Александр Щелоков - Последний солдат Империи
Юрик рос мальчиком трезвым и никогда не баюкал себя надеждой на случай. Это ведь все байки для дураков, будто старательных примечают, талантливых отбирают, пестуют и двигают вверх. На самом деле везет в жизни и службе лишь тем, кто ухитряется на ходу прицепиться к тому, что уже само едет и может везти. Поэтому Юрик сумел выбрать момент и ухватился сразу за поручень маршальского салон-вагона.
Окончив Московское общевойсковое военное командное училище, он с первых шагов в карьере обставил папу, потому что женился не на учительнице из неведомого человечеству поселка Урулюнгуй, а, презрев насмешки однокашников, повел под ручку в загс дочку маршала — перезревшую толстозадую девицу, уже успевшую побывать замужем — дважды официально и один раз просто так, ради разминки и пробы сил.
Верный расчет позволил Юрику начать офицерский путь не таская ноги в замызганных сапогах по полигонной грязи, а скользя в начищенных до блеска ботинках по ковровым дорожкам коридоров Генштаба. Старый маршал, брюзгливый и вздорный, мучимый хроническими запорами и геморроем, очередного зятя не жаловал, но из принципа не мог позволить ему увезти дочь за кольцевую дорогу, опоясывающую столицу. Юрик стал адъютантом начальника одного из управлений военной разведки.
Всего месяц потребовался Юрику, чтобы разобраться в своих обязанностях по отношению к домочадцам и окружению шефа — генерал-лейтенанта Владимира Константиновича Ковшова. А тонкости здесь были немалые. Еще не старый, сохранивший к пятидесяти годам половую пылкость и амурные желания, генерал умело делил время между службой и молоденькой программисткой из вычислительного центра конторы. Проникнув в эту опасную тайну, Юрик начал весьма интересную игру. Всячески прикрывая легкий флирт своего шефа, он решительно взял на себя заботу о его супруге. Помогло то, что Юрик при первой же встрече с генеральшей сумел правильно оценить натуру и желания сиятельной Калерии Павловны.
Породистая, сытая дама, обладавшая всеми мыслимыми благами в небогатой стране — двумя квартирами в городе, двумя дачами в Подмосковье — собственной и казенной — была готова черпать радости жизни полными пригоршнями, но обстоятельства сурово сдерживали ее порывы. Первым и главным тормозом являлась служба мужа, которая отнимала у него не только свободное время и силы, но даже его славное имя. Какой-нибудь генерал-майор, комендант гарнизона, едва получив назначение становился известным каждому мало-мальски грамотному человеку, читающему газеты, а ее Вольдемар, возглавлявший одно из направлений всесильной советской разведки, даже в среде военных выглядел неким бесплотным духом, на которого полагалось смотреть, не узнавая, а любопытство, проявленное некстати, считалось плохим тоном и строго пресекалось.
Между тем в пышнотелой сановной супруге генерала после рождения поздней дочери созрела мучительная жажда плавиться и сгорать в испепеляющих плотских страстях. Занятый делами муж во время не сделал этого открытия, и Калерия Павловна томилась наедине со своими желаниями, как вулкан, полный раскаленной лавы и затаившийся до неизбежного извержения.
Юрик впервые встретил мать-начальницу на одном из ведомственных армейских торжеств в Центральном доме Советской Армии. Едва войдя в зал, он заметил своего шефа, который в мешковатом сером костюме стоял у колонны, поддерживая жену под локоток. Тряхнул головой, как конь, отгоняющий мух, и спросил:
— Могу я пригласить вашу супругу на танец, Владимир Константинович?
Генерал, давно ждавший момента, чтобы сходить в тайный начальственный закуток с бесплатной выпивкой и закусками, обрадовано подтолкнул супругу к лейтенанту.
— Это мой мальчик, Каля. Юрий Михаилович…
Генеральша оглядела молоденького офицера, как опытная хозяйка поросенка, предназначенного на заклание к званому обеду. Оценила узкую талию, широкие плечи, крепкие руки, нагловатые, по-бараньи выпуклые глаза, в которых поблескивало нескрываемое желание. Все это ей понравилось, и она протянула руку:
— Очень приятно. Я буду звать вас Гарриком, Можно?
— Конечно, — согласился Юрик, — Называйте! Так мы танцуем?
Он даже не пытался сопротивляться: Гаррик, так Гаррик, ничем не хуже, нежели Юрик или Егор, как его пытался называть занудистый тесть — старый маршал.
Генеральша кивнула и улыбнулась:
— Танцуем.
Юрик, поймав такт, сильной рукой подхватил супругу шефа, прижал к себе покрепче, чтобы ощутить приятное касание пышной груди, и повел в водоворот танца. От генеральши пахло дорогими французскими духами. Она танцевала с упоением, и после первого тура от нее потянуло тонким возбуждающим запахом разогретой плоти.
Когда вальс отгремел, Юрик проводил генеральшу к колонне, у которой она недавно стояла с супругом. Генерала на месте не оказалось. Оставлять даму одну было неприлично. Склонившись к круглому аппетитному плечу партнерши, почти касаясь щекой завитка золотистых волос, Юрик шепнул ей на ухо фразу, которую продумал заранее:
— Простите, Калерия Павловна, но, танцуя с вами, я понял, как можно больнее всего наказать мужчину.
— Как же? — генеральша удивленно вскинула брови, под которыми лучились большие откровенные глаза.
— Только чур, без обиды. Мы ведь не маленькие.
— Конечно, Гаррик.
— Самое тяжелое наказание танцевать с такой женщиной, как вы, и ощущать, что нас разделяет так много ткани…
Он заранее был готов ко всему — к извинению, к необходимости признать свою армейскую невоспитанность и стушеваться, признав поражение, но генеральша оценила шутку.
— В таком случае, — улыбаясь сказала она, — я накажу вас за откровенность еще раз. Вы танцуете танго?
Он танцевал…
В конце вечера Юрик проводил генерала с супругой к машине. Пожимая лейтенанту руку, Калерия Павловна капризно сказала мужу:
— Воля, я пригласила Гаррика к нам на среду…
В среду на даче генерала отмечался какой-то семейный праздник. Настолько семейный, что встретиться Юрику с гостями не удалось.
— Ты прости, — по-свойски предупредил его генерал, — вышло не очень ловко. Заболела наша постоянная работница. Калерия Павловна просит тебя помочь ей по хозяйству…
Весь вечер Юрик, засучив рукава, орудовал на кухне, так и не появившись в гостиной. Зато поблагодарить его за труды сюда пришел сам шеф. Красный от выпитого, добродушный от хорошего настроения, он был мягок и мил.
— Ты уж не обижайся, — простецким тоном отца-командира, знающего, что при любом раскладе карт прощение ему будет дано, произнес он. — Так все глупо вышло. А ты нас выручил. Не протестуй. Выручил. Без тебя не знаю, что было бы. Поверь — я твой должник.
— Рад стараться, — пытался отшутиться Юрик. Но генерал тона его не принял.
— Я говорю серьезно. Ты меня выручил. Понял? И еще одна просьба. Я уезжаю в город. Срочно. Гости сейчас рассосутся. Будь добр, помоги супруге до конца во всем разобраться. Сама попросить тебя она стесняется.
После отъезда хозяина вечеринка отшумела быстро и незаметно. После полуночи Калерия Павловна, вдохновленная и воздушная появилась на кухне. Подошла к Юрику, стоявшему в кухонном фартуке, беззастенчиво положила ему полные, пахнущие свежестью руки на плечи.
— Ты устал, мальчик? — спросила она тоном заботливой матери и сообщила. — Наконец мы одни…
— Я бы выпил, — выразил желание Юрик, придвинув хозяйку к себе и коснувшись ее щеки губами.
Они прошли в гостиную. Он устало опустился на диван. Хозяйка наполнила хрустальные бокалы шампанским. Протянула один ему. Юрик встал. Они чокнулись. Выпили. Он принял пустой хрусталь из ее рук и поставил на стол. Затем обнял хозяйку и увлек на диван.
В первые мгновения Юрик даже испугался. Потревоженный им вулкан сразу взорвался и плеснул обжигающей лавой. Калерия Павловна забилась в тяжелой дрожи. Она стонала, кусала губы и руки, напрягалась как струна, костенела в неведомой муке, закатывала глаза и вдруг расслабленно опадала, так что было трудно угадать — жива она или нет.
Но через миг все начиналось снова — дрожь, стоны, кусание рук…
Только через полчаса они сели на диване, ошеломлено глядя друг на друга. Отдышавшись, Калерия Павловна поправила прическу, встала и, ощупав себя, капризно сказала:
— У, противный! Платье испортил! Я вся мокренькая…
— За чем же дело? — спросил Юрик насмешливо. — Раздевайся!
И, откинувшись на спинку дивана, жадными глазами следил за тем, как она раздевалась.
Ночь прошла в голубом тумане…
***«Я один» — эта мысль ошеломила Куроду. Он поднял голову и увидел, что мир вокруг изменился. Джунгли выглядели зловеще темными, и хотя он излазил их вдоль и поперек, заросли вдруг наполнились таинственной угрозой. Шум океана, мерный, глухой, звучал пугающе.
Капрал стоял на скале, не находя сил стронуться с места. Казалось, что со смертью последнего товарища мир потерял одушевленность, разом превратился во враждебную, полную опасностей стихию. С востока наползали тяжелые тучи. Небо сделалось черным и только на юге у горизонта оно синело. Вдруг, найдя невидимую щель в обложных тучах, вниз прорвались оранжевые лучи солнца и повисли, словно натянутые струны между небом и океаном. Отраженные водой, они рассыпались как перья красочного веера, расцветив поверхность вод в оранжевые, золотисто-желтые и изумрудно-зеленые тона.
