Андрей Шляхов - Психиатр
Пришлось бы не только наблюдать, но и принимать кое-какое родственное участие — успокаивать, увещевать, призывать к миру. В конце концов, супруги помирятся столь же бурно, как и ссорились, и захотят отметить примирение чем-нибудь из хозяйских запасов. Некоторые почему-то уверены, что докторам благодарные пациенты таскают спиртное ящиками. Как бы не так! Короче говоря, закончится вся эта трагикомедия не раньше десяти-одиннадцати часов вечера, когда, наконец, гости соизволят убраться, оставив Савелия с гудящей головой и кучей немытой посуды в раковине.
Себе Савелий сварил кофе по праздничному рецепту — с имбирем и мускатным орехом. Виталик презрительно поморщился, глядя на то, как брат поддевает кончиком ножа пряности из баночек и высыпает их в джезву. Сам Виталик уважал только одну пряность — черный перец, причем в огромных количествах. Слова «остро» и «вкусно» были для него синонимами.
— А к чаю есть что-нибудь? — как бы невзначай спросил гость, когда Савелий поставил перед ним накрытую блюдцем кружку.
— Могу сделать бутерброды, — предложил Савелий. — Есть ветчина, голландский сыр, брынза…
— Я не об этом, — махнул рукой гость. — Коньячку бы!
Коньячок — это серьезно. Рюмкой или двумя Виталик не удовлетворится, не такой он человек. Непременно выдует всю бутылку, а потом завалится спать. У него же на лице написано, что ночью ему было не до сна.
А ведь сегодня Восьмое марта, стало быть, невестка вправе рассчитывать на какую-то праздничную программу — букет, подарок, порцию комплиментов. Не получив желаемого до полудня, она накрутит себя и начнет разыскивать блудного мужа. Позвонит ему на работу, а затем примчится сюда. Наугад. Если муж здесь, то ему можно все высказать, если нет, то можно высказать Савелию в расчете на понимание и утешение.
Виталик, мирно дрыхнущий на диване вдали от семьи в разгар праздничного дня, — как минимум час сольного выступления Ларисы и еще не меньше часа их дуэта. Б-р-р! Ну ее на фиг, такую праздничную программу. Врачи-психиатры, знаете ли, тяготеют к спокойному, даже унылому отдыху, им буйства страстей и всплесков эмоций на работе хватает выше крыши.
— Коньячку? — Савелий иронично приподнял левую бровь. — Я тебе скажу не как брат брату, а как доктор пациенту — ты бы не начинал день со спиртного. Такие привычки, знаешь ли, до добра не доводят, особенно в молодом возрасте.
— Это у тебя день только начинается! — возразил Виталик. — А у меня он двое суток все никак закончиться не может! Так что засунь свои врачебные рекомендации знаешь куда? Если жмешься брату сто грамм налить — так и скажи, я пойму и прощу! Но от докторских советов воздержись! У меня эта ваша медицина знаешь где сидит?!
Казалось бы, давно пора привыкнуть к этим вечным укорам: пожалел для брата, зажал брату и т. п., выработать иммунитет, но он все никак не вырабатывался. Вот и сейчас пришлось доставать из бара бутылку вместо того, чтобы… Ну, ладно.
— Армянский? — скривился Виталик, посмотрев на этикетку. — Он же весь паленый!
Савелий молча взял бутылку и понес ее обратно.
— Ладно, разливай! — поспешно сказал брат и, словно оправдываясь перед кем-то третьим, добавил: — Свяжешься с тобой — научишься пить что попало…
Что попало, судя по запаху, было далеко не паленым. Да и вообще трудно было предположить такое с учетом личности дарителя. Солидные люди бурду дарить не станут, к тому же если отношения с врачом еще не завершились.
— А себе? — нахмурился Виталик, поднимая рюмку.
Савелий капнул из бутылки в чашку с кофе.
— Как хочешь, мне же больше останется! — прокомментировал брат и, не дожидаясь, пока Савелий приготовит бутерброды, опрокинул рюмку в рот.
Согласно канону, закусывал Виталик после третьей. Откусил от бутерброда с ветчиной, прожевал, проглотил, запил чаем, блаженно прикрыл глаза и констатировал:
— Можно жить!
Усевшись в угол кухонного диванчика, немаленький и нехудой Виталик занял его целиком, поэтому Савелию пришлось сесть на табурет. Оно и лучше — так ближе к плите и к холодильнику. Ясно же, что придется повторять чай, бутерброды и, возможно, идти за новой бутылкой. В плане выпить-поесть мало кто мог сравниться с двоюродным братом.
— А до этого было нельзя? — поддел Савелий.
— Кому-то, может, и можно, тебе, например, а вот мне не очень… — Виталик вздохнул и повторил коньяк.
— Хорош гнать! — предостерег Савелий. — Сейчас под стол свалишься.
— Не волнуйся! — Лицо Виталика расплылось в улыбке, больше напоминавшей хищнический оскал. — Ты же знаешь, что меня с устатку не берет, а только напряжение снимает… Двое суток на работе с перерывами на покурить и оправиться — это тебе не хрен собачий! Да разве ж ты поймешь?! Мою работу не сравнить с твоей…
— Нет, — согласился Савелий. — Ты — опер, а я — врач, какие тут могут быть сравнения?
— Я не в смысле профессии, а в смысле тяжести! — Виталик махнул в воздухе надкусанным бутербродом. — Врачи тоже разные бывают. Одни сутками у операционного стола стоят, другие с разными придурками лясы точат, ля-ля-тополя…
Насчет «ляс с придурками» был не намек, а выпад. Такой уж он, Виталик, не может без гадостей. Да, конечно, у оперуполномоченного уголовного розыска работа не сахар, но это еще не дает ему права на подобные высказывания.
— Я, к твоему сведению, не лясы с придурками точу, — строго сказал Савелий, — а помогаю людям, находящимся в кризисных состояниях. Каждого надо выслушать, понять, пропустить все, что тебе выложат, через себя, чтобы найти подход к человеку и нужные слова. Если ты думаешь, что все так просто, то очень ошибаешься. Впрочем, тем, кто не в теме, это всегда кажется просто.
— Не кипятись, брат! — попросил Виталик, которого коньяк сделал сговорчивым и покладистым. — По мне, тоже лучше троих задержать, чем одного допросить. Нудное дело — задавать вопросы и слушать ответы, выматывает капитально. И про твою работу я ничего плохого сказать не хотел…
— Да ну? — удивился Савелий.
— Просто хотел подчеркнуть, что ты молодец — хорошо в жизни устроился. Не то что я… И так ведь работы выше крыши, а как что случится, так вообще…
Опрокинув очередную порцию коньяку, Виталик налег на бутерброды, с которыми расправлялся молниеносно — куснул, шевельнул челюстями, проглотил, снова куснул. Минутой позже тарелка опустела. Савелий полез в холодильник за ветчиной и сыром, а Виталик, осоловевший от еды и коньяка, откинулся на спинку дивана и продолжил разговор:
— Я к тебе за советом пришел. Тут такое дело…
«Все-таки очередной семейный конфликт», — с тоской подумал Савелий.
— Виталь, ты же знаешь все, что я скажу. Начиная с того, что любовь на самом деле требует определенных жертв…
— Да я не об этом! — перебил брат. — У меня по работе вопрос.
— По работе?! — не веря своим ушам, переспросил Савелий. — Чем я могу…
— У нас медицинская проблема. — Перебивать собеседника для Виталика было в порядке вещей, так же как тыкать незнакомым людям и вместо имени и отчества фамильярно называть собеседника по одному только отчеству. — Ну, не совсем медицинская, но около того… Короче, по нашему району орудует серийный убивец…
— Да ну! — ахнул Савелий, знакомый с ними только по книгам и фильмам. — Настоящий?
Из дальнейшего рассказа Виталика выяснилось, что настоящее и не бывает. Пять трупов. Все убитые — женщины, от двадцати семи до сорока трех лет. Изнасилованы у себя дома, а после задушены.
— Первые два убийства на Первой Останкинской и на Кондратюка, друг с другом никто не связал. — Виталик покачал головой, словно досадуя на чью-то недальновидность. — Они и по почерку были разными — в первом случае женщину задушили руками, во втором — поясом от ее же халата.
— Какого? — машинально спросил Савелий.
— Махрового. Да какая разница? Был бы шелковый — этот гад задушил бы шелковым. Что под руку попалось, тем и орудовал. На Останкинской поначалу взяли в разработку мужа убитой, который уже больше года не жил вместе с ней, но квартиру они еще разменять не успели. Мотив?
— Да, — согласился Савелий. — Только зачем мужу надо насиловать свою, можно сказать, уже бывшую жену? Неужели за время супружества не натешился?
— Мало ли какие заморочки у людей, — усмехнулся Виталик и подколол: — Странно, что психиатр такого не понимает. Это мог быть не просто сексуальный акт, а наказание или даже возмездие. Вот ты, сука, всю мою жизнь сломала, а я тебя сейчас трахну во все отверстия и придушу!
— Ну да, — согласился Савелий. — Это уже клиника.
— Вот и я о том же.
— А по сперме ведь легко установить…
— Ее нет ни в одном трупе. И снаружи нигде нет. Наш убийца не доводит дело до конца…
— Или пользуется презервативами.
— Насчет них эксперты ничего не говорили. Возможно. Он вообще осторожный, работает в перчатках или аккуратно затирает за собой. Каких-либо идентичных отпечатков пальцев в пяти квартирах не нашли…
