Каролина, вам это хорошо известно. С компанией?
— Небольшое личное дело.
— Ну вот и отлично. Жду вас. Что я должен сделать?
— О, вы хорошо меня знаете. Безобидная справка: Фолькер Лупинус. Девятнадцать лет. Из Гамбурга. Уже несколько месяцев учится в Париже. Жилье, окружение, знакомства, привычки, распорядок дня, et cetera, et cetera[1], вы же знаете.
— И все это до завтрашнего утра?
— Разумеется; напрягитесь разок, старина!
— Каролина, я возвращаюсь на ранчо, к своим коровам.
— Пожалуйста, но вначале раздобудьте нужные мне сведения. А потом можете забрать меня с собой.
— Согласен! Осмелюсь только намекнуть: «Jeu de Paume»[2]. Как всегда. В этот раз там висят картины этого, ну, как его…
— Ричард, разговор стоит недешево. Мой шеф любит порядок. Расскажете мне обо всем завтра. И уладьте дело. Помните: где труд, там и счастье.
— Мой святой угодник Грэм всегда говорил: «Бог создал время, ничего не сказав о спешке».
— Как раз всевышний-то вечно пребывал в большой спешке, потому и не успел ничего о ней упомянуть. Представьте: в шесть дней сотворить мир. И это без телефона! И давайте на этом закончим. До завтра, Ричард.
Глава 2
Громадный город на Сене попал под колеса. Колеса состояли из ободов и резины. Они могли осилить более тысячи оборотов в минуту. Могли и меньше. От церкви Мадлен до Итальянского бульвара было десять минут ходьбы. Автомашине на это требовалось полчаса. Бенуа Конданссо, коренной корсиканец и поклонник Наполеона, краснощекий, широкоплечий, с плоским, как у боксера, носом, нещадно ругался, вжатый между рулем и спинкой кресла. Он не давал себе труда переключать передачи с первой на вторую. Машина двигалась рывками: он больше работал педалью газа, нежели рычагом переключения передач. Зачем попусту тратить силы? К тому же его правая рука была занята сигарой.
Без толстой сигары он не представлял себе жизни. Во сне он курить не мог, и это было довольно неприятно. Ему часто снилась огромная, как корабельная мачта, сигара. Жуткое наваждение. От этого он просыпался и сразу же начинал жадно курить.
Конданссо ехал в среднем ряду. Напротив Оперы ему удалось вырваться из плотного потока машин и свернуть на улицу Эльдер. Возле дома помер двенадцать нашлось место для парковки машины.
Бистро «Туризм» занимало два этажа. Внизу, в баре, посетителей обслуживал хозяин, месье Грегори, русский по происхождению, Конданссо был с ним хорошо знаком.
— Люсьен наверху? — спросил он и сунул бывшему россиянину в руку свою кепку.
— Давно ждет, месье. Он уже дважды справлялся о вас.
Лестница скрипела и трещала под слоновьей тяжестью Конданссо. Толстые руки корсиканца цепко обхватывали перила с обеих сторон. Колосс мерно преодолевал ступеньку за ступенькой. Когда он наконец оказался наверху, у Грегори отлегло от сердца.
Пыхтя и отдуваясь, Конданссо прошествовал по коридору. Дверь в обеденный зал была такой узкой, что ему пришлось протискиваться через нее боком. Потолочные балки из красного дерева, того же цвета стулья, лавки и столы создавали впечатление нарочитой простоты. На столах стояли разноцветные фаянсовые тарелки и стаканы в форме кубка, под потолком болтались связки чеснока и стручков перца. На стенах висели фонари и тыквы, рыбацкие сети и медные сковороды.
Контрастом всему этому служили испанские веера, оплетенные винные бутылки и плакаты со сценами корриды. Иберийский декор был создан стараниями мадам Грегори — чистокровной полногрудой испанки с иссиня-черными волосами и огромными кольцами в ушах. Она обрушила на своего гостя поток слов и изобразила даже нечто похожее на реверанс.
— Вас ждут, месье, — прошептала она.
В конце зала поднялся костлявый человек в помятом костюме, сидевшем на нем мешком. Его тощее лисье лицо скривилось в угодливой гримасе, и он низко кланялся, пока Конданссо не подошел.
Корсиканец грузно опустился на лавку. Когда пышная грудь мадам Грегори оказалась в поле его зрения, он заказал кофе со сливовым ликером.
— Ну, Люсьен, твоя Иветта вернулась домой? Вы помирились?
— Благодарю, месье. Арест пошел ей на пользу. Она мила и добра со мной, как в прежние времена.
— Прекрасно. Ну и на что она живет?
— Ах, месье. То там, то сям…
— Понимаю. А ты?
— Так же. То там, то сям…
— А то, что ты мне подсунул, из того или из сего?
Лисье лицо мужчины еще больше вытянулось. Он вперился в Конданссо индюшачьим взглядом. Кадык подпрыгивал, словно теннисный мячик.
— Месье, — выдавил он из себя, — если бы такое подворачивалось мне чаще, я бы сейчас сидел не здесь, а пригласил вас в «Ритц».
— О нет! Ты думаешь, тебе так много отломится?
— Вы всегда были щедры ко мне, месье.
— Когда это стоило того, Люсьен. На этот раз ты остался в дураках. Твой козырь не побил последней карты партнера.
— Вам не нужна… информация?
— Не нужна!
Грациозная официантка принесла напитки, Конданссо проводил ее сальным взглядом и хрюкнул. Он сунул в рот новую сигару, раскурил, и она задымила, как фабричная труба. Затем отхлебнул кофе, а ликер оставил напоследок. «Лисье лицо» жадно втягивал носом ароматы. Его руки суетливо сновали над столом. Собеседники исподволь следили друг за другом. Они отворачивались в сторону, когда их взгляды встречались.
— Неужели эта информация не имеет для вас никакой ценности, месье? — нудил Люсьен.
— Никакой! На, забери обратно свои каракули. — Конданссо вынул из кармана пиджака сложенный пополам клочок бумаги и бросил его тощему. Затем одним махом опрокинул в рот рюмку ликера и облизал губы. Откинулся назад и закрыл глаза. Его голова застыла под рапирой тореадора.
Казалось, Конданссо дремлет. Но он вдруг рывком придвинулся к тощему. Схватил его за рукав и прошипел:
— Где вторая часть?
— Какая вторая часть? — запинаясь, переспросил «лисье лицо».
— Мой дорогой Люсьен, у тебя на счету немало всяких грешков, о которых еще не знают в префектуре полиции. Но сколько веревочка ни вьется… ты меня понимаешь?
— Да, месье! Ради Бога! Клянусь небом, мне ничего не известно о второй части.
— Оставь небо в покое! Для тебя там все равно нет места. Кому ты сбыл вторую часть?
— Месье Конданссо, да отсохнет у меня рука, если я хоть что-нибудь знаю о второй части. Я невинен, как…
— …Как твоя Иветта. Знаю я вас. Надеюсь, и ты знаешь меня. Стоит мне захотеть, и завтра ты увидишь небо в крупную клетку.
