Эрик Ле Болок - Нож винодела
— Здравствуйте.
— Это вы желали исповедаться в одиннадцать пятнадцать?
— Нет, это ошибка, но я должна поговорить с вами.
Она показала свое полицейское удостоверение.
— Я в вашем распоряжении… Не хотите ли пройти со мной в ризницу?
— Да, конечно.
Они пересекали неф и, пройдя через потайную дверь, вошли в ризницу. Одна из стен была украшена фотографиями Иоанна-Павла II и папы Бенедикта XVI. Попросив разрешения, Надя положила на стол сумку и отодвинула ивовые корзинки. Слабо освещенная комната излучала полное спокойствие.
— Если вы пришли ко мне в церковь, значит, дело очень важное.
— Не позволите ли вы взять у вас отпечатки пальцев?
— Да, но зачем?
— Капитан сказал, что вы прикасались к анонимному письму.
— Верно.
Надя начала доставать свое оборудование:
— Я хотела бы сделать это прямо сейчас, так как должна как можно скорее отправить письмо криминалистам.
— Понимаю.
Взяв левую руку отца Клемана, Надя, палец за пальцем, начала снимать отпечатки, следуя проверенному полицейскому методу.
— Я чувствую себя великим преступником.
— Это как раз для того, чтобы избежать нечто подобного. Ну вот, спасибо вам за помощь. Не буду вас больше задерживать.
Она уложила штемпельную подушечку и прочие приспособления, а викарий тем временем вымыл руки в маленькой раковине.
Машина техпомощи выехала из гаража Барбозы. Анж Дютур нарушил молчание, принявшись восторгаться прелестным пейзажем:
— Ну разве не красота все эти ряды виноградных лоз, окаймленные розовыми кустами!
— Да, очень красиво, и эти розы в цвету…
— Вам известно, почему здесь растут розы?
— Нет, расскажите.
— По двум причинам. Первая состоит в том, что у роз такие же болезни, как у винограда. Но они более уязвимы и предупреждают виноградарей о несчастье до того, как заболеют саженцы. Это старый испытанный метод. Сегодня каждый саженец внесен в компьютер. Это позволяет установить возраст лозы, число гроздей, оставленных после «зеленого урожая»…
Кюш внимательно слушал объяснения механика. Он с удивлением обнаружил грань его личности, о которой не подозревал. При упоминании о вине Анж словно преобразился.
— Вторая причина более практичная. Прежде виноградники боронили лошади, механических инструментов не существовало. Когда животное поворачивало в конце ряда, оно не касалось последнего саженца, опасаясь колючек, царапавших суставы.
— Послушайте, да вы, я вижу, знаете толк в вине…
Анж Дютур остановил машину на обочине дороги:
— Видите этот склон?
— Да.
— Так вот, он принадлежал моей семье на протяжении семи поколений. Я родился в бочке. Восемь гектаров мерло, четыре гектара каберне фран. У нас были лучшие местные марочные вина. — Взглянув на свои руки, механик затем показал их капитану: — Пять лет назад я гордился тем, что руки у меня сине-зеленого цвета от антциана,[14] ведь я делал вино, а сейчас они испачканы отработанной смазкой…
Справившись с собой, разволновавшийся Анж снова тронулся в путь:
— Свою жизнь я должен был бы проводить за сбором винограда, а приходится менять масло в двигателе… Но это уже другая история… А главное, я сам виноват.
— Скажите, месье Дютур, где вы были вчера вечером около двадцати трех часов?
Маджер работала на своем компьютере, держа в руке дымящуюся чашку. В комнату ворвался Кюш:
— Ну, как все прошло с мэршей?
— Она смягчилась, но поживиться нам особо нечем.
— Главное, не расслабляться, в конце концов след отыщется.
— В этой связи судебный медик прислал окончательное заключение. Анисе действительно страдал аритмией.
— А что это означает?
— Своего рода сердечную недостаточность, которую характеризует беспорядочный, неровный ритм.
— Выходит, ты сильна в медицине!
— Нет, я просто записала, что мне сказал Сельпрен.
— Продолжай.
— Анисе принимал кордарон, прописанный Шане. Я проверила картотеку социального обеспечения… В общем-то ничего необычного, если не считать анализов крови, которые выявили присутствие цизаприда. Это и есть та самая мешанина, о которой говорил медик в своем первом заключении.
— Для меня это китайская грамота!
— Такое сочетание прямо противопоказано в случае священника. По мнению медика, соединение цизаприда и кордарона вызывает верную смерть.
— И?..
— И яснее ясного, что ночью он все равно отдал бы Богу душу…
— Вероятно, придется еще раз побеседовать с Шане… Что еще?
— Я только что получила сообщение по электронной почте из криминалистической лаборатории. Твои подозрения подтвердились. Кинжал содружества как раз тот тип оружия, которым убили кюре.
— Хорошая работа, мы на верном пути.
Барометр расследования вновь показывал «ясно», и это отражалось в глазах полицейского.
— Что касается кинжала мадам де Вомор, он априори не мог быть орудием преступления.
— Это можно было предположить… Ты отправила анонимное письмо?
— Да, босс, вместе с отпечатками отца Клемана. Впрочем, он прелесть!
— Н-да, только вот что, слишком-то не увлекайся, сейчас не самое благоприятное время водить дружбу с приходскими кюре…
Взяв список членов содружества, Кюш набрал номер на своем мобильном телефоне. На другом конце ответила Элизабет де Вомор. После обмена любезностями капитан перешел к сути, включив громкую связь:
— Как поступают с кинжалами, если кто-то покидает братство?
— В случае исключения парадное одеяние сохраняется Великой Лозой. Но исключения бывают крайне редко.
— А в случае смерти?
— Чаще всего рыцаря хоронят в его костюме, как того требует традиция. Однако иногда семья сохраняет одежду и прочие принадлежности.
Эта информация не обрадовала полицейского, поскольку он узнал, что только за XX век было вручено больше сотни кинжалов. Закончив разговор, он с несколько разочарованным видом повернулся к своей коллеге:
— Ничего хорошего для нашего дела! — И, подумав несколько секунд, продолжил: — Ты позвонишь Шане, надо прояснить эту историю с лекарствами. А до прихода хозяина гаража я схожу в «Дубовую бочку», выпью кока-колу и почитаю статью Дюкаса.
— Тебе следует позвонить Журдану.
— И без того ясно! Ладно, тебе что-нибудь принести?
— Да, мне хочется канеле.[15]
— Не знаю, полезно ли это. — Повернувшись, Кюш похлопал себя по левому бедру. — Впрочем, мое ли это дело?
Капитан спрятался за дверь, словно за щит, чтобы избежать шариковой ручки, которую Надя бросила через комнату ему вдогонку.
Луч карманного фонаря метался по известковой поверхности олигоцена. Профессор Шане и месье Андре подошли ближе друг к другу. Хирург тер руки одну о другую, чтобы согреть их.
— Не жарко… Эта впадина огромна…
— Да, есть чем заняться, что вы об этом думаете?
— Мне кажется, это отлично подходит.
— Здесь, по крайней мере, есть место, и никто их не найдет.
— Вы сверились с кадастром? Мы на самой границе участка…
— Да, мы как раз на линии АВ627, и геодезист был категоричен, никаких сомнений.
— Как вы обнаружили эту галерею?
— Вы помните день, когда я купил ваш нож?..
— Отлично помню, к тому же я с ним никогда не расстаюсь.
— В тот день на рынке Либурна я, кроме того, отыскал старую карту района. Мне понадобилось три недели, чтобы определить место входа. Он был полностью покрыт растительностью.
— Прекрасно, это как раз то, что нам нужно.
— Когда начнем?
— Чем скорее, тем лучше. С минуты на минуту у нас могут возникнуть проблемы.
— Вот именно, я как раз хотел поговорить об этом с вами, у меня создалось впечатление, что во время дегустации у Блашара тоже появились сомнения. Возможно, придется сходить к нему, так как отец Анисе ничего уже не сможет разоблачить. Хотите, я займусь этим?
— Нет, не стоит. Сейчас в городе слишком много полицейских, и вам лучше не встречаться с капитаном Кюшем. Если правда выйдет наружу, район и содружество не оправятся от этого.
— В любом случае, я скоро все выясню. На следующей неделе я жду ответа. Если это подтвердится, следует быть осторожными и убедительными.
— Можете положиться на меня, профессор.
Кюш открыл дверь, демонстративно держа в руках канеле:
— Вот твой сладкий пирожок… Только это вредно для тебя. — Кюш протянул угощение Маджер, вновь красноречиво намекнув на объем бедер своей коллеги. — Тебе бы следовало все-таки подумать о будущем муже.
— Не бери в голову… Тебе это не грозит.
— Хозяина гаража все еще нет?
— Нет, и он не придет. Он перенес встречу на субботу, на девять часов, в гараже.
