Александр Аннин - Хромой пеликан
– Геннадий, ваше так называемой решение не проходит, – терпеливо втолковывал собеседнику Виктор Петрович, поглядывая на часы. – Оно не дает ответа на поставленный вопрос. Понимаете? Послушайте, бросьте вы это дело. Вы же церковный человек. Я решил подарить вам троим по сто тысяч фунтов.
– Это что, отступные? – чуть не кричал на том конце провода настоятель храма Ильи Пророка.
Виктор Петрович едва не плюнул с досады:
– Это не отступные. Потратьте деньги на доброе дело. И еще. Я хочу вам кое в чем признаться.
– Мне не нужны ваши признания! Я не женщина! Я все понял! Вы просто боитесь потерять миллион фунтов. Вы поняли, что кто-то из нас обязательно найдет разгадку. И вы уже пожалели о наших договоренностях. Так?
– Так, – устало ответил Виктор Петрович. – Вы правы, Геннадий, я действительно жалею о нашем разговоре в том баре. Очень грустно разочаровываться в людях. Но… Свое обещание я безусловно сдержу. У вас еще много времени. Думайте.
Виктор Петрович в сердцах швырнул трубку на рычажки, хмуро посмотрел перед собой.
– Вот уж действительно, как в поговорке: «Не сотвори добра, не получишь зла». Какие мелкие, ничтожные людишки. Такие же, как все двуногие твари, – пробормотал он и нажал на клавишу селектора. – Тамара, пригласите финских представителей.
Впрочем, не стоит поддаваться эмоциям, особенно негативным. Кардиолог Алексей, похоже, не рвется разбогатеть по щучьему веленью. Кстати, позавчера он приглянулся Виктору Петровичу больше остальных двоих. Понравился своей бесшабашностью, умением вести разговор. Если кто и получит сто тысяч фунтов, так это он. Хотя… Надо будет навести справки, каков он как врач, прежде чем выдавать такой, с позволения сказать, грант.
Виктор Петрович стремительно остывал. Ну, Сергей – творческая натура, неустойчивая.
Поддался моменту. В Венеции он если и вспомнит о предложенной президентом «ЕвразииТраст» головоломке, то как о забавном, немного постыдном эпизоде. А коттедж с водяными стенами надо будет ему обязательно заказать.
Геннадий тоже к вечеру придет в себя, покается в своем сребролюбии… Все-таки опытный руководитель концерна не ошибся: с этими парнями можно будет иметь дело.
Интуиция почему-то нашептывала: а не приставить ли к парням на всякий случай негласную охрану? Мало ли что… Но Виктор Петрович решительно подавил эту смутную тревогу. В самом деле, ну что такого можно натворить, разгадывая безобидную загадку?
Вернувшись в оптимистическое расположение духа, Виктор Петрович поднялся из кресла, чтобы поприветствовать своих новых финских партнеров.
Алексей скорым шагом, придерживая спортивную сумку, болтавшуюся на плече, шел по коридору кардиологического отделения областной больницы. Навстречу ему, опираясь на палочку, хромала толстая пациентка в застиранном халате.
– Здравствуйте, Алексей Александрович, – заискивающе обратилась она к доктору.
– Добрый день, – бросил Алексей на ходу.
– Алексей Александрович, у меня ночью опять приступ был, – проговорила пациентка вслед стремительно удалявшемуся лечащему врачу.
– Потом, потом, – прокричал Алексей, не оборачиваясь.
Он прямиком прошел в ординаторскую, мгновенно оценил представшую его глазам картину.
На кожаном диване развалился грузный врач-кардиолог Прищепкин. Пепельница стояла на полу, и Прищепкин, не глядя, давил в ней очередной окурок.
– Леха! – простонал он, с трудом повернув голову; Алексею показалось даже, что он услышал, как заскрипели шейные позвонки. – Ты же вроде заболел…
– Врач, исцелися сам, – назидательно молвил Алексей.
– Хорошее изречение, – согласился Прищепкин и поэтапно воздвиг свою тушу из глубоких недр дивана, сел. – Да только не всегда получается исцелиться своими силами. Ох, плохо мне!
Мясистое лицо коллеги-кардиолога было даже не багровым, а сиреневым.
– Ну что ты стоишь в дверях? Заходи. Похмеляться будешь?
Алексей вошел в кабинет, прикрыл за собой дверь.
– Не имею такой надобности, Антон. Я не с бодуна.
Он подошел к своему столу, выдвинул ящик и незаметно извлек связку ключей. Антон не обратил на это ровно никакого внимания.
– Да? Не с бодуна? – толстяк задумчиво почесал подбородок. – Не могу себе представить, как это – быть не с бодуна. Ты знаешь, мне кажется, что сейчас весь мир похмельем мучится.
– Ну так освежись.
– Уже, Леша, уже.
– И что?
– Ни хрена не помогло. Мне чтобы похмелиться, надо выпить столько же, сколько вчера.
– Ну так повтори дозу, – посоветовал Алексей. – Ты же сам все время говоришь: между первой и второй – перерывчик небольшой.
– Нельзя. Продержаться надо. Хотя бы до двух часов. Ты знаешь, что сегодня я устраиваю сабантуй?
– Это по какому же поводу?
– Мне, брат, сорок пять стукнуло, – вздохнул Антон.
– Поздравляю, – сухо произнес Алексей.
– В два часа поздравишь. Когда мы тут стол накроем. Все наши будут. И ты обязательно подгребай. Слышь, обязательно!
– Подгребу, подгребу…
Глава двадцать восьмая
Алексей вышел из ординаторской, осмотрелся. Тишь да гладь да Божья благодать. В это время те, кто может ходить, либо на анализах, либо на процедурах.
Он прошел по коридору, свернул в закуток и очутился перед железной дверью в хранилище медикаментов. Еще раз оглянулся, вставил бородатый ключ в замочную скважину.
Хранилище, небольшая комнатенка без окон, освещалось только мерцающей под потолком лампочкой. «Лишь бы не перегорела прямо сейчас, – подумал Алексей. – Вот это будет облом так облом!»
Вся комната была заставлена картонными коробками, кое-где из них торчали головки банок с физиологическим раствором и глюкозой. Алексей, лавируя между штабелями коробок, подошел к застекленному шкафу. Подергал ручку – заперто. И в связке, которую сжимал в своей ладони молодой кардиолог, нужного ключа не было. Да и не могло быть. От шкафа с ТАКИМИ препаратами ключ мог быть только, как минимум, у заведующего отделением.
Алексей осмотрелся. На полу, в самом уголке, валялась заскорузлая половая тряпка. Он метнулся к ней, схватил, брезгливо морщась, обмотал кисть правой руки. Вернулся к шкафу, резко выдохнул и нанес короткий, отработанный в спортзале удар кулаком в толщенное стекло.
Что-то хряпнуло (слава Богу, не кость), и стекло прочертила извилистая трещина.
С третьего удара обмотанного тряпкой кулака стекло капитулировало и звонкими осколками обрушилось на пол. Доктор отшвырнул тряпку, полез в утробу заветного шкафа.
Дрожащей рукой Алексей нащупал нужную коробку, прочитал: «ОМНОПОН». Двадцать двухкубовых ампул синтетического морфия. За одну такую коробку наркоман со стажем, не задумываясь, зарежет родную мать.
Омнопон был своего рода новым словом в лечении сердечных заболеваний: ишемии, стенокардии и особенно – инфаркта. Раньше как считалось? Бороться, мол, надо с первопричиной болезни, а не с ее симптомами. Людям внушали, что не следует сбивать температуру, снимать зубную боль анальгетиками и так далее. Но в современной медицине появилась прямо противоположная теория, и она уже успела доказать свою высочайшую эффективность.
При инфаркте, ишемических болях и прочих сердечных бяках нужно немедленно, с помощью наркотиков, убрать боль. И тогда (отчасти в результате самовнушения, что, дескать, у меня ничего не болит, и значит, я здоров) организм сам даст команду на ускоренное исцеление.
А наш организм может производить такие вещества, по сравнению с которыми все новейшие достижения фармацевтики – чушь собачья.
Все это стало темой кандидатской диссертации, которую Алексей уже успешно заканчивал. Про свойства омнопона он знал все, что только можно знать, хотя сам никогда его на себе не испытывал. Но одна пациентка (кстати, ее недавно зарезал маньяк) говорила Алексею, что после укола омнопона она слышит, как в углу шуршит лапками таракан. Тренер Пилишек – тоже, как ни странно, отправленный на тот свет серийным убийцей, – рассказывал лечащему врачу, что после омнопона он у себя в палате, за ноутбуком, в легкую переигрывает компьютерных гроссмейстеров.
Все это очень походило на правду. Ведь омнопон бешено активизирует те сферы сознания и подсознания, о наличии которых человек даже не подозревает. Тот, кто ни разу не стрелял из пистолета, после укола омнопона запросто попадает в яблочко на расстоянии до тридцатисорока шагов. А знаменитый Эдгар По? Свои гениальные стихи он писал исключительно под влиянием наркотика. Правда, классик мог себе позволить натуральный морфий, который, впрочем, имеет куда более мягкое действие. Да и не было в то время синтетических наркотиков.
Так что же проще: попасть в еле различимую для глаза мишень, сочинить потрясающее, вечное стихотворение «Ворон» или решить пустяковую загадку от незнакомца из пивной? Ответ был для Алексея очевиден.
