Ирина Боур - Слёзы Рублёвки
Тем более что Кутузовский проспект — идеальный полигон для подобного рода вялотекущих, но постоянных военных действий. Когда он пустой, то буквально вынуждает подхлестнуть все свои триста 'лошадок', и без того нетерпеливо бьющихся копытами цилиндров. И оп-па! Превышение. А когда, наоборот, Кутузник, словно варикозная вена, вздувается автомобильными пробками, — само собой получается на осевую выехать. Хотя бы на секундочку, хотя бы для обгона. А это уже 'встречка'. И кудесник палки и свистка — как раз на месте!
В девяностые, бывало, всё проходило по-простому. Даже дверца не открывалась. В приоткрытое окошко с одной стороны купюра появлялась, а с другой — всасывалась. И довольные друг другом контрагенты расходились.
Теперь такого романтического беспредела больше нет. Теперь надо поговорить, разобраться, поторговаться. Но порядок тот же — договориться, в принципе, можно. 'Тарифы' разве что другие. Двадцаткой 'зелени' уже не отделаешься. А решить всё лучше на дороге, а не в управлении ГИБДД и не в суде. Там будет дороже.
И что сейчас случилось? Никого не подбила, не переехала, ни в кого не врезалась?
— Настя, передайте, пожалуйста, трубку старшему из них, — прошу я мягко. — Я поговорю…
* * *
Первой реакцией Анастасии на слова мужа было полное, всеоглушающее отчаяние. Словно кто-то очень родной умер.
Или она сама умерла?
Ерунда это, что мужчины выбирают себе жён. Это Настя выбрала его. Ещё в Плехановском. Она поступила, он уже заканчивал. Трудно пересечься в большом вузе при таких обстоятельствах. Но — случилось.
Красивый? Да, красивый. И чувствовалась в нём какая-то звериная грация. Он передвигался неподражаемой хищной стелющейся походкой. Походкой наёмника, как она тут же про себя решила. Не сильно широк в плечах, но пропорционален, как Аполлон. Не тот пошлый из банальных женских мечтаний, а настоящий такой, из-под резца греческого скульптора.
И ещё чувствовалось за ним что-то острое, тревожащее. Прямо за его плечами прищуривалось. В Настином кругу было редкостью, чтобы парень в наше время уходил в армию. А Виктор отслужил. Он не говорил тогда, где и как. Но виделся за ним некий другой мир, в котором он был своим. И мир этот был непрост и, видимо, далеко не безопасен. Ибо угадывалась в повадках этого парня привычка принимать решения быстрые, как удар. Ответственные. Решения, которые нередко приводят далеко не к одним словесным дискуссиям.
Лишь позже она узнала, что он 'прихватил' службу в Нагорном Карабахе, в одной из тех 'горячих точек', на которые распадался в своё время умирающий Советский Союз. Участвовал в боевых действиях, стрелял в людей, сам был ранен…
Возможно, эта школа настоящего вооружённого конфликта потом и помогала ему в бизнесе. Но тогда Настя выбрала своего будущего мужа не за качества успешного предпринимателя. О которых и не знала. А именно за это: за тревожащую тайну. И характер, за которым словно стояла лязгающая танковыми траками сила.
И когда это всё вдруг — вдруг, в одну страшную секунду! — стало чужим…
Анастасия сидела около телефона, не в силах пошевелиться. Лишь слёзы, неудержимые слёзы начали торить путь по щекам. Она ничего не чувствовала, совсем ничего, кроме пустоты, — а те уже словно знали, что произошло крушение. И побежали с тонущего корабля…
А дальше…
Сознание как будто отделилось от тела. И в свободном полёте над ним наблюдало, что происходит. Ничего не говорило, не подсказывало, ничем не руководило. Как Кутузов при Бородинском поле, сидело на складном стульчике и отстранённо следило за ходом битвы.
Битвы кого с кем? Или чего с чем? Отчаяния с надеждой? Нет, у Вити не тот характер, чтобы она могла на что-то надеяться. Потому отчаяние не нуждалось в сражении — оно, как мародёр, обрушилось на поле, оставленное противником.
Да, сеансы у психотерапевта сыграли некоторую роль. Поэтому Настя держалась. Внешне — едва ли не невозмутимо. Если б не предательские крысы-слёзы, ничего особенного в её действиях нельзя было и заметить.
Дошла до шкафа, взяла брюки, блузку, жакет свой любимый, начала одеваться. Подкрасилась у зеркала. Пальцы даже не дрожали.
Но в мозгу как будто зажглась звёздочка, яркая, очень болезненная в своей яркости звёздочка. И она росла, расширялась, выжигая всё вокруг себя острыми, словно шипы, лучами. Шипы вонзались в нервные узлы, рвали мозг, упирались в череп, вызывая всё большую и большую боль.
Настя ещё помнила, как вывела машину, как выехала за ворота. Как вывернула на шоссе. А в мозгу всё светлело и светлело. Словно солнце, красное и нежаркое ранним утром, забиралось выше по небосводу. И становилось ярче и ярче… пока не взорвалось ослепляющим осознанием.
И после она уже ничего не помнила. Ни как проскочила мимо поста на въезде в Москву. Ни как всё больше и больше наращивала скорость, пока ехала по Рублёвке. Ни как яростно сигналила неповоротливым увальням, что занимали левый ряд, никуда не торопясь. Ни как вырулила из-под моста на Кутузовский, даже не посмотрев налево, из-за чего мчавшуюся прямо машину буквально отшвырнуло прочь. Ни как от неё шарахались другие водители. Ни как, в отчаянии от их тупости, она выскочила на разделительную. Ни как в последнюю секунду увернулась от стоявшего на ней милицейского 'форда', ни как за ней началась погоня, ни как её прижимали к обочине у Поклонной…
И только зажатая спереди 'фордом', а слева — чёрным 'мерсом' подрезанного ею милицейского подполковника, она пришла в себя.
И боль её вырвалась наружу…
* * *
Моё знакомство с Анастасией Серебряковой началось за полгода до этого вечера. Обратилась она по поводу плохого самочувствия.
Когда-то миловидная женщина, тогда она действительно не годилась для обложки глянцевого журнала. Даже принимая во внимание 7-месячную беременность. Бледное лицо, аллергическая сыпь, под глазами круги. Раннесредневековая живопись и святая великомученица Агнесса.
Жаловалась на постоянную слабость, головную боль, изжогу и боли в желудке. Причём старания 'телесных' медиков по лечению серьёзного эффекта не давали. Скорее всего, потому, что соответствующей 'клиники' не обнаруживалось. Физически здоровая женщина.
Приняли верное решение, что в данном случае соматику угнетает психика. И рано или поздно всё закончится реальной язвой желудка и эссенциальной гипертензией. Ну, а дисфункция ВНС уже, можно сказать, в наличии.
В общем, направили к невропатологу, тот, соответственно, порекомендовал психотерапевта. Ну, а там сработал слушок об 'экстрасенсорном' мне.
Между тем, ничего особенно необычного в заболевании Серебряковой не было. Ещё американец Джейсон Сомерсет, просистематизировав отличия в протекании болезней у мужчин и женщин, доказал, что у последних практически все заболевания имеют психические корни. Ещё лучше сформулировал наш российский психосомолог Валентин Григорьев: сперва женщина начинает ощущать себя больной, а потом уже возникает настоящая болезнь. И если верить публикациям, то именно в женской психике кроются источники аллергии, астмы, гипертонии, заболеваний сердца, двенадцатиперстной кишки, язвенного колита, нейродермита, псориаза, неспецифического полиартрита, а также мигрени, заболеваний щитовидной железы, сахарного диабета, злокачественных новообразований. И так далее.
Так что в определённом смысле болезни женщины генерируются её мозгом, её переживаниями и опасениями.
У Серебряковой это было выражено ярко. Стало ясно, что клиницисты правы. Проблемы со здоровьем вызваны сильной тревогой. Женщина очень боялась предстоящих родов. Не без основания: у неё уже был выкидыш. Да и роды в таком возрасте не есть гут.
С другой стороны, муж был достаточно обеспечен, чтобы отправить её в модный Лондон или прагматичный, имея в виду будущее гражданство ребёнка, Бостон. Так что не в родах была основная проблема. Насколько я тогда уже понял, значительную роль играла не только боязнь потерять и второго ребёнка, но и некие общие трудности в семье. Постоянное ощущение растущей отчуждённости с супругом. И боязнь его потерять. Не по материальным соображениям боязнь.
Любовь.
В общем, серьёзный курс лечения ей был показан.
Хм, забавно прозвучало. Нет, не от любви, конечно, лечиться. А, можно сказать, от себя самой. Устранять те проблемы её внутреннего 'я', которым тот донимает 'я' внешнее. Телесное. Одним словом, проблемы с психикой.
Вот для этого я и нужен. Ибо я и в самом деле хороший врач.
Хотя слово 'врач' тут не совсем подходит. Или наоборот: подходит полностью. Но только в том антично-универсальном смысле, который не совсем годится для медиков 'стандартных' специальностей. Которые — медики. От медицины. То есть науки по исследованию и лечению патологических процессов в организме человека. По исследованию нормальных процессов — тоже, но не о том речь. В любом случае они имеют дело с организмом. Мы же — с psyche. Душою.
