Джон Локк - Время от времени
Вечер был тихий, машин мало, а те, что были, шли с большими интервалами, и мы направились обратно к пансионату. Высокую траву на обочинах покачивал бриз, и я держался посреди дороги, чтобы клещи не добрались до ног моей спутницы.
Ощущение безмятежности — или что это там было — длилось секунд десять, но было достаточно мощным, чтобы побудить меня отыскать его источник. Может, что-то в воздухе? Какой-нибудь цветок с одуряющим ароматом? Но мы то ли уже миновали его местонахождение, то ли запах вторгся в наше пространство и полетел дальше. Я мысленно отметил, что надо бы тщательно обследовать окрестности завтра утром во время пробежки.
— Помнишь, как пару недель назад Карен сказала, что ты убийца, а не вор? — подала голос Рейчел.
— На самом деле ее зовут Калли, — отозвался я.
Моя подруга не ответила, и я добавил:
— Ага, помню.
— Что она имела в виду?
Рейчел знала, что я работал на национальную безопасность, но пока что я не видел необходимости сообщать ей, что в мои обязанности входила ликвидация подозреваемых в терроризме. Как не потрудился и упомянуть, что в свободное время был убийцей по контракту для мафии.
— Наверное, она имела в виду мою убийственную улыбку, — высказался я.
— Сомневаюсь.
Я поглядел на Рейчел, но промолчал.
— Взять хотя бы то, — продолжала она, — как ты управился, спасая меня и Сэма от этих типов. Не говоря уж о Лу.
— Лу Келли? А он-то здесь при чем?
— Лу можно назвать крутым парнем.
— Да, это есть.
— Но вас с Карен он боялся. А Карен двинула Сэму лишь раз — и чуть не прикончила его.
— И что?
Взяв мою руку в ладони, Рейчел поднесла ее к губам и сообщила:
— Я без трусиков.
Я не мог не подивиться ее способности перескакивать с одной темы на другую как попало.
— Парню всегда полезно располагать подобными сведениями, — произнес я.
И тут подруга без всякой видимой причины так впилась в мою руку зубами, что хоть криком кричи. Я на миг озадачился, вправду ли она рехнулась или дурака валяет.
— Я никогда не ношу трусов, — изрек я.
— А ты хоть почувствовал, как я только что тебя укусила? А то даже не заорал или типа того…
— А, так это ты?.. Ага, почувствовал.
— Вот за что я так люблю тебя! — заявила Рейчел.
— За то, что не ору, когда ты кусаешься?
— Нет, за то, что ты забавный.
— Приятно знать, — сказал я, потирая руку.
— Держу пари, у тебя то́ еще прошлое, Кевин.
— Не спорю.
— Может, когда-нибудь расскажешь?
— Может, когда-нибудь напишу книгу.
— А если да, вставишь в нее меня? — улыбнулась Рейчел.
— Конечно.
— Обещаешь?
— Если я напишу книгу, я вставлю тебя в нее. И назову ее «Ныне и прежде».
— Надеюсь, ты не оформил права на это название, — заметила моя приятельница, — а то продаж не дождешься.
Уже стемнело. В пляжных домиках вдоль шоссе начали вспыхивать огни. Впереди нас, в домике, стоявшем слева, на балкон выбежал стриженный под ноль мальчонка, который спустил штанишки до щиколоток и попытался пописать сквозь перила. Мать прикрикнула на ребенка, в мгновение ока сграбастав его и утащив обратно через раздвижные стеклянные двери. К тому времени оба уже смеялись.
Мы с Рейчел обменялись улыбками.
— Дети, — сказал я.
— Мальчишки, ты хочешь сказать.
— Что, ты утверждаешь, будто девочки никогда не делают пи-пи на улице?
— Только не с высоты.
Мы шагали молча, и я обдумывал ее реплику.
— Маме я не сказала, — поведала Рейчел.
— О чем?
— О нас.
— Что о нас?
— Что мы поженимся, дурачок!
— Ах, это!.. — произнес я.
— Может, скажу при личной встрече.
— Пожалуй, неплохая мысль.
Мы подошли к открытому пространству ярдах в восьмидесяти от ближайшего дома. Я услышал, что сзади медленно подъезжает автомобиль, и инстинктивно увлек Рейчел на левую обочину.
— Шпендики, подбросить не надо? — донеслось до нас из этой машины.
Это была синяя «Камаро Супер Спорт» 1969 года с парой белых гоночных полос на капоте. В ней сидели несколько человек.
Говорил водитель — ровесник Рейчел, то есть возрастом под тридцать, со щербатым передним зубом и сальными волосами. Взгляд у него был остекленевший, как у наркомана, усердно потчующего себя ганджубасом. Когда заднее стекло опустилось, оттуда вырвалась туча дыма, заклубившаяся в бризе.
Затем подал голос один из пассажиров, ужасающе омерзительный чернокожий с толстыми губами:
— Деваху мы подвезем, — заявил он и добавил, обращаясь к Рейчел: — Эй, цыпа, не хошь чуток новенького? Залазь. Мы тя так прокатим, что ввек не забудешь!
— Отгребись, мурло, — отрезала моя спутница. — Или мой жених надерет тебе жопу.
Урод одарил меня пустым, унылым взором из-под приспущенных век:
— Чё, правда, папик?
— Проваливай, — ответил я.
— Че за говно, прям не верится! — проговорил чернокожий кому-то на заднем сиденье. — Сучка отвергает наши клевые покатушки. Наверное, у папика поблизости «Олдсмобиль». Мож, покатаемся, попробуем найтить… Мож, подпалим это твое угребище, а, папик?
Я в ответ посмотрел ему прямо в глаза:
— Будь мне нужна тачка, я бы надрал тебе жопу и забрал твои колеса, как и сказала дама.
Говнюки в машине взорвались, как аудитория Спрингера[1], когда Джерри выпускает на подмостки всякую голоту. В наш адрес посыпались бесчисленные угрозы, и кто-то с дальнего конца заднего сиденья — пацан в цветастой бандане — высунулся через окно и сбоку направил на меня пушку.
Сумерки уже сгустились, но не настолько, чтобы я не мог хорошенько разглядеть это изделие.
— Будь поосторожнее с этой штуковиной, — сказал я его владельцу.
— Ха! Ты уже не такой храбрый, правда, папик? — заржал целившийся в меня парень.
— Храбрее, — ответил я. — В этой говенной пушке все наперекосяк. Попробуешь выстрелить, и она взорвется у тебя перед носом.
— Если хошь, я пальну прям щас.
— Заплатил бы, чтобы увидеть такое, но у меня есть вопрос.
— Чё те, педрила?
— Как, по-твоему, твои друзья повезут твой труп в больницу или бросят тебя прямо на дороге?
Пацан поглядел на свою пушку.
— Пошел ты в жопу! — буркнул он и забрался обратно в машину.
— В другой раз, папаша, — подал голос водитель.
— А чем плохо прямо сейчас? — поинтересовался я.
— В другой раз.
Высунув руку в окно, шофер показал мне средний палец. Рассмеявшись, компания с ревом унеслась прочь.
— По-твоему, они вернутся? — спросила Рейчел.
— Надеюсь, — ответил я.
Глава 3
Молодой человек лежал навзничь на песчаной дюне, густо поросшей меч-травой. Знали этого парня очень немногие. Те, кто знал, звали его Д’Оги.
Д’Оги следовал за Донованом Кридом и Рейчел на приличной дистанции и, увидев, как они заговорили, понял: сейчас эти двое повернут обратно в пансионат, — потому-то и рванул с места в карьер, чтобы рыбкой нырнуть в эту дюну. Выждав с минуту, он перевернулся на спину и услышал, как к парочке подкатывает тачка, набитая хулиганьем, и услышал что-то вроде перебранки, хотя с такого расстояния и не разобрал ни слова. Когда авто шумно отъехало, Д’Оги не шелохнулся, замедлив дыхание и расслабив тело настолько, что практически слился с песчаной дюной. И коснулся правой рукой ножа в кармане.
Скоро он пустит его в ход.
Лежа на песчаной дюне, этот молодой человек во всех отношениях был невидим. Бриз, долетающий с океана, швырял песчинки ему в лицо, но Д’Оги даже не морщился. Он был един с природой, и ничто было не в силах его поколебать.
Он завел мысленный речитатив: «Лежи здесь, жди, пока они пройдут, а потом прыгни и убей Крида. Лежи, жди, прыгни, убей. Лежи, жди, прыгни…»
Какое-то насекомое — вероятно, муравей — нашло беззащитную полоску кожи над одним из его носков и начало взбираться по его ноге.
«Неудачно, — подумал Д’Оги, — но вряд ли это представляет угрозу моей силе воли».
Затаившийся мужчина знал, что Крид и Рейчел приближаются к отрезку дороги, который сам он занимал незадолго до того. Уже скоро, где-нибудь через минуту они будут там.
Штаны у Д’Оги были мешковатыми, а под ними на нем были надеты семейные трусы — мануфактурная комбинация, открывающая насекомому голокожее шоссе прямиком до талии, если только оно возьмет на себя труд ползти настолько далеко. Д’Оги не стал париться по этому поводу, но чувствовал чуть ли не каждый шаг муравья, уже миновавшего его колено и занятого восхождением по бедру.
Через считаные секунды еще дюжина насекомых, выстроившись в колонну, начала неуклонный марш вверх по его ноге. Д’Оги игнорировал их, пока более тридцати ублюдков не начали расхаживать туда-сюда по его мошонке. Ему становилось все труднее хранить единение с природой. Хотелось завопить, подскочить на ноги, сбросить одежду и валить на хер с этой песчаной дюны.
