Анатолий Отян - Редкая монета
— Посмотри, Миша, вон идёт какой-то большой корабль. Это военный, наверное?
— Конечно. Я когда-то в Одессе сфотал не то крейсер, не то эсминец, который зачем-то зашёл в порт, так меня милиционер заставил засветить плёнку. А на ней классные кадры были. Такая дурынка. Вроде шпион в открытую будет фотографировать.
— Ребята, меня Чебурашка послал всем сказать, чтобы шли по каютам, — сказал им Сергей — второй, как они договорились его называть.
Плёсов пришёл минут через двадцать, спросил как устроились, какое настроение. Ему отвечали, что всё хорошо. Затем он спросил у Титоренко, чего таможенники его увели на проверку. Леонид объяснил то же, что и рассказывал Пекерману. Плёсов назидательным тоном сказал, что надо быть внимательнее, дескать ещё одна туристка из их группы не вписала в декларацию серьги и если бы не он, то у неё бы их отобрали. Ну и завтра, сразу после завтрака они пойдут в город на экскурсию. Канадзава город небольшой. В других, больших городах их будут возить автобусы. На выходе из порта они должны войти в автобус, возле которого будет табличка с цифрой три. Всего их обслуживают семь автобусов, столько же и групп со всего Советского Союза.
Когда Плёсов вышел, Сергей Малахов пробурчал:
— Всё хорошо, всё хорошо! Только иллюминатор не открывается — задохнёмся ночью. И дверь не откроешь, из туалета воняет, вроде его никогда не мыли.
— Ну и сказал бы ему.
— А что это даст? Он что, со мной каютой поменяется? У него первый класс на верхней палубе.
— А чего ж ты не взял себе первый класс?
— Ну да, я и на этот еле денег наскрёб. А вы думаете, он платил за свой комфорт?
— А кто же за него платил? — спросил Серёжа второй.
— Ты платил и я, и они. Мы все оплатили ему путешествие. Как же? Они в своих обкомах мало получают. И живут за наш счёт, и отдыхают. Кстати, во всех лагерях из заработка заключённых высчитывают деньги на оплату охране.
— Серёжа, а ты уверен, что тебя сейчас не подслушивают? — спросил Михаил.
— А чё? Я ни чё. Это я про американские обкомы, да про японские лагеря, — засмеялся своей выдумке Сергей. Давайте лучше поужинаем, да по сто грамм оприходуем. Жрать то нам завтра дадут.
Сергей вынул из чемодана колбасу, бутылку «Столичной», хлеб.
— Зачем ты водку достал, может продашь в Японии, — сказал Серёжа второй.
— Ничего я продавать не буду. У нас в порту один хороший лётчик продал в Финляндии бутылку водки, так его заложили.
— Кто заложил?
— Кто, кто!? В группе обязательно есть люди-стукачи КГБ, вот и сняли потом парня с лётной работы. Разбирали на собрании, что мол, опозорил он честь советского пилота. Садитесь, я угощаю.
Разлили поровну и выпили. У Леонида сначала немного обожгло внутри, а потом тепло разлилось по всему телу и стало легче на душе, и недавний инцидент ушёл в сторону. Закусили и начались анекдоты.
— Расскажу я вам анекдот про японцев, — начал Сергей, — Сидит компания вроде нашей и травят анекдоты. И всё про евреев. Слушайте, — говорит один из них, — надоело про евреев. Расскажу я про японцев.
Идут однажды два японца и один спрашивает другого: «Хаим, как тебе нравится наш Токио?»
Все засмеялись. Смеялся и Леонид, хотя раньше уже слышал этот анекдот, но он был о китайцах. Леонид подумал о том, что подобралась хорошая компания, и если бы не та проклятая монета, то всё было бы хорошо. И тут же подумал, что надо гнать её из головы. Не было монеты и забыто!
Под вечер теплоход «Дзержинский» отошёл от причала так тихо, что развеселившаяся компания даже этого не услышала.
— Хлопцы, а ведь мы уже в море! — объявил Михаил, глядя в иллюминатор, — Пошли наверх.
На верхней палубе стояло много народу. Теплоход отошёл от берега метров на четыреста. Люди стояли молча, каждый по-своему переживая удаление от родного берега. Вдруг из динамиков полилась музыка.
Звучал «Полонез» Агинского. Щемящее чувство прощания с родиной перехватило дыхание. Женщина, лет пятидесяти, вытирая платком глаза говорила:
— Я уже третий раз езжу за границу и каждый раз плачу, как будто уезжаю навсегда. А как было тем, кто действительно навсегда?
Высокий мужчина как бы отвечая ей, продекламировал строчки из Лермонтова:
— Прощай, немытая Россия,
Страна рабов, страна господ,
И вы, мундиры голубые
И ты, послушный им народ.
Многие на него посмотрели с осуждением, а молодая девушка и парень громко рассмеялись.
— У нас нет ни рабов, ни господ, — попытался разрядить пикантную ситуацию, стоявший неподалеку Плёсов.
Мужчина задумчиво покачал головой и, глядя в море, тяжело вздохнул.
— Так я же не про нас, а про Россию.
Вскоре берег пропал из виду, и теплоход разрезая воду, взял курс на Японию. Стемнело. Теплоход совершенно не качало, и только пенный след от винтов за кормой и урчание моторов говорили что корабль движется.
По радио объявили, что первая группа может менять деньги. Все возбудились, толпа у борта быстро уменьшилась.
— Куда спешить, успеем, — придержал Малахов Сергея второго.
Леонид смотрел в чёрное пространство ночи. Ему сейчас ничего не хотелось. Ни обмена денег, ни экскурсий по Японии, никаких приобретений. Жить не хотелось. «Зачем я с этим всем связался? Сидел бы сейчас дома, смотрел телевизор, — посмотрел на часы, — Фу ты, там ещё день, и я бы был на работе». Эта мысль о расхождении во времени изменили настроение, и он пошёл в каюту.
Денег поменяли всего восемьдесят пять рублей, за которые дали сорок две тысячи пятьсот иен. Все туристы на корабле пытались осознать курс непривычных денег. Наконец, пришли к наиболее понятному варианту, что один рубль стоит пятьсот иен.
Леонид положил деньги в карман, лёг и хотел уснуть Вначале мешали разговоры попутчиков и свет, а позже хлопающие двери туалета, находящегося рядом с каютой, вода сливающаяся в унитаз, шаги за стеной и наверху. Мешало уснуть всё. «Я сам себе мешаю», — решил Леонид и, немного ещё помучившись, уснул.
Проснулся он от сильной головной боли. Очень болела левая затылочная часть головы. Он крутился и, наверное, стонал. Проснулся Михаил:
— Лёнь, что с тобой?
— Голова разрывается.
— Это от перемены часовых поясов, — объяснил Пекерман, — мне Вера положила лекарства, сейчас я тебе что-то дам от головы.
Он достал из чемодана пакетики с разными таблетками и читал на них надписи, сделанные рукой жены:
— Так, это от кашля, это слабительное, это снотворное, вот, от головной боли — анальгин.
Михаил налил в стакан воды и дал таблетку. Леонид принял таблетку, запил водой. Боль проходила очень медленно.
Утром Леонид встал с тяжёлой головой, подташнивало. В ресторане к еде не прикоснулся, только выпил чашечку кофе. Вышли на экскурсию в город.
Старинный город-порт Канадзава основали благодаря уютной мелководной бухте. Она, как клякса в виде запятой, обозначилась на карте города. В старину её небольшая глубина удовлетворяла плоскодонным судам, но с появлением крупнотоннажных кораблей утратила своё значение, и только после того, как бухту углубили, в 1970 году открыли новый современный порт. Всё это рассказывала женщина-экскурсовод, но до Леонида оно с трудом доходило. В городе с древних времён осталась «Самурайская деревня» с узкими улочками и маленькими домиками, княжеский замок, по европейским меркам небольшой двухэтажный особняк, и главная достопримечательность города — фарфоровая фабрика, изготавливающая посуду с известной во всем мире маркой «Кутани».
Леонид еле передвигал ноги, почему-то начала болеть спина. Он еле выдержал экскурсионную нагрузку и, придя на теплоход, лёг.
— Лёня, идём поужинаем, ты ведь ничего с утра не ел, — но тот только отрицательно помотал головой.
Вечером теплоход вышел из тихой бухты и сразу попал в небольшой шторм. Началась качка, и Титоренко стало совсем плохо. Уснуть ему удалось под утро, но когда его увидел Михаил, то испугался. Леонид не мог говорить, мычал, лицо у него перекосилось и появилось косоглазие. Они стояли в порту Кагасима, теплоход не качало, и Михаил пошёл искать врача. Корабельный врач не очень торопился.
Когда увидел состояние Леонида, спокойно констатировал:
— Нужно бы сделать кардиограмму и передать в пароходство, но мне для этого нужна магнитофонная кассета, а у меня её нет.
Михаил взял с собой пару кассет, чтобы проверить покупаемый магнитофон, и он тут же отдал одну врачу.
— Там запись есть, нужно стереть.
— Сотрём, — лениво ответил врач, видимо недоволен тем, что появилась дополнительная работа.
— Доктор, — попросил Михаил, — вы можете это сделать сейчас, пока мы не ушли на экскурсию?
— А вы мне и не нужны, я сделаю кардиограмму с медсестрой. Да и торопиться некуда. Пока мы в порту, нам запрещают японцы связываться по радио с кем бы-то ни было.
