Ричард Джэссеп - Темное дело в Гейтвее
– Если бы только мне удалось заставить этого сопляка признаться! – грубо ответил Оззи.
– Да, да, вы совершенно правы! – послышался голос К.Т.Макдаффа. От стоял на пороге, не спуская с юноши тяжелого взгляда. – Заставьте его признаться, слышите? Заставьте! Если вы сделаете это, я обещаю вам обоим повышение по службе.
Аве вложил пистолет в кобуру.
– Оззи, это мне не по душе.
– Извините, мистер Макдафф, но у нас есть инструкция и…
– Плевать мне на ваши инструкции! – в бешенстве заорал Макдафф. – Этот бандит убил мою жену, а вы лепечете о каких-то инструкциях!
– Мы всего лишь патрульные полицейские, мистер Макдафф, – запинаясь ответил Авэ. – Наша обязанность задержать подозреваемого до приезда сотрудников уголовной полиции. Допрашивать его мы не имеем права. Вот если этот парень захочет сделать какое-нибудь заявление, тогда мы обязаны его выслушать, а потом выступить в качестве свидетелей. Я правильно говорю, Оззи?
Макдафф подскочил к задержанному и ударил его по лицу. Он уже занес руку для второго удара, но Авэ оттащил его и попросил выйти из кухни.
– Заставьте его сознаться! – успел крикнуть Макдафф. – Мне нужно его полное признание!
Удар оказался настолько сильным, что юноша едва не опрокинулся вместе со стулом. – Оззи удержал его и тут же принялся бить арестованного по лицу.
– И все-таки ты заговоришь! И все-таки ты заговоришь! – приговаривал он после каждого удара. – И все-таки ты сейчас же во всем признаешься!
– Я ничего не сделал! – тщетно пытаясь уклониться от рук полицейского, воскликнул юноша. – Клянусь богом, я ни в чем не виноват!
– Бог тебе не поможет. Тебе никто не поможет. Ты сейчас же все расскажешь. Советую сделать это до того, как за тебя возьмется Честер Вирлок.
В продолжение всей этой сцены Авэ стоял на пороге и нерешительно посматривал то на беснующегося Оззи, то на Макдаффа, возбужденно шагавшего из угла в угол в соседней комнате. «А ведь повышение по службе вовсе мне не помешает, – размышлял Авэ. – К черту сантименты! Если и переборщим – Макдафф не даст в обиду… Кто мог кокнуть его жену, как не этот парень? И если мы сумеем выколотить из него признание до приезда Вирлока, Макдафф обеспечит нам получение следующего чина…»
– Эй, Оззи! – окликнул он коллегу. – Я, кажется, придумал, как развязать ему язык.
* * *Честер Вирлок сидел, ссутулившись, рядом со своим помощником Хиллори Смитом, безотчетно наблюдая, как легко и уверенно ведет тот машину.
– Расскажите мне все, что вам известно о Макдаффе, – попросил он. – Возможно, вы знаете нечто такое, чего не знаю я.
– Сомневаюсь. А впрочем, пожалуйста. Начну с того, что Макдафф считает себя непогрешимым, как жена Цезаря, и с успехом требует, чтобы так считали все остальные.
– Конкретнее. Мне нужны детали.
– Макдафф, пожалуй, наиболее влиятельная персона не только в нашем городе, но и во всем штате. Он богаче всех, кого я знаю. Частенько принимает участие во всякого рода темных делишках и…
– Факты?
– Надо учитывать нравы, царящие в нашей стране. Слишком часто такие вот политические интриганы и богачи, как Макдафф, на поверку оказываются соучастниками всяких темных афер.
– Вы продолжаете говорить в общем и целом, – мягко упрекнул Вирлок.
– Макдафф – азартный картежник и время от времени проигрывает крупные суммы. Много пьет, большой юбочник, сорит деньгами… Что еще? Принимал самое непосредственное участие в крупных мошенничествах, которые впоследствии кому-то удавалось замять… Но это вы и сами знаете.
– Хиллори, Хиллори! – рассмеялся Вирлок. – Но только в одном нашем Гэйтвее я могу назвать человек сто, о которых можно почти слово в слово сказать то же самое!
– Макдафф тщеславен, – добавил Смит.
– Откуда вы взяли?
– Он тщательно следит за своей внешностью, ежедневно не меньше часа проводит в парикмахерской, покупает костюмы только в самых дорогих магазинах Нью-Йорка. Женился на девушке вдвое моложе его. Она шикарно одевалась и выглядела, как кинозвезда, что вовсе не мешало ей частенько появляться в общественных местах совершенно пьяной. Макдафф предоставлял свою хорошенькую жену самой себе и гонялся за каждой юбкой. Видимо, жена была для него красивым манекеном, не больше.
– Все это довольно общо.
– Могу еще кое-что добавить.
– Ну?
– Несмотря на все это, он ее страшно ревнует… Я хочу сказать – ревновал.
– Вы не исключаете, что он сам мог ее застрелить?
– Мог. Как и любой из тех, кто, по-вашему, попадает под мою характеристику.
– Но ведь Адамс сообщил, что убийца задержан на месте преступления, не так ли?
– Тогда зачем же вам сведения о Макдаффе?
– Освежаю в памяти свои впечатления о самом респектабельном и влиятельном гражданине города.
– Вот мы и приехали, – заметил Смит, когда они, с трудом пробравшись по заполненной зеваками и машинами улице, остановились у ворот усадьбы Макдаффа. Дежуривший у ворот полицейский поздоровался и доложил:
– Убитая в спальне, а задержанный на кухне.
Вирлок кивнул и по мощеной дорожке, через усыпанный цветами сад направился к дому. У входа с важным видом прохаживался еще один полицейский. Увидев инспектора, он распахнул дверь.
Вирлок вошел в дом и осмотрелся. У двери в спальню, расположенную чуть выше вестибюля, на ступеньках стоял третий полицейский.
– Прошу сюда, мистер Вирлок, – сказал он, отдавая честь.
Вирлок вошел в спальню.
– Смит, попросите всех посторонних сейчас же освободить комнату, – распорядился он и повернулся к Макдаффу, который как раз показался из ванной, где, очевидно, умывался и причесывался. В руке он держал наполненный до краев бокал с виски; веки у него покраснели – не то от вина, не то от слез.
– Кто вы, собственно, такой? – сухо спросил Макдафф.
– Честер Вирлок из уголовной полиции. А это мой помощник Хилл Смит.
Макдафф даже не взглянул на Смита.
– Убийца в кухне, его допрашивают двое полицейских. Идите сюда. – Он жестом приказал Вирлоку и Смиту следовать за ним. – Не тяните канитель, – говорил он на ходу, – кончайте дело быстрее. Клянусь всеми святыми, чем скорее этот бандит окажется на электрическом стуле, тем лучше для вас, слышите?
– Слышим, сэр.
Войдя в кухню, Вирлок и Смит сразу поняли, какую дикую расправу учинили над задержанным Оззи и Авэ. Лицо юноши покрывали багровые синяки, кровь из разбитого носа и губ заливала воротничок белой рубашки и свитер. Макдафф устремился к задержанному и принялся осыпать его грубыми ругательствами.
– Ну-ка, вы оба! – сквозь стиснутые зубы обратился Вирлок к Оззи и Авэ. – Немедленно убирайтесь отсюда!
Оззи нагло ухмыльнулся.
– Пожалуйста, инспектор… Мистер Макдафф, мы сделали все, что могли, но этот тип так и не сознался.
– Я хочу остаться с задержанным наедине, мистер Макдафф, – твердо сказал Вирлок. – Будет лучше, если вы тоже уйдете.
– Я ухожу, но помните: мне нужно полное признание, – зло ответил Макдафф. – Я требую отправить этого типа на электрический стул.
– Снимите с него наручники, – приказал инспектор Смиту. – Станьте у двери и никого не пускайте.
Вирлок закурил, положил сигареты и спички перед задержанным и уселся на стул.
– Ваша фамилия?
* * *В тот же самый воскресный вечер, в половине одиннадцатого, миссис Джейн Морган – невысокая полная женщина лет пятидесяти – поднялась, запыхавшись, в свою квартиру на третьем этаже одного из домов неподалеку от Хай-стрит, переоделась и, выпив чашку чая, закурила, что случалось с ней крайне редко. Потом она вышла на балкон, уселась в качалку и закрыла глаза. В ее памяти вновь всплыло все то, что она видела сегодня вечером. Всплыло так живо, что женщина вздрогнула.
Муж миссис Морган покинул сей мир лет восемь назад. С полгода она носила траур и грустила, но наконец взяла себя в руки и устроилась секретаршей в приемную зубного врача. Воскресенье она обычно проводила в кругу близких друзей, а перед вечерней воскресной службой в церкви позволяла себе пообедать в одном из центральных ресторанов города. Однажды она услышала, как одна из приятельниц утверждала, что теперь уже ничто, абсолютно ничто не может нарушить новый порядок ее жизни. Джейн Морган часто и с удовлетворением вспоминала эти слова, ибо этот «новый порядок» нравился ей, укреплял чувство уверенности в себе и создавал иллюзию некоторого благополучия, хотя, честно говоря, бывали дни, когда она остро переживала свое одиночество.
И вот теперь то, что ей довелось увидеть на Бэккер-авеню, несло в себе реальную угрозу ее тихому, мирному существованию. Как и обычно, уже много лет подряд, миссис Морган не спеша возвращалась из церкви по Бэккер-авеню и, тоже как обычно, внимательно разглядывала особняки и виллы, пытаясь представить, какая жизнь течет там, за этими стенами и окнами. И сегодня, оказавшись свидетельницей ужасной сцены, она не могла ни на минуту забыть о ней и с трудом сдерживалась, чтобы не впасть в истерику.
