Ольга Лаврова - Естественная убыль
Вскоре взяли Кудряшова (завпроизводством) и проЁчих соучастников; ресторанная верхушка, как водится, целиком была завязана. Директор, правда, разыгрывал невинность, будто сейчас из яичка вылупился. Только что принял должность, на него по "Ангаре" еще улик не собралось, нечего и искать.
Большинство привлеченных были как-то по-человеЁчески незначительны, а вот Маслова и Кудряшов заниЁмали Знаменского. Сегодня они должны были впервые встретиться после ареста. Но Знаменский не сразу ей сказал. Женщина сидела перед ним потухшая, постаревЁшая. Но изящество и миловидность в ней сохранились, на это Знаменский рассчитывал.
-- Как здоровье?
-- Доктор сказал, дня через три можно обратно в общую камеру... если не буду волноваться.
-- В вашем положении трудновато.
-- Э, будто я раньше не психовала!
-- Звонил муж. Дома все благополучно, дети думают, что вы в больнице. Дочка получила пятерку за диктант.
-- А как он сам, Пал Палыч? Что говорит обо мне? Он... очень переживает?
Любовь. Даже о матери не спросила. О себе, похоже, вообще мысли нет.
-- Переживает. Снова просил свидания.
-- Ой, нет! Чтобы он увидел меня здесь... такую...
-- Зря. Вот что, Ирина Сергеевна, когда я сказал ему, что вы обвиняетесь только в халатности...
-- Спасибо, Пал Палыч! Большое спасибо!
-- Вы просили -- я сказал, но это зря, честное слово. Лучше бы ему знать.
-- Нет-нет! Коля такой... такой непрактичный, -- на лице возникло умиление. -- Такой честный, наивный! Я, конечно, расскажу, но надо его подготовить.
Любовь. А любовь, говорят, слепа. На счастье ли, на горе...
Рядом с Масловой Кудряшов резал глаз избытком жизненных сил. Вместо головы румяный кочан. Любил он покушать и выпить. Внешне простоват, но привычки сибаритские. Одет, что называется, с иголочки и выбрит только что -- при тюремной норме раз в неделю. ПередаЁчи ему таскают богатые, есть что сунуть кому надо.
-- Гражданину следователю! Ирочка, лапонька, вид у тебя неважнецкий.
-- Посторонние разговоры, -- казенно одернул ЗнаЁменский.
-- Пожалуйста, сколько угодно. -- Крепкая рука проЁтянула пачку сигарет. -- "Мальборо", гражданин следоваЁтель. Друзья не забывают.
-- Советую привыкать к отечественным.
-- Зачем? Плебейство.
Любимое его словечко. Хотя сам-то и есть чистокровЁный плебей, дорвавшийся до денег и кое-какой власти.
-- Обвиняемые Маслова и Кудряшов, в связи с проЁтиворечиями в ваших показаниях между вами проводится очная ставка. Разъясняю порядок. Вопросы задаю только я. Отвечает тот, к кому я обращаюсь. Первый вопрос обЁщий: до ареста отношения у вас были нормальные? Не было личных счетов, вражды? Кудряшов?
Тот со смаком затянулся.
-- С моей стороны не было. А чужая душа -- потемки.
-- Маслова?
-- Нет, не было.
-- Тогда начнем. По чьей инициативе Маслова была переведена из НИИ торговли в ресторан?
-- По моей.
-- Для чего?
-- Решили реорганизовать кондитерский цех, и я проЁсил прислать способного специалиста.
-- А для чего понадобилась реорганизация?
Кудряшов похвастался:
-- Модернизировали производство, поставили дело на современную ногу!
-- А на ваш взгляд, Ирина Сергеевна, для чего понаЁдобилась реорганизация?
-- Сначала я действительно покупала оборудование, выдумывала новые рецепты. Мы стали выпускать фирменЁные пирожные, торты. Очень интересно было работать.
С появлением Кудряшова ее как подменили: комок нервов. А тот слушает и кивает одобрительно.
-- Потом?
-- Потом цех начали расширять и расширять. От нас уже требовали одного -- как можно больше продукции.
-- Ресторан поглощал лишь малую долю сладостей, верно, Кудряшов?
-- Излишки продавались через магазины.
-- Стало быть, модернизация привела к тому, что кондитерский цех вырос в небольшую фабрику?
-- Мы боролись за максимальное использование проЁизводственных площадей, гражданин следователь.
-- А точнее говоря, старая кормушка показалась мала.
Знаменский немножко поцарапал в протоколе, сейЁчас будет для Масловой трудная минута.
-- Кто и когда привлек вас к хищениям?
-- Меня опутал и втянул Кудряшов!
Тот даже отпрянул, сколько мог, и изумился. Очумела она, что ли?! Но быстро переварил отступничество МасЁловой, засмеялся.
-- Чему веселимся? -- поинтересовался Знаменский.
-- Да как печатают в скобках: "смех в зале".
-- А кроме смеха?
-- Ну ее, пускай врет что хочет!
-- Негодяй!
Перебранки на очных ставках неизбежны, иной раз и рукоприкладство случается, конвоира приходится звать: самому лезть в свару противно. Эти, конечно, драться не станут, пусть поругаются, Масловой оно духу придаст.
-- Ирина Сергеевна, как вы узнали, что в ресторане действует группа расхитителей?
-- Прошло месяца полтора, как я там работала... У меня в цеху свой закуток, ну, вы видели... Кудряшов туда принес "премию" -- так он назвал. Как сейчас помню -- три бумажки по двадцать пять рублей. Я на них купила первые в жизни лаковые туфли, а Коле нейлоновую рубашку. Потом еще много раз он приносил "премии".
-- Чем они отличались от обычных?
-- Обычные платил кассир, а тут сам Кудряшов.
-- Была отдельная ведомость?
-- Я расписывалась в какой-то бумажке.
Красные пятна на щеках, на лбу, руки на коленях подрагивают. Как бы опять сердце не прихватило. ОдиЁночным выкриком "негодяй!" не разрядишься. Надо бы ей пошибче что-нибудь заготовить для Кудряшова. Он, в сущности, роковая фигура в ее судьбе, и давно вынашиЁвалась неприязнь... Маслова повторяла подробности, уже Знаменскому известные, и он прислушивался краем уха, чтобы вовремя вмешаться с соответствующим вопросом.
-- Однажды вызвал меня к себе. Это было после Восьмого марта. Вызвал и говорит: тебя авансом побалоЁвали, пора включаться в дело. И объяснил что к чему.
-- Вы подтверждаете эти показания?
-- Да что мне было ей объяснять?! Сама соображала, не маленькая!
-- Много я тогда соображала...
Кудряшов поджег новую сигарету и пустил дым женЁщине в лицо.
-- Не прикидывайся дурочкой, -- он усмехнулся, приЁзывая Знаменского в свидетели. -- Сунул ей на пробу -- взяла, аж глазки заблестели. Стал покрупнее давать -- опять берет. А "премии"-то больше зарплаты. Тут, извините, и козе будет ясно!
-- Однако вы не ответили -- состоялся или не состоялся между вами откровенный разговор в марте?
-- Возможно, я ей что-то и посоветовал. В порядке так сказать, обмена опытом, -- небрежным тоном, как о пустяке.
-- Посоветовали -- что?
-- Ну, намекнул... не упускать своих возможностей.
Снова пауза, неслышно скользит авторучка по строкам протокола.
-- С какой целью вас вовлекали в хищения?
-- Я как завпроизводством цеха утверждала рецептуЁру: сколько чего должно пойти на разные изделия. Вся экономия зависела от меня.
-- То есть то, что накапливалось для хищения.
-- Да... Из этих продуктов делали "левый" товар. В основном пирожные "эклер" и "картошка". На них проще словчить. А сбытом ведал Кудряшов.
-- Зачем ты, Ирина, прибедняешься? -- сморщил Кудряшов свой объемистый нос. -- Я хочу, чтобы вы меня правильно поняли, гражданин следователь. Маслова -- высококвалифицированный специалист, даю слово. По твоему сладкому делу вуз кончила. Мы ей полностью доверили цех. Зачем бы я стал администриЁровать? Волюнтаризм проявлять? Она хозяйничала на свой страх и риск.
-- Это неправда! Во-первых, он утверждал ассортиЁмент, а в ассортименте этих самых "эклеров" и "картоЁшек" было девяносто процентов! Я их уже видеть не могла!
Очная ставка развивалась в намеченном русле, успеЁвай фиксировать.
-- Чем вы объясните такое однообразие?
Кудряшов хитровато прищурился:
-- А я лично сладкого не люблю. В рот не беру, даю слово! Солененькие грибки под водочку -- это да! МоЁжет, потому за разнообразием не гнался.
-- Есть во-вторых, Ирина Сергеевна?
-- Да. Ежедневно я получала от него указания, что и в какие магазины завтра отправлять.
Она с удовольствием нанесла удар, и Кудряшов заЁбеспокоился: запахло конкретикой.
-- Что с тобой стряслось, Ирина? Зачем это тебе надо?
-- Отвечайте по существу.
-- Обращаю ваше внимание на то, что нет никаких документов, которые подтверждают ее слова.
-- Зато работники магазинов подтверждают, что именЁно вы приезжали договариваться о сбыте и вам они отдавали половину стоимости "левых" пирожных.
-- Это кто же именно под меня копает?
-- С ними вы встретитесь.
-- Встречусь -- тогда посмотрим.
Он уперся в Маслову угрожающим взглядом. ПодчиЁненных привык держать в узде. Она и сейчас его побаиваЁлась. Остальные тоже, некоторые буквально трепетали. Из грязи в князи -- почти всегда самодур. А Кудряшов к тому же недюжинный человек. Пороха не выдумал, однако по размаху превзошел многих коллег. Когда взяли, оценил трезво, что летит с порядочной высоты и внизу жестко, но упрямо надеялся извернуться, как кошка, и упасть на четыре лапы. Да и было на что надеяться: благодетелей высоких хватало. Недаром же Капустин искал к ЗнаменсЁкому подходы.
