Сергей Шведов - Шкатулка группенфюрера
– Господь с вами, Василий Валентинович, неужели вы думаете, что я сам пойду с этим компроматом в суд. Мне гораздо выгоднее продать его одному из ваших недоброжелателей. Надо полагать, у вас хватает врагов. Мне очень не хотелось бы с вами ссориться, господин Ильин. В конце концов, вы же богатый человек. Зачем вам сокровища, тем более ворованные, их ведь невозможно продать на аукционе? Вам сразу же предъявят кучу исков. Ваше имущество за границей арестуют. Вы получите кучу неприятностей и никаких выгод.
– Нет, – холодно бросил Ильин.
– Хорошо, пусть будет двадцать пять процентов, ну тридцать, больше я не смогу вам дать в любом случае. У меня обязательства перед партнерами.
– У меня нет шкатулки, герр Шульц, не было и не будет, во всяком случае, для вас. Настоятельно рекомендую вам больше никогда не появляться в моем доме, иначе вас просто спустят с крыльца. Я более вас не задерживаю. И искренне желаю вам живым убраться туда, откуда вы приехали.
Не скрою, я был разочарован провалом своей миссии, а главное никак не мог понять, почему Ильин, человек бесспорно умный, так вцепился в эту шкатулку. Не жадность же им двигала, в конце концов. По моим сведениям, состояние этого человека приближалась к миллиарду долларов. Какого черта ему еще надо? Живи да радуйся. Тем более что возраст его далеко не юный.
– Ты же сам игрок, Феликс, – усмехнулся Колотов, поджидавший меня в машине. – И должен понимать, какие страсти кипят в душе человека, присевшего к столу. Отдать тебе шкатулку, значит признать себя побежденным. А как же гордость великоросса? Не говоря уже о профессиональном достоинстве человека, заключившего с иностранцами множество выгодных сделок. Я бы и сам не продал перстень внуку групенфюрера. У меня прадедушка погиб на той войне, а дед вернулся с фронта инвалидом. Гори они синим огнем и этот клад, и эти твои проценты.
– Полегче, – осадил я гиперборея. – Ты все-таки не с внуком групенфюрера имеешь дело. Строгановы всегда знали себе цену, и в тылу, и на фронте.
– Что же ты тогда гоняешься за нацистскими цацками?
– Цацки эти не нацистские, а общечеловеческие. Работа у меня такая, Вячеслав. Считай, что мною двигает гордость, как великоросса, так и профессионала.
– Извините, товарищ, запамятовал ваше звание, – ухмыльнулся Вячеслав.
– Зови меня графом и вашим сиятельством, я не обижусь.
– Мне больше нравится другое твое прозвище, Феликс, – витязь Чернобога. Оно подходит тебе как нельзя лучше. Витька Чуев прав, ты не даешь спуску никому. Даже отца любимой женщины ты не оставишь в покое.
– Ты же сам определил его место, Вячеслав. Истинный игрок не отходит от стола даже в страшный час – Час Невезения.
Пузыревский не слишком охотно, но все же откликнулся на мой призыв. Встречу он назначил мне кафе, расположенном неподалеку от офиса родной фирмы, где Антон Сергеевич на протяжении многих лет числился в должности финансового директора. Похоже, Пузыревский решил совместить приятное с полезным, то есть не только встретиться с человеком, невесть по какому случаю набивающемуся ему в партнеры, но и плотно пообедать, благо время для этого было подходящим. Скорее всего, Антон Сергеевич не являлся в этом скромном кафе частым гостем, а указал на него просто потому, что частенько видел его вывеску из окна своего кабинета. Мне он, разумеется, не доверял, а потому позаботился об охране. Во всяком случае, четверо молодых людей в хорошо пошитых и практически одинаковых костюмах вошли в помещение вслед за нами далеко не случайно. Сам Антон Сергеевич уже сидел за столиком. Перед ним стояло блюдо с салатом, а рядом стакан с соком. Я заказал кофе и бифштекс. Колотов ограничился чаем.
– Я на диете, – поделился с нами своей проблемой Пузыревский. – За последние полгода прибавил в весе четыре килограмма.
– Это от нервов, – поставил диагноз финансисту осведомленный Колотов. – Чтобы заглушить страх человек начинает поглощать пищу в избыточных количествах.
– По-вашему, молодые люди мне есть чего бояться? – нахмурился Антон Сергеевич.
– Все под Богом ходим, – успокоил я своего визави. – Вы в курсе, господин Пузыревский, что ваш старый партнер Чистопалов встречался два дня назад с генералом Молчановым. Его супруга, если не ошибаюсь, числиться одним из основных ваших акционеров.
– Мой партнер волен встречаться с кем душа пожелает, – холодно бросил финансист.
– Однако Чистюля не поставил вас в известность о своем приезде в Москву, зато руками господина Иващенко подложил вам большую свинью. Ведь это вы свели провинциалов с Ильиным?
– Не вижу в этом ничего драматического, – пожал плечами Пузыревский, – а уж тем более криминального.
– Дело в том, что кинжал, который они преподнесли Ильину в качестве залога грядущего союза, оказался поддельным. Кроме того, Василия Валентиновича, посетил некий Шульц, давно числившийся в покойниках. А ведь о его смерти сообщили Ильину именно вы, Антон Сергеевич. На чем, кстати, Ильин вас подловил? С какой это стати вы так озаботились его проблемами, что пустились во все тяжкие, включая грабежи и убийства. Я имею в виду даже не смерть Степанкова, а ограбление фургона с ювелирными изделиями.
– По-моему, господин Строганов, я дал исчерпывающие объяснения во время первой нашей встречи. Но если вы настаиваете, то я могу повторить. Я очень нуждался в деньгах и потому обратился к Ильину. Посредником в нашей сделке выступил Степанков. Зачем им понадобилось грабить фургон, я не знаю. Конечно, Цонев человек упрямый и его следовало припугнуть, но не таким же варварским способом.
– Вы продали Василию Валентиновичу свой пакет акций, не предупредив о сделке партнеров?
– Допустим. Но он обещал молчать в течение полутора лет. За это время я должен был собрать деньги и выкупить у него свои акции. Естественно такие услуги даром не оказываются.
– Вы не ответили на мой вопрос, Антон Сергеевич, – зачем Ильину понадобилось прибегать к столь кровавым и малоэффективным действиям в отношении несговорчивого провинциала Цонева?
– Причина была, – нехотя буркнул Пузыревский. – Зять Ильина украл у своей жены ожерелье и отдал его в счет долга карточному партнеру. А тот не нашел ничего лучше, как выставить ожерелье на аукционе. Старинная вещь, которую оценили в миллион долларов. Степанков, считавший, что позаимствовал у жены обычную бижутерию пришел в ужас. Он ведь должен был всего сто тысяч зелеными. Справедливости ради надо сказать, что карточный партнер поступил с незадачливым вором честно, то есть вернул ему разницу в девятьсот тысяч долларов. Но Ильин пришел в ярость. Не знаю почему, но он решил любой ценой вернуть эту вещь. К сожалению, нам не удалось выяснить, кто купил ожерелья, зато мы узнали, что покупатель не рискнул перевозить ценность в миллион долларов в кармане, а попросил об этом Цонева. Впрочем, я не исключаю, что вещь на аукционе выкупил именно Валерий Георгиевич, но не для себя, а для кого-то из своих близких знакомых.
– Ожерелье вернули Ильину?
– Да, – кивнул финансист, – я лично передал его из рук в руки Василию Валентиновичу. И именно тогда он попросил меня еще об одной услуге. Впрочем, об этом я уже вам рассказывал.
В принципе, сведения, полученные мною от Пузыревского, не противоречили имеющейся у меня информации. О ценной вещи, переданной наводчику, упоминал и Сипягин. Из всего имеющегося у меня материала я мог сделать вполне обоснованное предположение, что именно ожерелье, выставленное на аукционе и попавшее в каталоги, позволило Эрнсту Шульцу выйти на Ильина. До сего момента и Шульц, и те люди, которые за ним стояли, даже не подозревали о существовании капитана Валентина Семеновича Ильина, ставшего по воле случая обладателем несметных сокровищ. Получив письмо от немца, Василий Валентинович попытался замести следы, но в силу неопытности действовал уж очень неуклюже.
– У вас есть ко мне еще вопросы, господа? – вежливо полюбопытствовал Пузыревский.
– Пока нет, Антон Сергеевич.
– В таком случае разрешите откланяться.
Финансист расплатился за скудный обед, оставив официанту приличные чаевые, и покинул кафе, уже на две трети заполненное народом. Четверо молодых людей поспешили последовать примеру Пузыревского. Правда, ретировались они без большой спешки, бросая на нас с Колотовым косые взгляды. Увы, излишняя предосторожность в отношении лиц, настроенных благожелательно к их боссу, обернулась для Пузыревского катастрофой. Антон Сергеевич не успел дойти до поджидавшего его автомобиля. Невесть откуда выскочивший мотоциклист всего лишь на секунду придержал железного коня в нескольких метрах от растерявшегося Пузыревского, но и этого мгновения вполне хватило, чтобы звезда талантливого финансиста закатилась навсегда. Антон Сергеевич рухнул на обледенелый тротуар, а его убийца скрылся в сизом от бензинового перегара тумане. Выстрела мы с Колотовым не слышали, судя по всему, пистолет у киллера оказался с глушителем. Для охранников, слишком поздно выскочившим из кафе, смерть Пузыревского и вовсе оказалась неприятным сюрпризом. Они, похоже, даже не успели засечь мотоциклиста. И только подбежавший к поверженному телу водитель «Мерседеса» сумел направить их мысли в нужное русло. Солидный дядька так свирепо размахивал руками и тыкал пальцем в горизонт, что молодцы в одинаковых темных плащах, наконец, сообразили, что два джентльмена, скромно сидящие за столиком в кафе, не имеют к убийству финансиста ровным счетом никакого отношения.
