Ирина Комарова - Дивная золотистая улика
– Подожди, я не понял, – Гошка поднял руку и пощелкал пальцами. – Что значит – не похожа? Ты одну женщину видел или двух?
– Так это, одну, конечно! Только в разных местах и с разными лицами!
– Не понял, – повторил Гоша.
– Да кто же такое на трезвяк поймет? Я поэтому и рванул домой – у меня бутылка стояла, чуть начатая. Так это, я ее в два глотка выпил, клянусь!
– Хорошо, давай по-другому. Сначала про ту женщину, что в ментовке видел. Ты ее хорошо помнишь?
– Ну!
– Опиши. Как она выглядела?
– Котельникова? – Поршнев поскреб небритый подбородок. – Так это, дамочка, вся из себя. Плащ такой, ярко-желтый…
– Золотистый, – тихо поправила я.
– Ну золотистый, какая разница. Шарфик на голове вместо шапки.
– А лицо? – продолжал допытываться Гошка. – Лицо опиши.
– Так это, как его опишешь? Ну, лицо. Глаза, там, подбородок. Нос.
– Давай поточнее. Какого цвета глаза? Форма подбородка?
– А?
– Нос какой? Большой, маленький? Курносый или крючком? Ну же, сосредоточься!
Поршнев так старательно сосредоточился, что глаза сошлись к переносице.
– У нее губы были накрашены!
Мы с Гошей переглянулись.
– Хорошо, – кивнул напарник. – Тогда опиши вторую Котельникову. Которую ты на улице видел.
Ногти Поршнева снова заскребли по двухдневной щетине.
– У той тоже губы накрашенные.
– Так. С лицом ясно. А фигура? Фигура другая?
– Так это… вроде другая.
– В чем разница? Что, одна худая, другая толстая?
– Не, у них у обоих фигуры такие… фигуристые.
Гоша грустно посмотрел на Поршнева и подвел итог:
– Ну, парень, ты просто бесценный свидетель.
– А то! – гордо напыжился Олег. – Если бы мне сейчас еще хоть полстакана…
– Не надо тебе сейчас полстакана. Рассказывай, что потом было? Когда ты домой вернулся?
– Так это, водки сразу выпил. И отрубился. Говорю же, почти полная была бутылка. А у меня нервы. Слушай, брат, ну хоть на стакан дай! За этим даже на улицу выходить не надо, тут на первом этаже один мужик…
Негромко, но отчетливо хлопнула входная дверь. Поршнев осекся, нервно сглотнул и покосился в сторону коридора. Гошка выскочил из кухни первым, я поспешила за ним. Разумеется, в коридоре никого не было. Напарник распахнул дверь и побежал по лестнице вниз, а я схватила Олега за грязную майку:
– Кто здесь был? Говори!
– Не было никого, – он попытался вырваться, но я держала крепко. – Да че ты пристала? Не знаю я ничего!
– Не знаешь, кто у тебя прятался? – я слегка подтолкнула его к стене. – Не знаешь, кто сейчас сбежал? Или, хочешь сказать, нам показалось?
– Так это, показалось, ясно! – обрадовался Поршнев.
– Да? А ты ничего не перепутал? У нас-то белой горячки нет, и стук двери мы хорошо слышали. Так что, будешь говорить? Или мне милицию вызвать, чтобы они твою память освежили?
– А че мне милиция? – он вдруг расправил хлипкие плечи и презрительно выпятил нижнюю губу. – Так это, меня там знаешь, как теперь уважают? Я у них основной свидетель, поняла?
Я не успела ничего ответить на эту неожиданно проснувшуюся наглость: вернулся злой Гоша, раздраженно хлопнул дверью.
– В подъезде пусто, а на улице… идут люди, кого хватать?
– Так это, сами не знают, чего хотят, – пожаловался Поршнев в пространство. – Хватать кого-то им надо обязательно!
– Вот тут ты не прав, – напарник плечом мягко отодвинул меня в сторону. – Мы очень хорошо знаем, чего хотим. И прежде всего мы хотим знать, кто здесь был? Кто отсюда только что сбежал?
– И почему сбежал, – тихо подсказала я.
– И почему сбежал, – повторил Гоша. Он словно гора навис над длинным, но тощим парнем. Поршнев съеживался на глазах, сползая по стенке на пол и слабо похныкивая.
– Отвечать, – рявкнул Гоша, – быстро!
Неожиданно лицо Олега сморщилось, и он расплакался:
– Да что вы ко мне прицепились? Ну, забежал ко мне друг, так это, тоже выпить хотел. А тут вы.
– Что за друг? Как зовут?
– Сосед, из тридцать восьмой, Санькой зовут. Мы еще в школе вместе учились.
– А зачем он прятался? – уже более спокойно, хотя, не скрывая подозрения, спросил Гоша.
Поршнев всхлипнул и вытер ладонью нос.
– Так это, девчонка у него ревнивая. Как примерещится ей что, так сразу в глаз. И насчет выпивки тоже сечет. Санька всегда от нее прячется.
Гоша с полминуты сверлил его подозрительным взглядом, потом неохотно кивнул:
– Ладно. Допустим, я тебе поверил. Но имей в виду, ты мне не нравишься. Очень не нравишься, понял?
– Да я… – пискнул Поршнев и тут же умолк, придавленный тяжелой Гошкиной ладонью.
– Цыц! Рот откроешь только когда я дозволю. И только для того, чтобы отвечать на мои вопросы. Вопрос первый: как ты познакомился с Котельниковой? – напарник посмотрел на съежившегося Олега и разрешил: – Говори.
– Так это, обычно познакомился, – зачастил парень, изогнув спину и преданно заглядывая Гошке в глаза снизу вверх. – Она сама ко мне подошла. Я на лавочке сидел, думал, где бы деньжат перехватить – мне в долг не наливают. А денег тоже никто не дает, давно уже. Так это, что мне теперь, и не выпить? Вот я сидел, соображал, как быть. Тут она подошла, села рядом. Вежливая такая, культурная, сперва поздоровалась. А потом говорит: «Выпить хочешь?» Ясно, – говорю, – хочу! Да никто не угощает! А она сумку открывает: «Я угощаю», и бутылку показывает. «Только, – говорит, – уйдем куда-нибудь отсюда. А то налетят халявщики». Это она правильно сказала. У нас во дворе такие алкаши, вы не поверите! Дармовую водку за сто верст почуют! Так это, я ее к себе пригласил. А у нее и закуска с собой была, да какая! Колбаска, рыбка копченая, огурчики солененькие, – он мечтательно закатил глаза. – Эх! Это не сухариками «педигри» закусывать.
– Меню вашего застолья можешь пропустить, – скомандовал Гоша. – О чем разговаривали?
– Так это я так, к слову. К тому, что женщина культурная, заботливая. А разговоры я тоже очень хорошо помню. Сначала мы выпили за знакомство. Потом еще раз. Потом за здоровье…
– Стоп! – Гоша поднял руку и, распрямившийся было Поршнев, снова съежился. – О деле когда разговор зашел?
– Так это, мы полбутылки, наверное, выпили. Я предложил: «За присутствующих здесь дам!», а она и заплакала. «Не могу, – говорит, – больше терпеть! Этот, – говорит, – негодяй, всю душу мне измочалил!»
Дальше Олег довольно связно изложил нам все, что мы уже знали от Володи Стрешнева. Ни расхождений, ни ошибок, ни путаницы… или он очень хорошо затвердил свою роль, или рассказывал правду. Правду? Беседовать с Поршневым было неприятно. И грязная запущенная квартира, и сам он вызывали у меня омерзение. Может быть, поэтому мне и не хотелось верить ни единому его слову. Гошка, похоже, испытывал примерно такие же чувства.
– Не знаю, не знаю, – задумчиво покачал он головой, когда мы закрыли за собой обитую реечками дверь. – Вроде и историю он рассказал, как по нотам спел, и искренне все так, и на правду похоже.
– А что тебе не нравится?
– Трудно объяснить. Понимаешь, такому типу верить – себя не уважать.
– Понимаю. У меня такое же ощущение, только я его сформулировать не могла.
– С другой стороны, если он говорит правду… Две Елены Юрьевны с разными лицами? Ритка, ты сестру Котельниковой видела – они как, похожи?
– Не очень, – медленно ответила я. – Полагаешь, Поршнева около милиции караулила сестра Котельниковой?
– Пока я пытаюсь понять, возможно ли это?
– С моей точки зрения, сомнительно. Сходство между ними есть, но не такое, чтобы одну сестру за другую принять.
– А с перепою?
– Откуда я знаю? Я до такой степени никогда не напивалась. Но это разные женщины, совсем разные.
– Допустим. А как насчет дочери Котельниковой?
– Я ее еще не видела, но это не имеет значения. Марина Котельникова неделю назад уехала в Москву.
– Гм. И когда возвращается?
– Сегодня или завтра. Может, уже вернулась. Елена Юрьевна обещала позвонить.
– Не жди, сама ей звони, – посоветовал Гоша. – Она закрутится, забудет. И еще: когда будешь шефу докладывать, отдельно отметь, что надо проверить, действительно ли дочь Котельниковой провела последнюю неделю в Москве. К сестре Котельниковой тоже имеет смысл присмотреться. Проверить, где она была в тот момент, когда у Поршнева приступ белой горячки случился.
– Ты что, их обеих подозреваешь?
– Я просто следую основному принципу сыщика: не оставлять без внимания ни одного камня, перевернуть и осмотреть каждый. Поняла?
– Поняла.
– Вот и хорошо. А теперь ответь мне, почему мы не в машине сидим, а до сих пор здесь, на лестничной клетке топчемся?
Поскольку Гошка начал спускаться по лестнице, не дожидаясь моего ответа, я спокойно могла посчитать его вопрос риторическим. Но вместо того, чтобы молча последовать за напарником, я оставалась на лестничной площадке.
