Жорж Сименон - Время Анаис
— Ты что, лишнего хлебнул?
Зачем он, спрашивается, пил? Но потребность промочить горло возникла вновь. Находившиеся в зале молчали, не двигаясь. Тишину нарушало лишь тиканье будильника да шумное дыхание собак.
— Что же вы? Говорите! Дежурный у аппарата!
Словно застигнутый на месте преступления, он растерялся.
— Алло! Жандармерия?
— Бригадир Рошен у телефона.
— Прошу прощения за беспокойство, бригадир. Я звоню из… — Пришлось оглянуться: он забыл название деревушки. — Минутку…
— Энгран! — прошептал лавочник. — Скажите, что звоните от Дюрье. Он знает.
Гость послушно повторил:
— Я в Энгране. Звоню от Дюрье.
— Кто со мной говорит?
— Видите ли… Вы меня не знаете. Я хотел бы, чтобы вы за мной приехали.
— За кем ехать? Я вас не слышу. Ничего не понимаю.
Слова, долетавшие издалека, звучали слишком громко, точно отражаясь от стен грота.
— За мной. Я Альбер Бош. Хочу добровольно сдаться. Совсем недавно в Париже я совершил убийство. Я не пытаюсь скрыться. У меня и в мыслях этого не было. Напротив…
— Подождите, пожалуйста, минуту.
Теперь он слышал разговор бригадира: «Послушай, что он мне сказал. Похоже, он кого-то пришил и теперь намерен явиться с повинной».
— Алло! Не повторите ли то, что сообщили бригадиру?
Словно школьник, тщательно выбирая слова, он повторил сказанное. Позади послышался шум. Бош не посмел оглянуться, чтобы узнать, в чем дело.
— А как вы очутились в Энгране?
— На машине приехал.
— Краденой?
— Нет, на своей.
— Рассчитывали, что успеете пересечь границу?
— Нет. Просто ехал, куда глаза глядят.
Бригадир Рошен подсказал коллеге: «Спроси, есть ли у него оружие».
— Вы вооружены?
— Я… — Пришлось напрячь память и вспомнить, Куда он подевал револьвер. — Нет.
— Вы уверены, что у вас нет оружия?
— Честное слово.
— Ну, хорошо. Оставайтесь там. Но почему бы вам не приехать к нам на своей машине?
— Она поломалась.
— Я позвоню в Орлеан, попрошу указаний. Не трогайтесь с места. Папаша Дюрье рядом?
— Вы имеете в виду хозяина? Он здесь.
— Передайте ему трубку.
Бош повернулся вполоборота, но и этого было достаточно, чтобы увидеть егеря, присевшего на край стола и державшего в руках ружье.
— Вас просят подойти к телефону, господин Дюрье.
Того, что произошло в следующее мгновение, Бош никак не ожидал: он протянул трубку лавочнику, но тот не сдвинулся с места. Сначала Альбер решил, что хозяин боится, и со слабой улыбкой произнес:
— Вы же слышали. Оружия у меня нет. Я хочу явиться с повинной.
Но тут был вовсе не страх, и когда Бош это понял, то поначалу удивился. В глазах крестьянина он прочел иное чувство, о его существовании он прежде и не подозревал. То был не испуг. Даже не отвращение. Нечто худшее.
Бош глядел в глаза присутствующих, по-прежнему сжимая в руке трубку, откуда доносился голос жандарма. Бош понял, вернее, почувствовал, что между ним и остальными внезапно возникла некая пустота, невидимая преграда, и ни сам он, ни другие не смогут ее преодолеть.
Старуха, чтобы не видеть преступника, неотрывно смотрела на угли очага.
— Не хотите с ним разговаривать?
Бош положил трубку на столик аппарата и, точно чумной, отошел в сторону, подальше от двери, чтобы не спровоцировать выстрел.
После некоторого колебания лавочник двумя пальцами взял трубку.
— Это Луи, бригадир.
Что говорил жандарм, было непонятно, слышно было лишь, как вибрирует мембрана.
— Да… Да… Ферман как раз у меня… С ним еще двое… Да… Что-что? Не знаю. Лет тридцать с небольшим… Да… Четыре стопки… Не знаю… Не думаю…
Бош, не спускавший со старика глаз, заметил: тот побледнел, будто внезапно заболел.
— Поднимайся наверх и ложись спать, — обратился к жене лавочник, вешая трубку.
Старуха жестом велела ему наклониться и что-то прошептала на ухо. Лавочник ответил едва слышным, но настойчивым голосом. Взяв на руки кошку, женщина открыла дверь, за ней были видны ступеньки лестницы. Старик отправился следом. Когда вернулся, лицо его было все так же бледно. Хотел было взять бутылку с водкой, но передумал и налил стакан вина. Пить ему, видно, не хотелось, что-то его угнетало. Постояв немного за стойкой, он подошел к сидевшим в глубине помещения охотникам.
Не двигаясь, Бош наблюдал за происходящим. Говорили о нем. Высоким, почти писклявым голосом егерь спросил:
— Что сказал Франсуа?
Послышалось какое-то шушуканье. Одна из собак направилась к Альберу, но хозяин, цыкнув на нее, приказал лечь.
Ноги гудели, но стула рядом не было, а сдвинуться с места Бош не решался. Захотелось снова смочить горло. А еще лучше — поесть. При виде сложенных пирамидой банок сардин чувство голода стало нестерпимым. Бош понимал: этих людей не следует просить ни о чем. Ни в коем случае. Им неприятно будет видеть, как он ест. Словно он не человек. Все сорок минут, которые пришлось ждать стоя, хотя метрах в двух находился стул, Бош испытывал еще одну, вполне естественную потребность. Но удовлетворить ее было еще труднее. Если бы он сел, то почувствовал бы облегчение.
Насторожились, подняв уши, собаки. Усилился поначалу едва слышный шум мотора. Взвизгнули тормоза, хлопнула дверь. В лавку вошли два жандарма в форменной одежде. Вместе с ними в натопленное помещение ворвались ночная сырость и холод.
— Это вы звонили?
Сцена, которая последовала, смахивала на хорошо отрепетированный номер фокусника. Один из жандармов провел руками по телу Боша. Видно, искал оружие. Второй, встав перед ним, глазами показал на запястья.
— Руки вытяни!
Щелкнули наручники.
Не было никакого перехода, все произошло мгновенно. Еще минуту назад с ним говорили на «вы». И вот это грубое, без тени фамильярности «ты».
Охотники поставили ружья в дальний угол, казалось, вернулись к обыденной своей жизни.
— Где твои документы?
— Во внутреннем кармане, в пиджаке, — с виноватым взглядом произнес Альбер: в наручниках самому ему бумаги было не достать.
Нацепив очки, бригадир сел и принялся изучать содержимое бумажника. Вынув удостоверение личности, повертел в руках, подошел к телефону и крутнул ручку.
— Попрошу Орлеан. Срочно. У аппарата бригадир Рошен.
Сверкнув стеклами очков, назвал номер.
— Алло! Орлеан? Летучий отряд? Говорит бригадир Рошен из Витри-о-Лож. Операция закончена. Сообщаю фамилию и местожительство задержанного… Да… В руках у меня его удостоверение личности. Похоже, подлинное… Записываете? Альбер Бош. Читаю по буквам: Бернар… Ольга… Шарль… Нет… Женат… Париж, набережная Отей, дом 67-бис…
Хотелось курить, но Альбер не смел попросить, чтобы достали из кармана сигареты. Прихлебывая вино, которым его угостили, второй жандарм вполголоса беседовал с лавочником и его клиентами.
— Одну секунду… Сейчас выясню.
Бригадир повернулся к Бошу.
— Кого ты убил? Где? Когда?
— Это Серж Николя… Недавно… Примерно в половине седьмого… Вернее, в шесть…
— Где?
— У него на квартире, улица Дарю… Недалеко от площади Звезды…
— Алло! Вот сведения, которые он мне сообщил…
Жандарм повторил имя убитого, адрес; помолчав, спросил:
— Каким образом?
— Выстрелил из револьвера.
Жандарм повторил и это, выслушал, что ему сказали по телефону.
— Свидетели имеются?
— Нет.
Бригадир передал в трубку:
— Свидетелей не было… Он мертв? — продолжал ту же игру жандарм.
— Думаю, что да… Да… Наверняка мертв.
— Алло! Он считает, что да. Говорит, наверняка умер. Что?… Хорошо! Машину сначала осмотреть? Понятно. Будьте спокойны… Не знаю… Во всяком случае, час с лишним. Тем более, что автомобиль остался на шоссе в лесу.
Бригадир переспросил:
— Машина в лесу?
— Да.
Обращаясь к невидимому собеседнику, жандарм тоже сказал «да» и повесил трубку. Неторопливым жестом снял очки и стал похож на завсегдатая деревенского трактира, а не на представителя органов правопорядка.
— Машину отыскать сумеешь?
— Думаю, да.
— Сможешь показать дорогу?
— Дорога поворачивает налево, к церкви. Машина поломалась неподалеку от фермы у подножия склона.
— Это ферма Шарассо, — вмешался егерь.
Трактирщик протянул бригадиру стакан вина. Решив не отказываться от угощения, жандарм залпом выпил содержимое.
— Ну, поехали!
Первым из помещения вышел задержанный, за ним оба жандарма. После того как дверь за ними закрылась, оставшиеся снова уселись за стол. Возможно, и старуха, не успевшая лечь в постель, спустится вниз с кошкой на руках, чтобы устроиться в плетеном кресле.
Направляясь к полицейскому автомобилю, Бош не посмел признаться, что испытывает острую естественную потребность. Сунув его на заднее сиденье, жандармы заняли передние места. По-прежнему шел дождь. И темнота была какая-то другая, и стеной встающие в свете фар деревья.
