Джон Берли - Уайклифф разрывает паутину
Хильда толкнула ту дверь, на которой значилось: «Служба размещения».
Позднее утро в туристических кемпингах обычно самое спокойное время, и свою сестру Элис она застала за разборкой бухгалтерии. Ей помогала долговязая девица примерно одного с Хильдой возраста, которая заносила в реестр номера вновь поступивших счетов.
— Привет, малышка, — сказала Элис, оторвавшись от своего гроссбуха. — Что у нас такой скучный вид? Ничего, потерпи недельку-другую, а там и снова в школу.
— Очень смешно!
И чертами лица, и цветом волос сестры очень походили друг на друга, но Элис в свои двадцать восемь уже заметно обабилась, начав терять стройность фигуры и былую привлекательность.
— Не могли бы мы… — начала Хильда, обращаясь к девушке-помощнице.
— Да, Шарон, — сказала Элис, — будь любезна, сходи поищи моего муженька. Он должен быть где-то на верхней площадке. Поинтересуйся у него, куда могла деться платежка за дизель, который доставили двенадцатого числа.
Когда помощница вышла, Элис сказала:
— Она вернется не скоро. На самом деле, Берти косит траву за туалетами. А теперь рассказывай, какие у тебя проблемы, малышка.
— Я только что от врача.
— Ты ходила к врачу? Тебе нездоровится?
— Я беременна.
Ну вот, она это сказала. Слова произнесены.
— Беременна?! О, Боже! — Смысл сказанного дошел до Элис не сразу. — А ошибки быть не может?
— Нет.
— Какой срок?
— Восемь недель.
— Ты, должно быть, догадывалась, раз сама пошла проверяться.
— Конечно.
— И кто же это? Ральф?
— Да.
— Ты в этом уверена?
— Естественно, уверена! Что я, по-твоему?…
Элис сдержала раздражение и сказала:
— Ладно, не будем вдаваться в это сейчас, но только не строй из себя святую невинность, детка! И давно вы с Ральфом?…
— Это было всего один раз.
— И ты не принимала таблеток?
— Нет.
— А почему же Ральф?…
— Мы не предполагали, что у нас дело дойдет до этого.
— Весьма наивное оправдание.
— Не надо так со мной разговаривать.
— Возможно, но ты только представь, как взовьется отец. Что ты намереваешься делать?
— Я сказала врачу… ну, этому, временному, что хочу сделать аборт, но он не согласился.
— Не велика беда. Пойдешь к Хоскингу, когда он вернется из отпуска.
Пока все было гораздо проще, чем воображалось ей во время ночных бдений. Элис восприняла новость совершенно спокойно, как заурядную прозу жизни; Хильда даже как будто почувствовала легкое разочарование.
Она смотрела в окно, стоя спиной к конторке. По другую сторону дорожки на ступеньках передвижного домика сидела молодая женщина, а ее несмышленыш в подгузнике ползал рядом в траве. Мамаша созерцала его с улыбкой Моны Лизы. Казалось непостижимым, как это женщина по доброй воле может взвалить на себя такое.
И тем не менее Хильда повернулась лицом к сестре, уже созревшая для той роли, которую сама для себя избрала.
— А впрочем, я могла бы и оставить ребенка.
Ход пешкой, не более того.
— И выйти за Ральфа?
— Ну.
— А что, так будет проще всего, верно? — Элис, несомненно, принимала ее всерьез.
— Должно быть, так.
Элис глубоко вздохнула и спросила:
— Помимо всего прочего, на что вы будете жить?
— Но ведь Ральф работает на шхуне с отцом.
— Верно, только не забывай, что у Ральфа двое братьев-школьников. Чарли Мартин, конечно, зарабатывает на жизнь для себя и своей семьи, но я бы очень удивилась, если бы его заработков хватило на то, чтобы прокормить еще и тебя с маленьким ребенком. Ральф, может, и захочет и Чарли уговорит, но жить вам придется в беспросветной нищете. Во всем, кроме разве что харчей, ты будешь зависеть от отца.
— А я и без того сижу у него на шее.
Элис усмехнулась.
— Неужели ты думаешь, что отец позволит тебе выйти за Ральфа и все будет по-прежнему?
— Не вижу, почему бы и нет.
— Не видишь, открой глаза. Ты что, не замечаешь, как отец к тебе относится? Ты же единственная из нас, кто имеет для него какое-то значение. Я на сегодняшний день числюсь в самых больших его жизненных разочарованиях, Эстер для него что мебель. А Берти и вовсе…
Элис достала из лежавшей на столе пачки сигарету и закурила.
— Так что осталась ты одна, малышка. Отец спит и видит, что ты закончишь с отличием школу и осчастливишь затем Оксфорд. Оттуда ты выйдешь со степенью — это тоже дело решенное — и начнешь блестящую карьеру. И только потом тебе должен подвернуться некий очаровашка-принц. Причем было бы совсем хорошо, если бы у него не работала одна важная анатомическая деталь… — Элис выпустила струйку дыма и наблюдала, как она кольцами поднимается к потолку. — Неужели ты думаешь, что он смирится, если вместо всего этого ты преподнесешь ему Ральфа Мартина?
Мысль, что собственный отец может находить ее сексуально привлекательной, была Хильде внове. Она была заинтригована и на мгновение полностью предалась размышлениям на эту тему. Элис по-своему истолковала ее молчание.
— Не беспокойся, крошка. Это всего лишь игра его воображения. У каждого мужика свои заскоки. Отец шизанулся на тебе.
Хильда рассеянно перебирала чистые регистрационные бланки.
— Как бы ты поступила на моем месте?
— Если бы залетела? Сделала бы аборт. Кроме всего прочего, в семнадцать лет рановато полностью отдавать себя в руки супруга. Сперва надо научиться некоторым жестким приемчикам самообороны — само собой, речь не о драках с мужем, Боже сохрани!
— Стало быть, ты этому научилась, прежде чем вышла за Берти? — искушение спросить оказалось слишком велико.
— Сейчас разговор не обо мне, — Элис покраснела.
В офис вошел Джеймс Клемо. Рукава его рубашки были высоко закатаны, руки перепачканы машинным маслом.
— Что за безрукий муженек тебе попался, Элис! Вчера были похороны, сегодня я все утро проторчал у старика Пенроуза по поводу бабушкиного завещания, а домой прихожу и слышу: «Джим, у меня что-то газонокосилка никак не заводится!» От десятилетнего мальчишки больше толку, ей-богу! Иной раз мне кажется, он это нарочно.
— Вот ему и скажи об этом.
Как все мужчины в роду Клемо, Джеймс был плотный и коренастый. Его редеющие светлые волосы чуть отливали рыжиной, но теперь все заметнее седели. Лицо красноватое и мясистое, с крупными чертами. Он удалился в туалет, откуда вышел через несколько минут, вытирая руки бумажным полотенцем.
Только теперь он обратил внимание на Хильду.
— Привет, малышка! Что тебе здесь понадобилось?
Он оглядел свою младшую дочь снизу вверх.
— Не нравится мне эта твоя майчонка. Она совершенно… не к месту.
Хильда промолчала.
— Вижу, сегодня ты снова собралась пойти на «Прибое»? — произнесено это было зло, почти с угрозой.
— Да.
Клемо скомкал бумажное полотенце и раздраженно метнул его в сторону корзины для мусора, но промахнулся. Он снова посмотрел на Хильду, явно намереваясь сказать что-то еще, но передумал и перевел взгляд на свои часы.
— Черт побери, уже двенадцать! Утра как не бывало. Увидимся за обедом. И сними с себя эту тряпку, Хильда. Ох, скорее бы тебе опять в школу!
Элис дождалась, пока он уйдет, и спросила:
— Теперь понимаешь, о чем я?
«Подожди, это только пролог», — подумала Хильда.
По подъездной дорожке Хильда направилась к дому и вошла с черного хода. В кухне Эстер возилась с обедом, Питер — маленький сынишка Элис — громоздил пирамиду на диване у окна. Он поднял голову, когда вошла Хильда, взгляд его серьезных голубых глаз устремился на нее, но тут же вновь обратился на конструкцию из кубиков.
— Тебе помочь?
— Можешь накрывать на стол.
Эстер было тридцать шесть, но выглядела она старше. Волосы стянуты в куцый «конский хвост», мелкие неправильные черты лица, кончик острого носика покраснел, лоб лоснился. Прошлое Эстер окутывал легкий флер таинственности: шестнадцати лет ее удочерили дед и бабка Хильды, и с тех пор все относились к ней как к полноправному члену семьи, но почему это произошло, никто, казалось, не знал.
С течением времени, превратившись во взрослую женщину, Эстер взяла на себя все хлопоты по хозяйству, а после смерти матери Хильды посчитала себя ответственной и за ее дальнейшее воспитание.
Хильда набросила скатерть на сосновый обеденный стол, стоявший в центре кухни, напоминавшей своей планировкой обыкновенный сарай. Клемо всегда собирались за едой здесь, если у них не намечалось гостей. Хотя большая часть земель была сдана ими в аренду, они продолжали следовать традициям своих предков-фермеров. Дом их с виду походил на ферму, а образом жизни они более всего напоминали зажиточную крестьянскую семью.
— Что с тобой такое стряслось? — спросила Эстер через плечо. Она сливала в раковину воду из кастрюли с вареной картошкой.
