Леонид Словин - Из хроники кладбища «Шмерли»
Денисов эскалатором поднялся на второй этаж, к телевизору. Зал этот был самым вместительным, сотни людей стояли и сидели, обернувшись к поднятому над головой экрану. Повторяли подробности исторического визита в Москву, но Денисов не остался у экрана, прошел в конец зала. Там располагался единственный официальный вход в комнату матери и ребенка — вверх по маленькой лестнице на третий этаж.
«С этого входа Злата вряд ли прошла…» — подумал он. Не менее двух десятков женщин каждую ночь ждали очереди к дежурной медсестре, выстроившись вдоль лестницы.
Мимо толпившихся у телевизора пассажиров Денисов снова пересек зал, боковой лестницей поднялся на третий этаж. Холл здесь казался узким, пустым, несмотря на мигающие огни видеосалона; детский буфет и несколько совсем примитивных игральных автоматов только подчеркивали неустроенность.
Глухая боковая стенка принадлежала комнате матери и ребенка, точнее, ее коридору. Коридор и зал разделяла стеклянная дверь. По другую ее сторону группами и в одиночку двигались счастливые обладатели номеров, детского питания, душевых и туалетов.
У этой двери поздно ночью свидетель — мать-одиночка Струева видела Гринчука, пробиравшегося по коридору…
«Потерпевшая ждала внизу, пока все улягутся, потом кто-то, с кем заранее была достигнута договоренность, минуя очередь у входа, через эту дверь провел ее в изолятор…»
Словно чтобы подкрепить его версию, по другую сторону двери мелькнул белый халат, щелкнул в замке ключ. Денисов пошел к лестнице, на ходу обернулся — кто-то из медсестер кратчайшим путем мимо игральных автоматов направлялся в буфет.
Гринчука привезли после полуночи. Плохо выбритый, старообразный, в суконном, несмотря на жару, костюме, в пластмассовых босоножках, он вошел в дежурку в сопровождении одного-единственного сержанта.
Для него это был добрый знак.
Появлению Гринчука предшествовал звонок из Управления:
— Поможете им взять билеты на завтра и уехать…
— Всем троим? — спросил помощник.
— Да. Сожительница сейчас в приемнике-распределителе. Вместе с ребенком. У ребенка поднялась температура. Не стали тревожить…
Кто-то в Управлении, по-видимому, основательно струсил в связи с незаконным задержанием.
«Вилов! Кто же еще…» — подумал Денисов.
Он взял трубку:
— В приемнике сейчас свидетель-женщина — Струева, с грудным ребенком. Ее-то зачем держать, если Гринчука отпускаете…
— Ничего не знаю, — отозвался дежурный по Управлению. — Указание полковника Вилова…
— Наверняка будет жалоба. И серьезная. Отец Струевой занимает довольно высокое положение…
— Пусть пишет!… — Дежурный захорохорился, но явно уже давал задний ход.
— Мы бы ее и отправили. Через час поезд. Иначе ей еще сутки ждать. Ребенок, жара…
— Сейчас узнаю. Если машина есть…
— Других двух женщин с детьми — свидетелей — ведь отпустили…
— С билетом поможете? — спросил Гринчук, едва Денисов положил трубку. Дух его был явно сломлен.
— А почему убежал? Почему не пошел в милицию, когда пригласили? Почему скрывался? — запальчиво повысил голос помощник дежурного.
— Привычка! Всю жизнь от вас бегал… — Гринчук несильно хлопнул себя по затылку. — Если б еще в башке мозги, не мякина…
— Если б мозги, — отходчиво сказал помощник. Разговор мог считаться законченным. — Будете с ним говорить? — Он обернулся к Денисову.
— Да, — Денисов показал на дверь. — Пошли.
— Далеко? — спросил старик.
— Тут рядом.
Гринчук оглянулся на помощника, но тот заметил успокаивающе:
— Иди. Все нормально.
На перроне продолжалась вечерняя вокзальная суета, которая должна была улечься через полтора часа — с окончанием посадки на тамбовский. На десятом пути, против дежурки стучала компрессорами пустая электричка.
Денисов вывел Гринчука на платформу. Прямо — по фронтону здания, за огромными буквами «МОСКВА», расставленными по фасаду, тянулись окна комнаты матери и ребенка, на некоторых шторы были отдернуты — там виднелись люди, в основном женщины, смотревшие на перрон.
Где-то погас свет, кто-то задернул штору. Гринчук, поняв, зачем он здесь, спокойно наблюдал жизнь за окнами.
— Смотрел отсюда? — спросил Денисов. — Жену свою видел?
Старик полез за сигаретой.
— Видел.
— Она была одна в комнате?
Гринчук взглянул на него сбоку.
— С сынишкой.
— Ты, наверное, обещал, что пройдешь к ней.
— Говорил.
— Решил доказать, что для тебя нет замков…
Гринчук прикурил у проходившего пассажира.
— Положим.
— Попробуем догадаться, как тебе это удалось… Пошли!
Подъезд, в который можно было с третьего этажа спуститься на лифте, был освещен изнутри и закрыт. Денисов мельком взглянул на Гринчука, для верности подергал дверь.
— Отсюда не пройдешь…
Старик согласился с оговоркой:
— Можно выйти на лестницу, где вход в комнату матери и ребенка, пешком спуститься сюда, а затем подняться на лифте…
— Попробовал?
— Поднялся… — старик сплюнул, — а там рядом гардеробная, платят за номера и вещи сдают. Дежурная засекла: «Куда?» — «Извините…»
— Потом?
Гринчук постепенно разговорился:
— Вышел на перрон, где мы сейчас стояли. Нина подошла к окну. Показываю ей: ничего, мол, не получается! Она постучала себя по лбу, показывает: совсем, мол, стал туго соображать… Смеется, значит.
Их осветили огни фар — такси, обогнув дежурку, выруливало к подъезду.
«Кого-то увозят… Может, в больницу?» — подумал Денисов.
По другую сторону двери показался белый халат. Мелькнуло знакомое плутоватое лицо дежурной медсестры. Она была не одна — вместе с патронажной — с Тамарой. Медсестры дежурили тем же составом, что и в ночь совершения преступления.
Он не ошибся. Подросток с забинтованной ногой, на костылях, в сопровождении матери запрыгал от лифта к машине, шофер, перегнувшись, открыл заднюю дверцу.
— Спасибо, — мать мальчика — черная, в черном платье женщина — сунула что-то в руку патронажной сестре.
— Поправляйтесь… — Обе медсестры вернулись в подъезд. Патронажная сестра достала ключи. С минуту была видна ее стройная фигура, обтянутая халатом. Она заперла дверь, гулкие каблучки процокали к лифту.
— Та же дежурная, — сказал Гринчук.
— Ты говорил с ней в ту ночь? — спросил Денисов.
— Конечно.
— А она?
— Если б дал ей четвертак, этого ничего не было бы.
— Взяла бы?
— Без сомнения…
— Потом ты пошел, наверное, через буфет…
Они прошли в глубь наземного вестибюля. Открытый со всех четырех сторон, вокзал напоминал тут огромное поддувало с постоянной прекрасной тягой. Отличное место, чтобы заработать себе радикулит; постовые, особенно старослужащие, избегали в нем появляться.
Отсюда наверх шла другая лестница — та, что непосредственно поднималась в изолятор.
Гринчук не взглянул на нее, возможно, не знал о ее существовании, сразу остановился перед черным входом буфета и холодильником, где хранили мороженое.
— Тут я тоже поднимался. Там, наверху, в самом изоляторе, дверь была закрыта…
— На ключ?
— На внутреннюю защелку. Изнутри.
— Точно?
— Зачем мне врать!
«Дежурная медсестра клялась, что дверь была закрыта…»
Гринчук не врал.
Денисов и сам видел эту дверь и эту защелку в изоляторе, всего в нескольких метрах от трупа убитой женщины. Только защелка эта утром была отодвинута.
— Как же ты все-таки попал?
— По случаю…
Гринчук повторил маршрут, которым Денисов до этого поднялся на третий этаж к видеозалам, к качалкам-автоматам. Телевизор был уже выключен, большинство пассажиров, сидя, скрючившись, перемогали себя, борясь со сном.
Они поднялись на третий этаж. За стеклянной дверью, отделявшей коридор комнаты матери и ребенка от остального зала, движения не чувствовалось. Внутри уже спали.
— В эту дверь… — Гринчук ткнул в матово светящий свет за стеклом. — Дежурная вышла, махнула рукой кому-то, пошла к буфету. Сюда… А я тут стоял, отвернулся. Только она отошла, а я уже там. За ее спиной. И быстро-быстро по коридору к Нине в номер…
— А уходил как?
— Еще проще… Через ту дверь с защелкой… Потом на буфет. По лестнице. Мимо базы с мороженым.
— Это ты отодвинул защелку?
Гринчук помотал головой:
— Кто-то отодвинул, пока я ходил. Смотрю, защелка отодвинута и кровь на двери. Еще не успела подсохнуть… Тут мне сразу ударило… Мокруха… Меня же, думаю, за нее и попутают, с моей биографией! «Особо опасный»… Утром, пока не расхлебались, зашел за Ниной… Она еще и не идет! Только выбрались, а уж тут забегали…
Он замолчал. Дежурный милиционер залом шел к ним. Узнав Денисова, повернул к буфету.
— Двести первый! — окликнул по рации помощник дежурного. — Тут Струеву доставили… Будете разговаривать? А то я ее отправляю на пятьсот семьдесят пятом Москва — Валуйки…
