Гарри Кемельман - В воскресенье рабби остался дома
— Вот теперь у тебя полный комплект.
Глава XXI
Большая часть пляжа была каменистой, а если и попадался песок, то грубый и крупный. Но место было уединенное, главным образом потому, что во время прилива, который должен был вскоре начаться, образовывался своего рода полуостров — вода окружала его с трех сторон. Для костра было полно сломанных сосновых веток и плавника, прибитого течением.
Билл Джейкобс, который последние два года был вожатым в лагере, автоматически принял командование на себя.
— Кто-нибудь, поставьте в воду пиво и коку. Мужики, принесите для кострища несколько камней покрупнее, а девочки пусть собирают дрова.
— Эй, — сказал Адам Зусман, — а помните морской патруль пару лет назад тут же, тоже во время пикника? Ты был тогда, Стью?
— Да, я помню. Был какой-то шум насчет костра. Это не общественный пляж, он принадлежит Хиллсонам. У нас не было разрешения, вот в чем дело. Эй, Диди, ты получила разрешение на сегодняшний костер?
— Нам не нужно разрешение, — сказала Диди с внезапной тревогой. — Я уверена, что сейчас не нужно. Это только в летнее время.
— Думаю, все, что они могут сделать, — это прикончить нас, — философски заметил Стью. Он рассмеялся, и Диди швырнула в него горсть песка, поняв, что ее разыгрывают.
— Я чуть и правда не поперлась туда — за разрешением на костер!
— Давайте хотя бы подождем, пока не стемнеет, — сказала Сью Аронс. — Тогда с костром веселее.
Все разбрелись по своим делам. Билл устроил для кострища круг из больших камней, и ребята помогли девочкам собрать дрова. Когда набралось достаточно, Билл остановил их.
— Ладно, мужики, думаю, нам хватит.
— Я бы выпил пивка прямо сейчас, — сказал Адам.
— Ага, и я тоже, — сказал Стью. Он посмотрел на часы. — Черт, мне надо смыться около половины седьмого, чтобы отвезти своих в Линн.
— Но мы примерно тогда и будем готовить, — запротестовала Диди. — Ты пропустишь всю еду.
— Я получил машину только на этих условиях, — сказал он. — Но я тут же вернусь. Эй, у кого пиво?
— Когда будешь разводить костер, Билл?
— Не знаю. Когда стемнеет и мы проголодаемся. Мы куда-то спешим?
— Нет. Давайте подождем.
Океан был спокоен, почти неестественно спокоен. Они слышали легкий шелест волн, ударявшихся о волнолом. Издалека долетали пронзительные крики чаек. Но в остальном воздух был тих, и в этой тишине было что-то такое, что удерживало от разговора. Они разбились на пары, и если говорили, то между собой и тихими голосами. Задумчиво потягивая напитки, они ждали, пока стемнеет.
Адам Зусман положил голову на колени своей девушки; вдохновленные его примером, и остальные начали устраиваться поуютнее. Внезапно Зусман сел и с отвращением воскликнул:
— Гос-споди!
— В чем дело?
— К нам гости. — Он указал на одинокую фигуру, которая направлялась к ним.
— Эге, это Муз Картер, — сказал Стью.
— Божий дар для женщин, — сказала Диди.
— Привет, Муз, — нехотя помахал ему Билл Джейкобс.
— Привет, детки. Здоров, Билл, Стью. О, Диди и малышка Сью! Бетти, крошка, где ты пропадала? — Тут он увидел Дженкинса. — Чтоб я так жил, да у нас здесь настоящий смешанный пикник.
— Возьми банку пива и не выступай, — коротко сказал Билл Джейкобс.
— Шо, шо, как мы говорим у нас в Алабаме. Не откажусь.
Он открыл банку.
— Кто-нибудь из вас видел такое раньше? — Он откинул голову назад и стал лить пиво прямо в глотку, не двигая кадыком.
— Алан Дженкинс. Муз Картер.
Никто из них не протянул руку, но оба сказали: «Привет».
— Возьми еще, — предложил Джейкобс.
— Могу одну. И упаду с ней где-нибудь. — Увидев, что Стью подвинулся и освободил ему место рядом с Дженкинсом, он сказал: — Только я сяду возле моей любимой старушки Бетти — на переднем сидении, если ты не возражаешь, Стью.
Диди почувствовала, как рука Стью напряглась. Она взглянула на часы.
— Половина седьмого. Если тебе надо ехать за родителями, то уже пора.
— Пожалуй, я лучше задержусь здесь ненадолго, — пробормотал он.
— Нет, иди сейчас, — шепнула она в ответ. — Все будет нормально.
Через несколько минут после ухода Стью упали первые капли дождя.
Глава XXII
Когда приходила его очередь читать лекции администраторам-стажерам по управлению персоналом, Бен Горфинкль всегда заканчивал их кратким инструктажем о работе с непокорным подчиненным.
Даже если вы являетесь хозяином положения и можете уволить этого упрямца вот так — щелчок пальцами — лучше сначала дать ему шанс подчиниться. Если он хороший человек и подчиняется, значит, вы все уладили. Но если вы уволите его, вам придется найти замену. А откуда вы знаете, что новый будет лучше? Правильное решение — обменяться мнениями.
В понедельник, вернувшись домой с завода, он тут же позвонил рабби.
— Я хотел бы встретиться с вами, рабби, для небольшого обмена мнениями. С тех пор, как я стал президентом, мы, кажется, ни разу не говорили наедине, а накопилось много вопросов, которые нам следует уладить.
— Когда угодно.
Иногда можно договориться о встрече заранее, чтобы он немного помучился. А иногда лучше встретиться сразу же, без предупреждения, чтобы застать его врасплох, неподготовленным. Все зависит от обстоятельств.
— Может, сегодня вечером?
— В семь я иду в миньян.
— Я приглашен на обед, но если бы мы могли встретиться немного раньше…
— Да, вполне.
— Стью взял мою машину…
— Я могу заехать к вам.
Обмениваясь рукопожатием с Горфинклем, рабби невольно подумал, что со всеми президентами храма отношения у него были разными. С Джейкобом Вассерманом, первым президентом, который и выбрал его, было не только взаимное уважение, но и настоящая дружба. Несмотря на разницу в возрасте, они по-человечески нравились друг другу, и в тот первый год в Барнардс-Кроссинге Вассерманы приглашали их на обед при каждом удобном случае, а Смоллы непринужденно заглядывали к ним днем в воскресенье выпить чашку чая и поговорить. Тогда ему нужен был президент-друг. Оглядываясь назад, он понимал, что был молод и страшно неопытен и что только крепкая дружба Вассермана и уважение, с которым относилась к старику вся община, уберегли его от бесчисленных затруднений, включая основное — невозобновление контракта после испытательного года.
С Элом Беккером, ставшим президентом после Вассермана, его отношения были совершенно другими. Вначале Беккер был лидером оппозиции, и только случайно представившаяся возможность помочь ему в личном вопросе позволила рабби склонить его на свою сторону. Беккер чувствовал вину из-за своей оппозиционности и стал не только почтительным, но временами даже почти подобострастным. Сейчас у рабби не было более преданного защитника, чем Беккер, но он никогда не чувствовал себя с ним вполне непринужденно.
Мортон Шварц, третий президент и предшественник Горфинкля, относился к рабби не так. Он был дружелюбен и иногда даже несколько вольно подшучивал над его маленькими недостатками, вроде постоянных опозданий и склонности забывать о встречах, которые рабби не относил к числу первостепенных. Но это была улица со строго односторонним движением, во всяком случае, по мнению Шварца, и когда рабби иногда отвечал в том же духе, он чувствовал, что это расценивается как излишняя самонадеянность. Однако, за эти годы он закалился и находил отношение президента скорее забавным, чем раздражающим. То, что с ним заключили пятилетний контракт, возможно, было как-то связано с этим.
С Беном Горфинклем опять было все по-другому. Просидев с ним в правлении несколько лет, рабби знал кое-что о его деловых качествах, но возможностей работать вместе у них было немного, и до настоящего времени их отношения были весьма нейтральными — ни дружелюбными, ни враждебными.
Начните с непринужденного обращения. Установите дружественную атмосферу.
Горфинкль провел его в гостиную, и когда они уселись, спросил:
— Вам достаточно удобно там, рабби? Не хотите пересесть?
— Нет, здесь хорошо.
Поощряйте дискуссию, но вынудите его защищаться.
Он мягко улыбнулся.
— Скажите, рабби, каковы, по вашему мнению, цель и назначение храма и в чем заключаются обязанности раввина?
Рабби заметил жертву пешки и отказался. Он улыбнулся.
— Я провел последние полдюжины лет, занимаясь именно этим. Вы, конечно, вызвали меня — так срочно перед назначенной встречей — не для того, чтобы услышать краткий обзор всего, что я говорил с тех пор, как приехал сюда. Я уверен, у вас есть что мне сказать.
Горфинкль одобрительно кивнул. Он помолчал минуту и затем сказал:
— Видите ли, рабби, я думаю, что вы не вполне понимаете, чем вообще является храм. Я не уверен, что кто-либо из раввинов понимает это. Они слишком увлечены им; у них профессиональный интерес.
