Андрей Константинов - Решальщики. Движуха
— Зеленков… Зеленков… — напряг память Леонид. — А! Кажется, вспомнил. Он мне еще кота голодного вечно напоминал.
— Кота?
— Ага. Хитрованского такого типажа котяру. Постоянно высматривающего: что бы такое украсть. И чего от тебя нужно бывшему квартирному оперу?
— Говорит: дело у него какое-то. Якобы много дороже, чем на сто рублей. Хочешь, вместе на Ваську прокатимся? На три «по»?
— На три чего?
— По-видаемся. По-ностальгируем. По-слухаем.
— А-а-а… Да вроде неудобно — он ведь тебя одного приглашал. Опять же, ну как Брюнету чего приспичит?
— Брось! Котька — свой человек. А за Брюнета обратно не вопрос, сейчас подстрахуемся, — Дмитрий пододвинул к себе телефонный аппарат, набрал три цифры приемной: — Здравствуй!.. Сияешь?.. Отрадно слышать. Солнышко, тут такое дело: нам с Купцовым нужно срочно отлучиться по очень важному делу. Засим, если босс вдруг станет интересоваться, скажешь, что мы убыли на секретное задание, предварительно поставив в известность… Кого поставили? Тебя, разумеется. Ага… А как же! Спасибо, милая. Целую крепко, ваша репка… — Петрухин положил трубку и заговорщицки подмигнул приятелю: — Вот и все. А ты боялась.
— Так вы с Аллой что? — немного смущенно, потому как дело-то интимное, спросил Купцов. — До сих пор… того?
Дмитрий одарил приятеля снисходительной усмешкой:
— Ты, наверное, хотел спросить, о мой целомудренный друг: продолжаю ли я поддерживать интимные отношения с секретаршей босса? Выражаясь простонародным: трахаемся ли мы по-прежнему? Ответ — нет, отрицательный. А вот продолжаем ли мы поддерживать отношения дружеско-деловые? Ответ — да, положительный. Хотя, конечно, в самой подобной формулировке уже есть что-то извращенно-противоестественное.
— Спорный момент. Вот, к примеру, доктор Астров говорил, что женщина может быть другом мужчины лишь в такой последовательности: «Сначала приятель, потом любовница, а затем уж друг».
— Доктор Астров? Это который из бюро судебно-медицинской экспертизы на Екатерининском?
— Нет. Это который из «Дяди Вани». Чеховский.
— Не знаю, не читал. Ну так чего, Лёньк, по коням?
— Знаешь, поезжай-ка ты, пожалуй, один.
— Хорош залупаться! — насупился Петрухин. — Между прочим, ты просто обязан доставить меня к месту встречи.
— Вот чего я совсем не обязан, так это выступать в качестве твоего извозчика. С какой стати?
— С такой, что я намереваюсь встретиться с бывшим собратом по оружию.
— И?
— И что же, по-твоему, на встрече выпускников ГУВД я должен употреблять безалкогольные напитки? Тебе вообще как? Не стыдно?
Последний аргумент крыть было нечем. Так что Леонид досадливо сплюнул и начал переобуваться из кабинетных тапочек в уличные кроссовки.
* * *Менее часа спустя решальщики и Зеленков сидели на открытой летней веранде ресторана «Мама Рома», что в самом начале островного[3] Среднего проспекта, и вели неспешные разговоры за жизнь, потихонечку подбираясь к главному. Согласно последним веяниям, промеж бывших сотрудников сделалось хорошим тоном в ходе алкодискуссий подвергать уничижительной критике текущую реформу МВД. Так что, повспоминав немного минувшие дни и старых знакомых, бойцы перешли к обсуждению модной животрепещущей темы. Тем самым невольно продолжив диспут, начатый решальщиками еще в офисе «Магистрали».
— А у них в конечном итоге всё уперлось в сокращение. В сокращение и переаттестацию! — в запале спора разгоряченно рубал воздух рукой Зеленков. — Притом что сокращать аппарат и в самом деле давно нужно было. Здесь я, как говорится, обеими руками за советскую власть!
В строгом деловом костюме и белоснежной рубашке, при галстуке и золотом перстне-печатке, всем своим видом Котька являл собой идеальный образ топ-менеджера среднего звена, жизнь которого почти удалась. В данном случае «почти» включало в себя раннюю седину, одышку, круги под глазами и тревожный, усталый взгляд. Это по-прежнему был тот самый «хитрованского», по определению Купцова, вида рыжеусый котяра. Вот только ныне не высматривающий по сторонам «где бы чего украсть», а скорее настороженно и прижавши уши озирающийся «как бы откуда-нибудь случайно не огрести».
— Согласен, нужно, — подтвердил Купцов. — Причем сокращать не только конкретные штатные единицы, но и целые подразделения. А именно — те из них, деятельность которых сводится исключительно к имитации деятельности и «решению вопросов». Но вот сокращение в отношении территориальных подразделений лично мне, мягко говоря, непонятно. Равно как пинки под зад таким, не побоюсь этого слова, выдающимся персонажам, как присутствующий здесь товарищ Петрухин.
— Спасибо, дружок. Будем считать, что прогиб засчитан, — с ухмылочкой отозвался Дмитрий. — Но, в принципе, да — есть такая буква в этом слове. Сколько я с разными территориалами в последнее время ни общался, везде — одно и то же. Народ пребывает в полнейшем неведении относительно того, кого и как будут сокращать. А уж за «почему», ему, народу, вообще думать боязно.
Зеленков допил второе пиво, взялся за третье и, как бы между прочим, но не без дальнего прицела, отвесил как бы комплимент:
— Если уж тебя, Митрий, из органов попросили, тогда вся эта реформа и в самом деле не имеет никакого смысла.
— Меня-то, в отличие от того же Лёньки, правильно, как ты говоришь, «попросили», — возразил Петрухин, хотя и заглотил лесть. — Вот только в данном случае не персонально в нас с Купчиной дело.
— А «персонально» в чем? Или в ком?
— Я не очень люблю всяких там диссидентствующих псевдоэстетов. Но сейчас, пожалуй, соглашусь с пиздоболом Бродским: «Трагедия — это когда гибнет не солист, а хор».
— Ни фига себе! — поразился Котька. — Помнится, при мне ты не то что Бродского — Чуковского не мог процитировать. Растешь, однако!
— Я бы на сей счет не обольщался, — пояснил Купцов. — Просто мы недавно одну мутную темку крутили, как раз непосредственно с творчеством Бродского связанную. Вот он и понахватался… Кстати, Дим, а с чего вдруг ты нобелевского лауреата таким нехорошим словом назвал?
— А потому что мы с вами сейчас сидим на том самом Васильевском острове, на который сей деятель манерных искусств обещал приползти умирать, а сам взял и «двинул кони» в Нью-Йорке… А вот интересно, а у них там, в Штатах, тоже в обязательном порядке участкового вызывают, если человек дома загнулся?
— Побойся Бога! Откуда в Нью-Йорке участковые?
— А я знаю?.. Ну, может, не участковые, а эти… как их… шерифы. Котька, ты не в курсе: есть в Штатах институт участковых инспекторов?
— Не, братцы, за Штаты врать не буду, не знаю. Но вот примерно полгода назад мотался я со своим шефом в командировку в Париж. И так уж получилось, что парочку раз бухал там с местными фликами.[4]
— Ух ты! Ну и как там оно, в Париже? — мечтательно заинтересовался общей мизансценой Купцов.
— Небось кальвадос изволили кушать? — завистливо заинтересовался частными деталями Петрухин.
— Да нет, всю поездку в основном местное винище пили, — начал с ответа на второй вопрос Котька. — Да и то без фанатизма. Они там, в европах своих, щас все сплошь поголовно малопьющие. Новый тренд у них такой.
— Да уж. Непьющий коп — это действительно тренд. От слова «трындец».
— Так вот, послушал я в промежутках между дринками за ихнюю полицейскую жизнь и ажно обрыдался.
— Что? Настолько всё фигово?
— Окстись, Митя! С чего ты взял?
— Сужу исключительно по боевикам с Аленом Делоном, который вечно боролся с ихней купленной на корню полицией. И, разумеется, по фильму «Откройте, полиция!» с Нуаре.
— Ну ты, блин, вспомнил. Это ж когда было!
— А сейчас типа не так?
— А сейчас там — у-у-у-у!.. — закатил глаза Зеленков. — Шоб я так жил! А также служил, получал и выходил на заслуженный отдых.
— Кончай уже интриговать! Давай поведай нам с Купчиной за буржуйские ндравы.
— Может, в другой раз? — усомнился Костя. — Боюсь, слишком долго рассказывать придется.
— А ты для начала хотя бы в общих чертах. Тезисно.
— Ну если тезисно… Тогда, пожалуй, начну с того, товарищи, что главный показатель работы полиции в Париже — это… — Зеленков выдержал паузу и обвел наноаудиторию вопросительным взглядом — Это… Ну, какие будут варианты? Активнее, товарищи, смелее!
— Количество зарегистрированных преступлений, — предположил Петрухин.
— Количество раскрытых преступлений, — поправил Купцов.
— Главный показатель работы французской полиции — это общественное мнение. Которое изучается независимыми социологическими службами порайонно и помикрорайонно.
— Эвона как! — крякнул Петрухин и неодобрительно покачал головой. — Знакомая история.
