Станислав Родионов - Засекреченный пикник
- Да, окончил юридический факультет, - вышел я из положения, не называя своей должности.
- Почему вас заинтересовала нравственность в современной литературе?
- Юриспруденция держится на нравственности.
- Я думала, на законах.
- Да, а законы опираются на нравственность.
По дороге сюда я сомневался: прилично ли идти к женщине, даже незнакомой, с пустыми руками? Не с тортом же? И купил розу, одну, небольшую и бутонистую, чтобы можно было спрятать. Теперь я, как фокусник, извлёк её из рукава и неумело протянул учительнице со словами:
- Меня звать Сергей Георгиевич. А вас я уже знаю, Тамара Леонидовна.
Ни цветок, ни моё представление, похоже, её не тронули. Лишь мимолётная улыбка, как бы случайно севшая на её лицо и тут же улетевшая. Розу она положила на колено.
И я подумал, что роза ей не идёт, поскольку учительница похожа на ромашку: пряди светлых волос с блеском мягкого серебра, жёлтенькая простенькая кофточка…
- Тамара Леонидовна, я обратился к вам ещё и потому, что ваша школа православная.
- Думаете, мы сильно отличаемся от других школ?
- В смысле морали…
- Передам вам беседу со школьником о религиозных праздниках. Спрашиваю, что такое Пасха? Отвечает: это когда едят красные яйца. А масленица? Это когда едят блины. Ну а пост? Это когда ничего не едят.
Я не столько вникал в её речь, сколько всматривался в эту женщину. Как теперь принято говорить - славянский тип. Покатые плечи, голубые глаза, ямочка на подбородке, лёгкая курносинка… Ну да, ромашка, но как бы сорванная,
- Тамара Леонидовна, меня интересует влияние современной литературы на школьников…
- Вы шутите? - спросила она удивлённо.
- В моё время, например, всем девочкам нравилась Наташа Ростова…
- Она же не прикольная.
- Вы так думаете?
- Ребята так говорят.
- Вы их переубеждаете?
- Нет.
- Почему же?
- Бесполезно.
Мне бы удивиться, но, похоже, удивилась она моей наивности. Может быть, и к лучшему - наивных любят учить. Мне же требовался свободный разговор, чтобы подобраться к главному.
- Бесполезно… учить?
- Нам бесполезно обсуждать такие темы.
- Но ради этого я и пришёл.
- Ради пользы учёбы? - Видимо, она усмехнулась, но не губами.
- Тамара Леонидовна, мне нужна, правда, - взял я быка за рога.
- Сергей Георгиевич, правду говорить боюсь.
Я улыбнулся, но тоже губами. Значит, правда была? И она догадалась, какую правду я имею в виду. Не об уроках же литературы она боится говорить?
- Боитесь… почему?
- Кому эта, правда, нужна…
- Нужна! Я же пришёл за ней.
- Сергей Георгиевич, мне с ним не справиться…
Во мне ёкнуло, как щёлкнуло в переключённом приборе. Я обернулся следователем, потому что возник подозреваемый. Кто и в чём, я не знал, но он появился.
- Одной не справиться, а с помощником?
- Где они, помощники…
- Например, я.
- Шутите?
- Неужели в нём такая мощь? - Я чуть было не выдернул из кармана удостоверение, чтобы доказать свою мощь, то есть мощь прокуратуры.
- Сергей Георгиевич, оно всесильно.
- Оно?
- За него общественное мнение, чиновники, семья, мещанские вкусы…
- Тамара Леонидовна, о ком вы говорите?
- О государстве.
- При чём тут государство? - удивлённо спросил я, догадавшись, что она отвечала не на мой вопрос, а на другой, на свой.
- Теперь учитель вынужден противостоять государству.
- Каким образом? - прикинулся я непонятливым.
- Вы упомянули Наташу Ростову… Значит, я должна говорить с ребятами о любви. А телевизор показывает секс в разных вариантах и способах. Будут ребята слушать про любовь? Я говорю о доброте, а по телевизору бесконечные сцены мордобоя. Я говорю о служении родине, а в ящике объясняют, как сделать карьеру. Я говорю о труде, а на экране упитанные парни учат сколачивать первоначальный капитал. Кому ребята будут верить мне, молоденькой училке, или государственному телевидению?
Она махнула рукой с такой силой, что роза упала на пол. Учительница подняла, принесла майонезную баночку с водой и поставила цветок. Мне, почему то захотелось взять его и обратно спрятать в рукав. Не «розовая» ситуация.
Когда Тамара Леонидовна нагнулась, её лицо подплыло ко мне. Не «розовая» ситуация… Красная! Её щёки рдели пуще цветочного бутона. Голубые глаза блестели, и не голубизной, а каким-то синеватым отливом.
Но мысли этой женщины, в сущности девочки, прямо таки ошарашили. Откуда у неё такая социальная зрелость? И главное, эти мысли совпали с моими, словно она их подслушала.
- Сергей Георгиевич, извините, но мне надо собираться.
- Вы уезжаете? - понял я значение разбросанных книг и всех этих коробок.
- Намереваюсь.
- Что-то случилось?
- Это уже другой вопрос и к литературе не относится.
- Но вы и по моему вопросу ничего не рассказали.
- Как же… Изложила свой взгляд на главную педагогическую проблему.
Мне оставалось лишь уйти. Почему же я не обратил внимания на её шею, которая забинтована? Точнее, с правой стороны, видимо, на какую-то ранку сделана медицинская накладка.
Уже в передней я спросил:
- Тамара Леонидовна, когда уезжаете?
- Пока не знаю.
- А куда?
- Тоже не знаю, - усмехнулась она, делая это как можно беззаботнее.
- Разрешите ещё раз к вам заглянуть?
- Пожалуйста.
- Тамара Леонидовна, а что у вас с шеей?
- Кошка оцарапала…
В прокуратуре я пришёл к выводу о бесплодности своего визита. Впрочем, убедился, что беда у женщины стряслась: насиженное место ни с того ни с сего не бросают.
Я позвонил капитану Палладьеву: хорошо иметь друзей в уголовном розыске.
- Сергей Георгиевич, нужна оперативная помощь?
- Игорь, узнай-ка, есть ли у Тамары Леонидовны кошка.
- Какая кошка?
- Бешеная.
4
Мне следовало посетить школу. Без разговора с ребятами, которые ездили в лес - двумя девочками и одним мальчиком, - тайну учительницы не разгадать.
Тайну… Разве это тайна? То, о чём можно получить информацию, я бы назвал загадкой. Меня занимало новое дело о женщине-каннибале. Убила свою подругу, нажарила из неё бифштексов и собрала гостей. Нет, не в каннибалихе тайна - это вне человеческой морали. Я хочу сказать, что меня интересует не психиатрия, а психология. Тайна в другом…
Гости. Как пять человек пили, жевали и смеялись, зная, что едят человечину? Они объясняли - по пьянке…
Директор школы меня знала. Я шёл в её кабинет, и меня не покидало ощущение, что вокруг меня не дети, а уменьшенные взрослые. В одинаковой одежде, с одинаковыми липами. Постарел я или устарел?
Мне казалось, что у детей отобрали детство весьма оригинальным способом - их чуть ли не с семи лет вовлекают во взрослую мещанскую жизнь. Год назад я был в этой школе на детском концерте. Вместо пионеров заливался хор в белых одеждах, и все в кудряшках - не то ангелочки, не то херувимы. Пропали детские песни, сказки, походы, игры… Вместо них шоу, анекдоты, приколы, сплетни… И почти открытое подталкивание к сексу.
Вот и говорю - устарел я.
Мне показалось, что школа чем-то взбаламучена. Ребята стояли группами, и почти все хихикали. Я спросил у директрисы:
- Что-то случилось?
Она молча протянула белый полиэтиленовый мешочек, на котором буквами значилось «Contex». Поскольку в иностранных языках не силён, то смотрел на директрису вопросительно. Она посоветовала:
- Гляньте-гляньте!
Под иностранными буквами крупно значилось по-русски: «Не бойся своих желаний!» Я согласился:
- Зачем же их бояться?
- Да посмотрите выше!
А выше, ещё крупнее, тёмно-синими буквами: «презервативы». Не зная, как отреагировать, я сделал вид, что не понимаю слова. Директриса отреагировала:
- Девочка на всех переменах демонстративно гуляла с этим пакетом по школе. Под хохот, вопросы и шутки. А?
- Где она его взяла?
- В аптеке.
- Девочка не из тех, кто ездил в лес?
- Тамара Леонидовна с такими не дружит. Директриса провела меня в пустующий кабинет химии. Минут через десять появилась девочка:
- Здравствуйте, меня звать Лера.
- А кто я, знаешь?
- Да, вы из научного института.
Я подтвердил. В конце концов, не одно расследованное дело эдак томов в пятьдесят тянуло на диссертацию. Начать решил издалека:
- Лера, девочка ходила по школе с полиэтиленовым мешком…
- Ну и что?
- Реклама там пошлая.
- А с нами уже проводят беседы о любви. Двенадцать лет. Джинсовая курточка, на которой два значка с непонятной символикой. Джинсовые брючки, ремень с пряжкой - мордой непонятного животного.
- Лера, и что на этих беседах вам говорят?
- Нельзя вести распущенный образ жизни.