Алексей Макеев - Врачебная тайна
— Тс-с‑с! — Повар приложил палец к губам. После чего громко икнул и, покачиваясь, отправился на выход. Перед дверью в страхе вытянулся служивенький, очевидно, охранявший ночной покой мафии от шального офицера. По идее все офицеры должны в своем городке спать давно, кроме дежурного по штабу, но мало ли что… Через некоторое время Повар тихонько пронес свое тело обратно в бытовку, аккуратно закрыв за собой дверь. Милейший человек!
Я подошел к постовому, угостил сигаретой, посочувствовал. На стреме стоять, мол, тяжелее, чем на тумбочке. Каждый норовит докопаться, выходя по нужде: «Смотри!» — дыша перегаром в лицо.
— Часто они так? — кивнул я на бытовку.
— Бухают? Бывает. А то и просто так засиживаются. Угораздило меня в одно расположение со старшиной попасть! Теперь таскает… А ты здорово рыжего приложил! Житья никому не дает.
Наша беседа прервалась из-за появления на пороге бытовки Атаманова со Шляховым. Старшина хлопнул сержанта по плечу, сказал: «Давай!» Шляхов исчез, но вскоре вернулся и, подойдя сперва к Атаманову, двинулся ко мне. В руке у него был какой-то сверток. Старшина что-то буркнул, Шляхов спрятал сверток за спину.
— Запустил котлы? — спросил он меня. — Пойдем со мной, дело есть.
Удивляться я не стал. Как неожиданно попал в варочную, так ее и покинул. Старшину с того момента не видел. С котлами, очевидно, дальше справились без меня.
Сегодня дверь бытовки была распахнута настежь, никаких следов пиршества, естественно, не углядеть. Атаманов сидел за столом, трезв, свеж, глаза смотрят холодно.
— Товарищ старшина! Рядовой Смелков по вашему приказанию прибыл!
— Сядь, — махнул рукой Атаманов. — Это ведь ты котлы запускал?
— Так точно, — подтвердил я. Атаманов все-таки был пьянее, чем казался, той ночью, — подумалось. — Некоторая амнезия имеет место быть. Он же со мной лично ночью разговаривал, как сейчас.
— Слышал уже, что случилось? Не знаю, что там у Шляхова, сердце больное было или что? Врачи разберутся. Все хорошо выпили… День рождения у меня был!
— Поздравляю! — сказал я.
— Спасибо! — криво усмехнулся Атаманов. — Не надо было ему догоняться!.. В общем, так, — принял решение старшина. — Все будем валить на покойника, ему теперь все равно. В шинок, скажем, он сам ходил. Ты не при делах. Понял?
— Так точно, — проговорил я, пораженный его благородством. На губу, и правда, не хотелось.
Из столовой я отправился в штаб, к замполиту. Мы с умом, честью и совестью нашей части были почти друзья. Спортгородок, который с Перепелкиным строили, поначалу смахивал у нас на деревню. В смысле потемкинскую. Опоры турников пришлось вкопать без фундамента. Цемент — не сигарета, его так легко не родишь, не имея возможности покидать часть, а у кладовщика Али Бабы в отсутствие прапорщика снега зимой не выпросишь. Стройматериалы экономил пуще, чем Повар харчи, готовя нам обед. Вот и пришлось врыть столбики просто так. Сроки поджимали, перед присягой ждали проверку. На беду, проверяющему взбрело на ум продемонстрировать свою форму. Спортивную — подполковничий мундир все и так видели. Снял китель, повис на турнике, хотел подтянуться. А дядька здоровый, с виду — больше центнера в нем! Турничок-то наш на сторону и поехал! Командир сделался красен как рак. «Шкуру спущу!» — орал потом. Да только что с нас взять? Мы даже присягу еще не приняли.
«Когда примете, из нарядов у меня не вылезете!» — пообещал нам с Серегой Шляхов. «Можно и не принимать», — не смог сдержать я свой язык. «Ты что, Смелков, долбанулся?» — даже испугался Шляхов. Эта стычка была у нас с ним далеко не первая. «Долбанутым надо быть, чтобы принимать присягу, когда тебе за это всякие ужасы обещают», — сказал я ему. И в этот же день оказался на ковре у замполита.
При виде холеного мужчины в мундире с иголочки первым делом подумалось, что в нашей дыре он надолго не задержится. В Москву, в Москву! В руках подполковник Гарбузов вертел мою анкету.
— Смелков Олег Викторович… Окончил Горьковский политехнический институт… Мать — преподаватель в университете… Отец — журналист…
«Есть еще дядя в главной военной прокуратуре, — мысленно продолжил я. — И отец, на самом деле, не рядовой журналист, а главный редактор горьковского «Рабочего».
— Значит, вы, Олег Викторович, не хотите присягу принимать?
— Что вы, товарищ подполковник! Я такого не говорил.
— Выходит, сержант Шляхов врет?
— Сержант Шляхов меня неправильно понял. Я сказал только, что могу не принимать присягу. Дело это добровольное. Извините, товарищ подполковник, неудачно блеснул эрудицией. Так напугал товарища сержанта…
Гарбузов усмехнулся:
— Знаешь, Смелков, как говорят литераторы? Способность остроумно писать подразумевает наличие чувства юмора у читателя. Если же его нет…
Гарбузов рассказал мне историю бойца, который упорно не желал принимать присягу и в итоге после всех перипетий оказался в сумасшедшем доме.
— Полагаю, это не твой случай? — выразил надежду подполковник Гарбузов.
— Так точно, не мой, — согласился я. Хотелось продолжить: «Это — наш случай».
С тех пор замполит меня запомнил, не упускал случая пообщаться. Видя на тумбочке, например, радовался:
— О! Смелков! Службу несешь? Молодец! Это тебе не «гражданка». Ощущаешь разницу?
— Так точно, товарищ подполковник! Одно дело в театре служить, другое — в церкви и третье — в армии!
Гарбузов улыбался. Не слышал, чтобы кто-то еще так свободно общался с самим замполитом.
На входе в штаб я встретил Суслова и Кисина. Как бывший студент, не мог не спросить их о настроении «преподавателя»:
— Как он?
— Замполит-то? — уточнил Суслик. — Докопался до Кисина, почему Шляхова проморгал, не помог? Может, говорит, специально?.. Плохие отношения были с сержантом?..
Я усмехнулся: какие еще отношения могут быть с сержантом? Непомерная работа, муштра на плацу, издевательства в столовой: «За‑а-кончили прием пищи! Вы‑ы-ходи строиться!» — не успеешь ложку ко рту поднести. Занятия в классе — единственная отдушина. Но и те Шляхов умудрился Кисину испоганить: «Ты что, в уши долбишься?! — орал. — Слушай напев, слушай!»
Ну не дал Кисину бог музыкального слуха! На гражданке он хоккеем увлекался. Слышать финальную сирену — музыкального слуха не требуется, а Гимн Советского Союза подпоет любой, кто взойдет на пьедестал. Только Кисину, судя по всему, это не грозит. Иначе что он делает в «обычной» учебке связи? Должен быть в спортроте какой-нибудь. Такой же хоккеист, как Бочков — боксер!
— Сам он в уши трахнутый! — ворчал Кисин в курилке.
— Он не сказал «трахаешься», он сказал «долбишься», — поправил я его.
— Что, есть разница? — зло спросил Киса.
— Есть, — счел я нужным просветить его и остальных заодно. — «Трахаться» означает совершать половой акт, а «долбиться» значит колоться, вкалывать наркотик.
— В уши?!
— В уши, не в уши, но во всякие этакие места, в том числе — интимные.
— На хрена так сложно?
— Чтобы скрыть, что наркоман. Если тебе по фигу, колись в вены на руках, пожалуйста.
Я заметил, что Серега Перепелкин смотрит на меня заинтересованно. Все прочие тоже притихли.
— Чего вы на меня уставились? — развеселился я. — Не личным опытом делюсь! Придерживаюсь исключительно исконных ценностей: с друзьями пью пиво, с женщинами — вино, а на рыбалке — водку. Все эти «гашиши — анашиши» — не наше удовольствие. От героина можно стать героем разве что милицейской хроники. Просто у меня тетя в Одессе в психбольнице врачом работает. Горький — закрытый город, у нас этого нет, а Одесса — портовый, там «дурь» давно гуляет. У тетушки в палатах «наркомы» не переводятся.
— Твою бы тетю сюда, — вздохнул Кисин. — У нас тут тоже натуральный дурдом!
— Ага, — согласился я, — и начальника части на главного врача поменять.
Замполит был серьезен. Конечно, не беседа с двумя клоунами, Кисой и Сусликом, на него так подействовала. Он вел дознание!
— Скажи, Смелков, ты ведь общался со Шляховым перед тем, как он отправился в шинок?
— Я общался с ним той ночью, — уклончиво ответил я. Не имея склонности к мошенничеству, никогда не любил обманывать людей. Кому, как не мне, знать, что ни в какой шинок Шляхов той ночью не ходил, поскольку ходил в него… я сам! Но, был теперь связан договором со старшиной.
Гарбузова интересовала как раз та тема, которую я желал обойти:
— Может быть, ты слышал, в какой именно шинок ваш сержант собирался? Где этот шинок находится? Старшина, повар не в курсе. Шинок этот требуется найти! Водка, которую Шляхов купил, оказалась паленая, судя по всему, вот он и отравился. Понимаешь?
— Так точно, товарищ подполковник, — машинально ответил я, чувствуя, как в душе поднимается смятение. Если Шляхов перебрал — это одно дело. А траванулся — другое… Но колоться замполиту, не переговорив со старшиной, было бы некрасиво. Я вынужден был проговорить:
