Жан-Мишель Риу - Свидание у Сциллы
— Смогу ли я пообедать у вас немного погодя?
Мадлен (так звали хозяйку) кивнула.
— Не очень задерживайтесь. В полдень будет отлично.
— Хорошо, я послушный. Хочу посмотреть Ла Бриер.
— Вам здесь нравится?
— Еще не знаю.
Мадлен подошла, все еще улыбаясь. Она будет улыбаться так целый день.
— Остался только час до обеда. Что же вы успеете посмотреть? — Она подумала, положив руку на лоб, повернулась и нежным голосом позвала: — Луи! — Раздался грохот кастрюль на плите. Я представил его толстым, надменным и старым. Он вошел. — Мой муж Луи, — представила его хозяйка. — Мы проведем для вас экскурсию.
Луи стиснул мою руку. Мы сели за стол. Мадлен достала стаканы, а Луи бутылку белого молодого вина без этикетки. Следуя программе экскурсии, они рассказали мне о Ла Бриере, который искренне любили. Когда-то супруги уезжали искать место под солнцем, но вернулись, и уже навсегда. Им нравился этот дом, и Мадлен, смеясь, называла его «театрик». Как бы ни бурлил мир за окном, здесь ничего не меняется.
Они рассказывали об угрях, сверкающих при луне, о коростели, о сражающихся рыцарях, о выдрах, об утках, гнездящихся в сухой траве. Передо мной вставали образы, описанные Марселем Мессином, и казалось, я снова приближаюсь к тайне.
— Здесь можно заблудиться. Нужны лодка и человек, знающий болота.
Луи поднялся. Кухня не ждет. Оставшись наедине с Мадлен, я улучил момент и заговорил о том, что привело меня в Ти Гвен.
— Вы ничего не рассказали мне о жителях.
— В Бриере, — сдержанно заметила она, — рассказывают мало.
Дрожа от нетерпения, я спросил:
— Во время войны в Ти Гвене шли бои?
Мадлен расправила скатерть.
— Этот дом был базой партизан. Больше я ничего не знаю. — Открылась дверь, вошли посетители. Улыбаясь, Мадлен направилась им навстречу. Я осушил стакан. Вежливые гости тоже не приоткроют завесу тайны. — Возьмите свинину! — Мадлен склонилась надо мной. Вскоре зал заполнился. Почти детская доброта хозяйки создавала теплую и уютную атмосферу, но насладиться этим не придется. Кусок не лез мне в горло, и Мадлен забеспокоилась: — Вам не нравится наша свинина? — Нравится, но… Что еще я мог сказать? Пора приниматься за десерт. Надо все попробовать. Мадлен была очень занята. Я мог уехать разочарованным и голодным, но благожелательность посетителей заставила меня задержаться. Зал опустел. За одним столом переговаривались, за другим сонно обсуждали политические события. Мадлен вернулась ко мне. — Ух! Час пик прошел. Долго ли вы здесь пробудете?
— До вечера.
Она печально улыбнулась:
— Вам не нравится в Ла Бриере?
— Мне нужно вернуться. У меня встреча в понедельник, кроме того… Я должен закончить книгу.
— Вы пишете? О чем же? — заинтересовалась Мадлен.
— О Сопротивлении, поэтому и спрашивал о партизанах. Собираю сведения, но вы, кажется, не можете помочь мне.
Она хлопнула себя по лбу:
— Какая же я дура! Совсем забыла. Когда я обслуживаю клиентов, у меня только одна задача: сказать им что-нибудь приятное. Но с этим народом… — Мадлен подошла ближе. — Вы не первый, кто задает мне вопросы о партизанах Ти Гвена. Сюда уже приезжал один человек со странным именем.
У меня перехватило дыхание.
— Клаус Хентц?
— Да! Вы встречались с ним?
— Он тоже пишет, — ответил я.
— Исторические книги, конечно? Он знает много всего. Он обедал у нас не так давно. Очень милый парень, оставил нам сувенир.
Мадлен указала мне на пожелтевшую фотографию на стене. Я подошел. На фотографии были запечатлены три юноши лет двадцати, в стороне, на обочине дороги, лежали три велосипеда. В глубине виднелся дом Мадлен, а еще дальше — распятие на перекрестке. Почти уткнувшись носом в фотографию, я внимательно разглядывал лица. В центре был Марсель Мессин. Молодой, тощий, но узнаваемый, даже в сравнении с портретом, висящим на почетном месте в холле издательства Мессина. Я повернулся к Мадлен:
— Клаус… Тот, кто дал вам эту фотографию, ничего больше не говорил?
Она отступила. Должно быть, я походил на сумасшедшего.
— Больше ничего… Разве только…
— Что же, Мадлен?
— Он просил нас сохранить это фото, потому что когда-нибудь оно, возможно, пригодится кому-то другому. — Я стиснул кулаки. Это были те же слова, что сказала старушка Гено. Клаус говорил обо мне, он продолжал вести меня за руку. А не толкнул ли меня Клаус на этот путь, чтобы посмеяться надо мной? — И вот, — добавила Мадлен, — он оказался прав. — Я предположил, что теперь она улыбнется и скажет: «А доказательство тому то, что вы здесь». Или что-нибудь в этом роде. Но я ошибся. — Несколько дней назад к нам заходил один человек, — продолжала она. — Он видел это фото. Догадайтесь, что дальше?
— Режьте меня на куски, — сказал я так спокойно что сам удивился.
— Ладно, он узнал троих юношей на фотографии. Больше того, это был внук вот этого парня!
Мадлен указала на Марселя Мессина. Я был ошарашен.
— К вам приходил Поль Мессин?
Она пожала плечами:
— Пьер, Поль, Жак — какая разница. Я знаю одно: он дорого бы дал за это фото, но я сказала ему, что подарок не продается. Фотография висит здесь, пусть здесь и останется. Не так ли?
— Разумеется. — За минуту до этого я надеялся, что она отдаст ее мне. — Можно?
Мадлен кивнула.
Я снял фотографию и перевернул ее. На обороте было написано: «Писать — значит лгать». Я узнал автора. Клаус Хентц дошел до того, что нарисовал на обороте силуэт Марселя Мессина. Слова он нацарапал рядом. Ясно, что они обращены к Мессину. Это его Клаус считал лжецом.
— Человек, который приходил, сделал то же самое, — пояснила Мадлен. — Он прочел эти странные слова и побледнел как полотно. Потом задал мне кучу вопросов: кто подарил это фото, кто еще о нем знает, часто ли сюда приходят люди, знакомые с партизанами… Матерь Божия, какой болтун! Он очень нервничал.
— И что вы ответили ему?
— То же, что и вам… Ничего я не знаю. В этих местах люди мало рассказывают. — Тут Мадлен сообразила, что сама рассказывает слишком много. — Счет?
Я расплатился и вышел, поблагодарив Мадлен и Луи. которые проводили меня до дверей. Погода портилась. Я присел на камень у распятия и уставился в землю, надеясь увидеть там стертый временем знак и восстановить благодаря ему путь Марселя Мессина. Дерево у дороги, что оно помнит? Сточная канава, что она знает? В этих местах народ все больше помалкивает. Можно с ума сойти! Я зашагал по дороге, ведущей в Керине, и попробовал собраться с мыслями, чего мне не удавалось с пятницы.
Дело представлялось мне таким образом: случай помог Клаусу убедить меня, что между автором и издателем существует тайна. Тайна так значительна, что издателю пришлось убить автора. Тайна была вымыслом до тех пор, пока я не прочел книгу Марселя Мессина, где, по словам Клауса, эта тайна открывалась: «Твоя тайна здесь». И это правда, абсолютная правда, потому что один день из жизни Марселя Мессина исчез. Исчезнувший день, 13 сентября 1943 года, был тем более важен, что накануне погиб Симон, друг Мессина. Я не сомневался в этом, поскольку, расспрашивая о партизанах Ла Бриера, дважды нападал на след Клауса. Сначала старушка Гено и воспоминания ее мужа, а теперь Ти Гвен и фотография трех друзей. Тайну Мессина, раскрытую Клаусом, надо искать в исчезнувшем дне, в смерти Симона. Это правда, окончательная правда, потому что Поль, внук Мессина, объявился в Ти Гвене. Он сгорал от желания узнать как можно больше об этом загадочном дне, в котором крылась их семейная тайна. Поль искал свидетелей, расспрашивал о тех, кто мог помнить его деда, выяснял, остались ли следы событий тех дней. Больше всего меня терзал вопрос: до какой степени мой вымысел соответствует правде? Иными словами, убил ли Поль Мессин Клауса из-за тайны или из-за моей выдуманной истории?
Странные болота Ла Бриера. Интуиция подсказывала мне, что они ни о чем не расскажут. Болото так же немо, как и жители. Мадлен без конца повторяла, что в этих местах все помалкивают. Тайны утонули в болоте. Ответы на вопросы я мог найти в Париже, в глазах Поля Мессина. Теперь я был уверен в этом.
Солнце снова показалось над дорогой в Керине. Я посмотрел на часы: четыре. Жан-таксист уже ждет меня. Ни за что на свете я не хотел бы опоздать. Я сяду в парижский поезд и буду там в понедельник. Не только ради Клауса, но и для того, чтобы посмотреть в глаза Полю Мессину. Чтобы покончить со всеми вопросами, надо задать один-единственный молодому наследнику. Вопрос, который поставит точку в романе и объяснит всю историю. Ускорив шаги, я пытался сформулировать его. Необходимо застать Поля Мессина врасплох и, не колеблясь, спросить его напрямик. Увидев машину Жана, я помахал ему рукой. Он подъехал.
