Александр Афанасьев - Крах одной карьеры
— Что я должна делать, Андре?
Кушнкр летал в воскресенье рано. Вытащил на середину комнаты велосипед и внимательно его осмотрел. Надел на пояс сумку, которую лыжники называют «бананом», и быстро спустился вниз.
Утро было тихое, свежее. Солнце только показалось над кронами тополей. Шоссе словно дымилось — это быстро испарялась утренняя роса. Сильно пахло цветами, зеленью и свежей землей. Валерий немного постоял, поправил сумку и потихонечку поехал к шоссе, набирая скорость. Мелькнули окраина городка, небольшой мост над речкой, полуразрушенная церквушка. Через час он стал притормаживать, вглядываясь в километровые столбы, а еще через несколько мгновений остановился и слез с велосипеда.
«47 километр», — машинально отметил он. Валерий подъехал ближе к столбику, положил велосипед на землю и сел. Осмотрелся. Пустынно. Расстегнул «банан», вытащил оттуда «кирпич» и, еще раз оглядевшись, осторожно положил его в условленное место, чуть припорошив землей. Какое-то время сидел, курил. Потом встал и быстро покатил в сторону академгородка.
— Алло! — Голос Кушнира дрожал, и он, поежившись, словно от холода, быстро выглянул из телефонной будки. — Алло… Семен, доехал благополучно…
— Хорошо. — Валерий сразу узнал голос Травински, но промолчал. — Вам, Василий, пришло извещение на посылку… так что около семи вечера можете ее забрать.
Раздались короткие гудки, и Валерий опустил трубку на рычаг. Он понял Гарри: сегодня снова надо будет ехать на 47-й километр и забрать «посылку». Валерий хотел спросить об Ирэн. Больше двух недель он пытался ей дозвониться, но трубку никто не поднимал. Валерий не находил себе места, пытаясь понять, что там случилось. Мысль о том, что это именно Ирэн затащила его в лапы Травински, давно куда-то отошла, осталась только сама Ирэн. Валерий вдруг вспомнил последние встречи с ней и ее слова: «Не встречайся с Гарри… Уезжай отсюда куда-нибудь, Валери… Прошу тебя, уезжай…»
Валерий нервно закурил и, подхватив велосипед под раму, быстро поднялся к себе в комнату.
Кушнир принял душ, зажарил яичницу с колбасой, а есть не хотелось. Он ковырял вилкой в сковороде, а мысленно подходил к дому на Ленинском проспекте.
Зазвонил телефон. Валерий схватил трубку.
— Здравствуй, милый, — чуть слышно проговорил знакомый до боли голос. — Это я…
— Ирэн! — Кушнир в волнении перехватил трубку левой рукой. — Где ты?.. Что с тобой?
— Я люблю тебя… — Голос дрогнул, и Валерий живо представил Ирэн, сжимающую трубку и глотающую слезы.
— И я тебя люблю, — прокричал он. — Ты слышишь, Ирэн, люблю!
— Ты не сердишься на меня? Я не виновата, Валери. Не, виновата…
— Знаю, — вырвалось у Кушнира, — я не сержусь. Я хочу сказать [тебе, Ирэн: оставайся в Москве. Навсегда. Ты меня понимаешь? Навсегда…
— Это невозможно… пока… Потом, может быть, но сейчас не могу. Не сердись, Валери… Позже ты все поймешь. До свидания…
— Ирэн, Ирэн! — кричал в трубку Валерий, не думая о том, что его наверняка слышит все общежитие. Но трубка отвечала короткими гудками.
«Может, взять пару отгулов и махнуть в Москву? — думал Кушнир, рассматривая календарь. — На понедельник и вторник, и уехать в пятницу. Четыре дня получится. Но почему у нее все эти дни телефон не отвечал? Может, она на другую квартиру переехала? А возможно, Травински тут замешан? Нет, надо подождать, Ирэн должна еще раз позвонить…»
Все эти дни Валерию не хватало Ирэн, он это знал теперь наверное. Если в начале знакомства он относился к ней просто как к красивой женщине и не больше, то вскоре Ирэн прочно вошла в его жизнь. Ему надо было постоянно видеть эту женщину, ощущать ее рядом. Кушнир никогда еще не испытывал такого чувства, и оно его обрадовало. Он даже матери написал, осторожно рассказав, что познакомился с изумительной девушкой. Мать ответила, что очень рада, и приглашала на лето сына с «невестой» приехать погостить…
— Правы вы были, Владимир Иванович. — Кудряшов положил на стол несколько фотографий. — Сэм почти неделю на «хвосте» у Кушнира сидел. Снял комнату напротив общежития в частном доме и буквально встречал и провожал.
— Кушнир заложил тайник?
— Да, вчера в девять шестнадцать…
— Когда выемка произошла?
— Удивительно, но факт: в тот же день. Как и предполагалось, тайник изъял Сэм. Он был на своей машине и тут же уехал в Москву. Очевидно, у них с Травински постоянная связь.
— Ответ был?
— Около восемнадцати пятнадцати все тот же Сэм остановился рядом с отметкой «47 километр» и с полчаса менял правое переднее колесо на запаску.
— Что там было?
— Настойчивое желание увидеть предварительные расчеты новой технологии…
— О! Видно, «журналиста» начали поторапливать из «компании». Это странно. Непроверенного агента заставляют рисковать. Не похоже на ЦРУ. А может, это инициатива Травински? — Росляков задумчиво посмотрел на Кудряшова. — Может, выслужиться хочет? Отношение к нему руководства, прямо скажем, прохладное…
Кудряшов осторожно посмотрел на часы.
— Что, на свидание торопишься? — Росляков добродушно ухмыльнулся.
— Нет. Сейчас должны позвонить и сообщить, когда изъял тайник Кушнир.
— Так… Задание Травински серьезное. Андрей, готовь план операции и после обеда — ко мне.
— Есть. Разрешите идти…
— Давай, боец.
Юджин Макдональд, бывший политический деятель и бизнесмен из Алабамы, а ныне резидент разведки, сидел за столом в своем кабинете и просматривал какие-то бумаги, когда секретарь доложил о том, что Травински просит принять его.
— Пусть подождет, — буркнул он.
Макдональд хотел показать, что очень занят, и… настроиться на нужный лад. Новое руководство «компании» не очень-то приветствовало старое поколение разведчиков, упрекая их в ненужной щепетильности и осторожности. Макдональд это понял сразу при первой встрече с директором «компании» перед отъездом в Москву. Разговор был длинный, но деловой. Директор только что вступил на свой пост и, естественно, хотел зарекомендовать себя перед президентом с лучшей стороны. Макдональд знал, что директор сыграл огромную роль в предвыборной кампании, что президент безоговорочно доверяет ему и надеется на него.
Назначение в Москву для Юджина было, кроме всего другого, лестно потому, что он был деловым человеком и считал, что, чем труднее поставленная задача, тем выше оценивается ее выполнение, особенно если выполнена она на «сто долларов».
— Проси, — наконец сказал Макдональд секретарю и принял деловую позу.
— Добрый день, мистер Макдональд. — Гарри остановился в дверях.
— Травински! Хэлло! Проходите, Гарри, садитесь. С чем пожаловали?
— «Аспирант» снял тайник и в скором времени, очевидно, сделает работу.
— О'кей…
— Я бы хотел поговорить об операции прикрытия, шеф.
— Кто пойдет на изъятие тайника? — Юджин подвинул Травински коробку сигар и зажигалку.
— Мне кажется, следует послать Сэма. Он уже проводил подобную операцию, знает особенности местности и не вызовет подозрения ни у кого…
«Ага! — злорадно подумал Макдональд, но вида не показал. — Испугался… Хочешь подставить Сэма. На всякий случай, как говорят русские! Шиш! Не выйдет. Если операция провалится, то этот нищий аристократ станет обвинять меня в том, что я дал ему агента, который работал на контрразведку! Нет уж, Гарри, такой фокус у тебя не пройдет! Я на своем веку и не таких видел…»
— Что ж, Гарри, вам, конечно, виднее, но я бы не советовал этого делать. Сэм и так много поработал на вас, нужно дать отдохнуть человеку. Вы, Гарри, слишком долго сидели в Москве без работы, так что, мне кажется, — Юджин улыбнулся и поднес зажигалку к сигаре Травински, — в этот раз поработать придется именно вам.
— Но, мистер Макдональд, по всем правилам…
— Это приказ, мистер Травински. — Юджин встал, поправил галстук. — Желаю удачи…
План операции обсуждали долго. Надо было продумать все до мельчайших деталей, и Росляков, неимоверно уставший за эти дни, настойчиво проигрывал их на карте. Он заставлял сотрудников с часами в руках повторять одно за другим свои действия, неожиданно вводил осложнения и, наконец, удовлетворившись, тяжело опустился на стул.
Андрей смотрел на полковника и еще раз мысленно проигрывал заключительную стадию операции.
В кабинете стояла непривычная, режущая слух тишина. Росляков встал, подошел к своему столу, молча убрал в сейф документы и, обернувшись, добродушно бросил:
— Что задумались, бойцы? Уморил вас старик? Молчите, значит, уморил…
По комнате прошло легкое движение, словно спала скованность. Кто-то вполголоса заговорил, кто-то снова подошел к карте Московской области, еще раз всматриваясь в место проведения операции.
— Ну так, ребята, — полковник глянул на стенные часы, — по домам. С утра — готовность номер один. Андрей Петрович, ты до утра дежуришь. Я дома. Bce!
