Александр Афанасьев - Крах одной карьеры
Глава 12
Он позвонил Ирэн сразу же после приезда.
— Алло, — послышался мягкий голос.
— Мисс Ирэн? — спросил Андрей и, услышав ответ, продолжил: — С вами говорит Андрей, товарищ Валерия, помните, мы с вами еще мороженое ели в кафе?
— О, конечно, Андрей. А что случилось? — голос Ирэн дрогнул. — Что-то с Валерием?
— Нет, нет, все в порядке, просто мне Валерий поручил передать вам букет цветов, что я и хочу сделать с превеликим удовольствием.
— О… спасибо, — чувствовалось, что Ирэн радостно улыбнулась.
— У меня мало времени, а я на машине. Скажите, куда привезти.
Ирэн помедлила, потом назвала адрес.
Андрей вел машину, не торопясь, обдумывая схему предстоявшего разговора. И, хотя все было продумано, проверено и перепроверено, он мысленно представлял себе Ирэн и то, как она должна вести себя и как реагировать.
Около дома на Ленинском проспекте он затормозил, взял с заднего сиденья огромный букет роз. Дверь Ирэн открыла быстро. На ней было зеленое платье, на правой руке серебряный браслет с бирюзой.
— Проходите, Андре, пожалуйста… О, какой букет! — восхищенно всплеснула она руками.
Кудряшов присел в кресло, оглядел квартиру, отметив про себя, что все здесь в идеальном порядке к сверкает чистотой. Ирэн принесла кофе.
— Как там Валери? — неожиданно тихо и смущенно спросила она и виновато улыбнулась, словно стеснялась задавать этот вопрос.
— Нормально, но сейчас у него очень напряженные дни. — Андрей внимательно посмотрел на Ирэн, и ей вдруг показалось, что Андрей все знает. Чашка в руках ее дрогнула.
— Андрей, — начала Ирэн, — это правда, что у Валерия были какие-то неприятности?
— Были. Но прошли и сейчас начались новые…
— Какие?
— Он мне не говорит.
Ирэн поежилась, вновь бросила быстрый взгляд на Андрея. Достала сигарету, прикурила и вдруг решительно заявила:
— Андрей, вы друг Валери?
— Да, — коротко ответил Андрей, настораживаясь.
— Я хочу, чтобы вы сказали ему… нет, запретили ему… нет, подсказали ему, чтобы он больше не встречался с Травински и вообще уехал куда-нибудь на время из академгородка.
Этого Кудряшов не ожидал. Такое начало не укладывалось в вариант беседы, построенный им.
— Ирэн, я вас не понимаю. Валерия и вашего шефа связывают какие-то деловые отношения, и мне лезть в них… ну, прямо скажем, неловко. И потом мне непонятно, чем это вызвано с вашей стороны.
— Я не могу вам сказать, но очень прошу подсказать ему мою просьбу. Я с ним говорила, но Валери и слушать не хочет. А Травински — страшный человек, Андре! — выпалила она и нервно затянулась сигаретой. — Страшный… Он может принести Валери такую беду, что вам даже трудно себе представить!
— Ирэн, вы любите Валерия? — просто спросил Андрей.
— Да. Не знаю, как это получилось, — она жалобно улыбнулась, — не знаю… Может быть, потому, что я сама русская по рождению, может, потому, что у меня никого родных… Я одна как перст, может, поэтому я привязалась к Валери… Но, поверьте, это серьезно.
Андрей слушал молча, а сам сосредоточенно думал: «Что это — тонкая игра или действительно взрыв? Игра. С другой стороны, зачем Ирэн предупреждать Валерия, чтобы он не встречался с Травински? Не логично… Тогда что? Страх за любимого человека, боязнь принести ему горе? А мы точно знаем, что Ирэн как огня боится Травински, а тем более Донована. Может, разговор с ним на нее повлиял? Вполне возможно. Во всяком случае, это надо использовать!»
Андрей не заметил, что Ирэн замолчала и, жадно затягиваясь, курит. Закурил и он, бережно стряхивая пепел в тяжелую пепельницу цветного стекла.
«Нет, это не игра, — думал Кудряшов, глядя на взволнованное лицо девушки. — Это подлинное чувство».
— А вы знаете, Ирэн, что ваш отец перед смертью подал прошение в генконсульство СССР с просьбой разрешить ему вернуться на Родину?
— Нет, — Ирэн растерянно посмотрела на Кудряшова, — мне никто об этом не говорил… Не может быть! Мой отец, по рассказам Григоренко, был царский офицер, белоэмигрант… Нет, этого быть не может!
— Может, Ирэн. Ваш отец в первую очередь был русский, русский человек. Он еще в июне 1941 года хотел уехать на Родину, чтобы воевать с фашистами. Но Советское посольство посчитало более нужным, чтобы он остался в Америке и выступал с лекциями — рассказывал о том, как и за что сражаются советские люди. Ваш отец был самым активным членом общества «Победа». После смерти вашей мамы в 1953 году он подал прошение, а через несколько месяцев стал гражданином Советского Союза.
Ирэн слушала с широко раскрытыми глазами, веря и не веря словам Андрея.
— Вот документы. — Андрей достал из кейса несколько листов бумаги. — Вот его ходатайство о предоставлении советского гражданства, вот решение о предоставлении советского гражданства Гордееву Ивану Николаевичу и его дочери, трехлетней Ирине Ивановне Гордеевой…
Руки у Ирэн задрожали, она читала и никак не могла вчитаться в прыгающие строчки.
Андрей молчал и ждал, когда Ирэн сама что-то спросит. Он догадывался, что творится у нее в душе, но не мог не продолжать этот разговор. Ирэн обязана знать самое главное.
— Вам рассказывали о том, как погиб ваш отец?
— Да… мне сказали, в автомобильной катастрофе…
— Катастрофа была подстроена, — Андрей протянул ей тонкую папку, — вот подлинные документы следователя ФБР, проводившего расследование.
Ирэн открыла папку. Первые страницы она буквально пролистала, потом стала вчитываться и вдруг подняла глаза на Андрея:
— Кто вы, почему я должна вам верить?
— Ирэн, я человек, который искренне хочет помочь и вам, и Валерию. Верьте мне…
— Откуда у вас эти документы? — с подозрением спросила Ирэн. — А вдруг это подделка?
— Ирэн, вы хорошо знакомы с делопроизводством ЦРУ и ФБР. Посмотрите внимательно на них — это ксерокопии. Посмотрите…
«Нет, это не подделка, — Ирэн внимательно просмотрела несколько страниц, — тогда… это правда… Бог мой, какие подлецы!»
— Дальше читайте, Ирэн, — попросил Кудряшов.
Дальше шли протоколы допросов Генриха Травински, одного из главных участников убийства.
— Этого не может быть! — воскликнула Ирэн. — Не может быть!
— Может, Ирэн. Так оно и было. Кстати, следователя ФБР, который вел дело, потом отстранили от расследования, а дело прикрыли. Следователь ушел в отставку, уехал в Лондон и там выпустил вызвавшую немалый шум книгу, в которой рассказывается о подрывной и террористической деятельности определенной части белой эмиграции и о том, как спецслужбы США поддерживают ее. Вот эта книга. Очень редкий экземпляр, потому что почти весь тираж был уничтожен. — Андрей протянул Ирэн небольшую книгу в мягкой обложке, — Там, кстати, есть несколько глав, посвященных убийству вашего отца…
Ирэн машинально взяла книгу и стала листать. Неожиданно перед ее глазами мелькнула фамилия — Джон Горд… И тут она поняла, что Андрей не обманывает ее, что все так и было. Она вспомнила рассказы о том, как уничтожались бывшие сотрудники ЦРУ, которые встали на путь разоблачения деятельности «компании». Она тогда не поверила. Вдруг перед ее глазами встал «старикашка» Донован с его улыбкой и злыми, словно прицеливающимися глазами, и Ирэн поежилась. Донован да и Травински не остановятся ни перед чем, это она знала точно.
— Вот так, Ирэн, — тихо произнес Андрей. — А вы… вы встали в один ряд с убийцами вашего отца, вы, советская гражданка Ирина Гордеева…
— Но я же ничего не знала! — с мольбой подняла глаза на Андрея Ирэн. — Ничего! Если бы я знала.
— Вы бы не прожили на этом свете и двух часов, — заметил Кудряшов, — «компания» не стала бы церемониться.
— Да… Бог мой! Я же сама толкнула Валери на… — она замолчала и тут же закончила: — на предательство! Что я наделала! Он мне не простит… — И она разрыдалась.
Кудряшов молчал, думая об Ирэн, о ее перепутанной жизни, о Валерии, который сейчас наверняка чувствует себя не лучше ее.
— Скажите, а где Валерий? — Девушка встревоженно посмотрела на Кудряшова. — Что с ним?
— Ему очень плохо, Ирэн.
— Я могу чем-нибудь помочь?
— Можете, Ирэн. И не только Валерию, но и своей Родине. Вы же русский человек.
Ирэн встала и подошла к окну. Вечерело. В доме напротив зажглись первые огни. Далеко внизу пробегали красные огоньки автомашин. Она распахнула форточку, и в комнату ворвался ветерок. Ирэн подставила под струю ветра лицо и так стояла, словно никак не могла надышаться московским воздухом. Неожиданно она повернулась и тихо спросила:
— Что я должна делать, Андре?
Кушнкр летал в воскресенье рано. Вытащил на середину комнаты велосипед и внимательно его осмотрел. Надел на пояс сумку, которую лыжники называют «бананом», и быстро спустился вниз.
