Ирина Боур - Слёзы Рублёвки
Вигги рассчитывала на то, что англичанину будет меньше дела до её возраста, чем русским. Там, на Западе, как известно, женщины сперва делают карьеру, а уже потом — детей. Годам к 30–35. Зато ему, возможно, захочется иметь русскую жену. Ухоженную, богатую, и с домом, который можно будет продать, если они поженятся и решат уехать в Англию.
О том, что дом ей не принадлежит, Вигги англичанину не распространялась. 'Там видно будет', - легкомысленно отделывалась она от мыслей о будущем. А пока нашла себе какого-то консультанта по биржевому бизнесу, чтобы тот провёл с ней соответствующий курс семинаров.
Как водится, преподаватель довольно быстро оказался у Вигги в постели. И теперь она днём платила ему деньги, а ночью… Ну, понятно.
И при этом старательно убеждала себя, что любит англичанина и изображала себя перед ним манящей недоступной целью.
Что характерно, при этом она оставалась оптимисткой. Верила, что жизнь принесёт ещё небо в алмазах. И периодически пыталась устроиться на какую-нибудь высокооплачиваемую работу.
Настя подчас завидовала несокрушимому оптимизму подружки. Пока та не призналась, что ходит на приемы к психотерапевту. 'А, — сказала тогда Анастасия. — Это не для меня. Чтобы я лежала на кушетке и выкладывала душу постороннему мужику, а он копался в ней своими пальцами? Нет уж, я лучше по лесу погуляю, с природой пообщаюсь'.
'А у тебя, подруга, с ним, часом не того?' — спросила она ещё.
Вигги только округлила глаза: 'Ты что?'
* * *
— Дурёха, — сказала теперь Ленке специалист по мужчинам Вигги. — Делай с ним срочно брачный договор. Рано или поздно какая-нибудь шалава его обязательно охмурит. Особенно, когда до наших седин доживешь…
Все снова хихикнули. Годы, конечно, идут, и в каждой женщине гнездится страх перед неумолимым временем…
Но иногда время можно задержать. Когда с тобой работает диетолог, три раза в неделю приходит массажистка, а лучшие в стране специалисты готовы умело подправить и причёску, и лицо, и фигуру.
Настя сама уже присматривалась к морщинкам в зеркале! И задумывалась о походе в клинику пластической хирургии. Но всё же находила себя ещё достаточно цветущей, чтобы позволить себе не делать этого шага. К тому же категорически против был Витя. И хотя она его поставила на место, заявив, что она одна, и лишь она, является хозяйкой своей внешности, всё же его мнение было для неё во многом обязывающим.
Конечно, из них троих, подруг, девчонки считали самой счастливой именно её.
Её Витька не был донвиваном, как муж Ленки. И — он был мужем, что постоянно подчёркивала Вигги. Более того, он был мужем семейным, и на фоне прочих представителей их высокосветских тусовок — едва ли не домоседом.
Настя подозревала, конечно, что на всяких там 'выездных' мероприятиях у мужа бывают дела с девками из саун. Но, справедливости ради, реального повода для таких мыслей он не давал. А когда он с ней выходил на какие-либо корпоративные встречи-отдыхи-семинары, то видно было, что сауны функционировали вполне себе прилично. А женщины из его фирмы не бросали на её мужа двусмысленные взгляды. На неё — да, на неё смотрели оценивающе. Но и только.
И во время нередких их выездов в свет никто из дам не лез к нему с фамильярностями — а уж фамильярность дружескую от любовной Анастасия способна была отличить на раз. И тем более — с пьяными поцелуями. Так что если и были кое-какие интрижки на стороне, то никаких значимых следов ни в чьём поведении они не оставляли. А раз так, то и нечего было опасаться…
Нет, монахом Витька, конечно, не был. И стойким приверженцем морального кодекса коммунизма — тоже. Женщина никак не была для него другом, товарищем и братом.
Она была — женщиной. Не более. Впрочем, и не менее.
Анастасия хорошо помнила, как он её водил по ночным клубам, когда бизнес с фарфором стал приносить относительно хорошие деньги, и Виктор решил, что может теперь позволить себе насладиться жизнью. Как он там довольно ухмылялся, в том клубе, где всех обслуживали исключительно голые официантки, а в бассейне под потолком плавала не более одетая 'наяда', принимая головокружительные позы! Что было в этом эстетичного, Анастасия искренне не понимала, но относилась ко всему философски и с юмором. Мужики — это особенные животные, у них как минимум половина мозгов между ног сосредоточена.
Эта откровенность её где-то даже радовала: значит, ему нечего скрывать, кроме своих инстинктов. То есть — он любит её.
Правда, любовь их была не безоблачной. И дело было, пожалуй, не в женщинах. Скорее — в происхождении Вити, в истории его жизни.
* * *
Выходец из небольшого рабочего посёлка — одного из тысяч этих 'Им. XXII партсъезда', 'Красных металлургов', 'Профинтернов', где люди рождались и умирали под заводской гудок, а после смены копались на огородике под окном, выращивая картошку на зиму, — он и нравы впитал соответствующие.
Отстаивать себя в драке мальчишки начинали едва ли не с пелёнок — и он тоже быстро освоил жестокую русскую уличную драку. Пару раз, подвыпив, рассказывал в компании, как это — когда парни с двух враждующих окраин сходятся в драке сотня на сотню. И в ход идут ремни с бляхами, куски арматуры, деревянные колья… Редко когда обходилось без смертных случаев. Но относились к этому философски что сами драчуны, что вязавшая их милиция. 'Мало ли кто там на самом деле ударил; ты был рядом, вот и сходи, отсиди…'
Если курить и выпивать все начинали лет с десяти — то Витька тоже был, как все. Правда, курить бросил в армии. Как говорит, на спор и вообще вопреки общему давлению казармы. Характер проверял.
Хотя что там проверять, с его-то кремнем!..
Не стеснялся он признаться, что и первую девчонку попробовал в четырнадцать лет. Прямо на скамейке веранды детского сада, после бутылки портвейна на двоих. Что ж теряться, если в их простом поселке и девчонки были простые. И сами торопились поскорее ухватить романтики. До того, как выйдут замуж. Потому как после замужества её, романтики, уже больше не будет… А будут дети, кухня, огород, завод, пьяный муж и семечки по вечерам перед подъездом…
Словом, всё это детство сполна давало о себе знать в ходе их семейной жизни.
Конечно, Витя сильно поменялся с тех пор. Он ещё в своем посёлке сумел стряхнуть с себя липкие сети 'пролетарской' жизни.
В девятом классе уехал в Тверь, поступил там в техникум. Хотел — в Москву, но с его поселковым образованием боялся, что не прорвётся. Бросил все другие дела, кроме учёбы. 'Лялек тоже бросил, — добавил он снисходительно. — Мне-то от них одного нужно — быстренько желание сбросить. Чтобы учиться не мешало. А они же все маленькие ещё. В голове вообще ничего, кроме любви, нету. Отчего всякие сопли-слёзы, напряги лишние. Да еще обхаживай её, добивайся…'
Был у Вити один серьезный недостаток — в пьяном виде он способен был пускаться на откровения перед людьми. Не перед всеми — лишь перед теми, которым доверял. Так что ещё в их студенческих компаниях Настя наслушалась историй из его жизни…
Из техникума пошёл в армию. Что мягкости характера тоже не добавило. Время было уже смутное, перестройка переходила в стадию перестрелки, а Витьке как раз повезло оказаться в Нагорном Карабахе. Слава Богу, как он говорил, что ещё — до той поры, когда Советский Союз распался, и русских солдат противоборствующие стороны стали просто отлавливать и загонять в ряды своих национальных армий. 'Но тоже пришлось хватить дозу немереную', - рассказывал муж — тогда ещё, несмотря на весь свой опыт, гордый собою студент, распускающий перья перед девчонками. Что обстрелы по ночам, что нападения на караулы в желании захватить оружие, что разведение враждующих толп, когда камни летят в тебя с двух сторон…
* * *
Она тогда и полюбила его, выбрала из всех за эту изначальную силу. Силу, отточенную затем испытаниями и направленную характером в нужном направлении.
Он один был такой среди других студентов. Кто они там были, в 'Плешке'? Умные мальчики больших родителей, маменькины сынки и папенькины протеже.
За Настей пытались ухаживать многие из них. С подчас весьма 'ценными' родителями. Выйти за них замуж — на всю жизнь подписать самой себе билет в светлое будущее.
Но она буквально 'упёрлась' в Витьку!
И ведь не назовёшь это глупой девчоночьей влюблённостью! Всё она прекрасно видела — и грубоватость его излишнюю, и ухватки деревенские, и замашки диктаторские. И уж конечно — откровенно снисходительное, потребительское отношение к женщинам.
А уж то, что с его поселковым детством и соответствующими родителями и связями весь путь по жизни Виктору придется прокладывать самостоятельно, — это было ясно, как солнышко на безоблачном небе.
И всё же она выбрала его. Сначала разумом. Потом — влюблённым сердцем.
Разум был холоден. Поначалу. Именно он увидел в интересном старшекурснике надёжную основу для будущего женского бытия. Именно он спланировал, как правильно вести себя, чтобы заинтересовать избранника. Но он же стал вскоре предателем, и отирался где-то позади, прячась в тень, едва только сердце начинало распоясываться при виде любимого.
