Наталья Андреева - И на небе есть Крест, или Ловушка для падающей звезды
Разговор с Фонариным вышел вязким, неприятным. В огромном загородном доме было пусто, тихо, хозяин не ждал гостей, но Николая Краснова принял. Солист группы «Игра воображения» был одним из самых выгодных фонаринских капиталовложений. Виктор Петрович оказался прекрасно осведомлен обо всем, что произошло возле ресторана «Эридан». Похоже, с ним Ева все-таки разговаривала или просто отчитывалась за свои поступки.
— Почему? — грустно спросил у Фонарина Николай Краснов.
— Что — почему? — Они расположились в гостиной, огромной комнате с высоким лепным потолком, где, согласно моде, был сложен камин. В этот холодный день в первых числах мая его тепло оказалось весьма кстати, так же как и подогретое вино.
— Она живет здесь? Почему? — повторил свой вопрос Коля Краснов, принимая из рук хозяина стакан с глинтвейном.
— Места много, а?
— Я серьезно.
— И я серьезно. Слушай, тот мальчишка… Он обознался. В голову не бери.
— Мне так не показалось. С чего бы Ева стала давать деньги незнакомому гею?
— Она такая. Чувствительная.
— Я же видел ее паспорт, Виктор Петрович. Никакая она не Ева.
— Ну и что? Не понравилось, как ее родители назвали, придумала себе другое имя. Мало женщин так поступает? Назовется Анжелиной, а на самом деле Машка или Дашка. Особенно если карьеру делает в шоу-бизнесе. Там вообще псевдонимы берут через одного.
— Допустим. Но почему она молчит?
— Характер такой. Думаешь, я от нее много слов слышал?
— Но ведь это вы подобрали ее в…
— Кто тебе сказал? — вздрогнул Фонарин.
— Да ведь слухи-то все равно идут!
— Вот именно: слухи. А про тебя написали, что пластическую операцию сделал. Что ж, поверить? А?
— Так ведь это вы же заказали статью! — не выдержал Коля. — Это вы мне жизнь испортили!
— А ты не лезь куда не надо! Я тебе девочку доверил, думал, оценишь.
— Я не могу жить с человеком, который молча страдает по непонятной мне причине и из-за этого ни любить нормально, ни жить нормально не может!
— Страдает, говоришь? — нахмурился Фонарин.
— Почему не рассказать все? А так я чувствую себя посторонним. Человеком, которого наняли в мужья. Но я при ней не швейцар, чтобы ее страдания каждый день принимать, словно пальто в гардеробе, и в шкаф вешать. Я человек, я артист, в конце концов. Я личность. Можно было кого-нибудь другого нанять?
— Она тебя захотела.
— Что значит захотела? И почему вы все ее желания исполняете?
— Давай, Коля, оставим эту тему. Бессмысленный разговор. Вы все равно разошлись. Она тебе теперь никто.
— Так почему она не отдает ключ и почти каждый день приходит в мою квартиру?
— Да любит она тебя, неужели непонятно?! Как может, так и любит. Это пройдет. У нее такая жизнь была, что о ней не то что рассказывать, думать не хочется. Она старается все забыть. Вот и не трогай ее.
— Так вы все знаете? Знаете и жалеете ее. Извините, Виктор Петрович, но вы и благотворительность… Извините еще раз, но это две вещи несовместные. Как гений и злодейство.
— Ишь ты, начитанный какой! Мальчишка! Сам, конечно, гений, а я, значит, злодей, и поступки мои должны быть злодейские. Много ты про меня знаешь! — Фонарин помолчал с минуту, глотнул вина, потом вдруг разоткровенничался: — Я ведь обидеться могу, да не стану. Обижаются только дураки, а умные прощают. Но прощают с умом, чтоб выгоду иметь, потому как в обиде выгоды нет. А насчет моего злодейства… Два раза на меня покушались, один раз в реанимации лежал. Сам в долгу никогда не оставался. Два года за границей скрывался, и не в фешенебельных отелях. В трущобах. И сейчас у меня проблемы. Потому как у меня казино, а игорный бизнес нынче запрещен, сам знаешь. Опять в трущобы хочу податься. Большого Белого Человека сначала негры в Африке уважать научились. У меня семья когда-то была… Не могу я ими рисковать. Не могу и не хочу.
— Кем — ими?
— Коля, забудь ты про нее. Ну, походит она к тебе еще немного и исчезнет. Уже навсегда. Она же тебе не мешает.
— Хорошо. А что со статьей?
— А что со статьей? — Фонарин сделал удивленные глаза.
— Я не хочу никакого шоу.
— Поздно. Машина запущена.
— Остановите.
— Не могу. Здесь не только мои деньги вложены. Большим бизнесом в одиночку не занимаются, тут много людей завязано. Народ за рекламу проплатил, а ты знаешь, сколько стоит минута рекламы на телевидении? Более того, я хочу, чтобы ты принял участие в этом шоу. Живая легенда.
— Не слишком ли я молод для живой легенды?
— В самый раз. У кого жизнь длинная, у кого короткая. Вдруг завтра ты за рулем заснешь от усталости да в столб врежешься или кому-то твои песни не понравятся? Настолько не понравятся, что парень возьмет и…
— Вы что, мне угрожаете?
— Я тебя, Коля, люблю. Как сына. Только ты этого не оценил. Звездная болезнь, да? «Буду делать то, что хочу, а не то, что советуют умные люди».
— Я уехать хочу.
— Да хватит уже! Слышали! Чуть что, сразу уехать! Исчезнуть, слиться с природой, нюхать цветочки, бабочек ловить. Тебе сейчас кажется, что это хорошо. Но ты даже не представляешь, каково это, когда ты все равно будешь песни писать и петь будешь, только никто этого не услышит, кроме козочек и коров. И говорить об этом не будут. А ты привык, что говорят. Все равно придут другие. Жизнь так устроена, пустоты не терпит. Незаменимых людей нет. И тебя можно заменить, и меня. Более того, на наши с тобой места желающих предостаточно. Просто тебе сказочно повезло, твой путь к славе оказался легким, вот ты и дуришь, Коля.
— Легким?!
— Да, легким. Ну, лабая в ресторане, встретил Леву Шантеля, Лева привел тебя ко мне. Эве ты понравился, она до сих пор за тебя просит.
— Вот, значит, кому я обязан…
— И ей тоже. Но ты пороги не обивал, в переходах не сидел с пустой шляпой, не пережил тот момент, когда всем на тебя наплевать, все мимо проходят. А ведь ты бы сразу сломался. Если бы в тот день Лева в ресторан не зашел, через пару месяцев кончился бы твой энтузиазм. И не было бы никогда знаменитого певца Николая Краснова. Был бы просто Коля Краснов, самый обычный парень, страшно завидующий тем, кому в жизни повезло.
— А ребята? С которыми я начинал?
— А что ребята? Где они теперь?
— Не знаю. Но вы утверждаете, что они неудачники.
— А ты поинтересуйся, поинтересуйся. Ты, Коля, везунчик, да, видно, судьба такая. Нужен был Господу твой дар и песни твои, видать, нужны, потому и поспособствовал. А сколько вас таких талантливых по России бродит? А?
— Значит, этот эпизод в ресторане, когда не меня Николаем Красновым выбрали, был не случайным. Вы, Виктор Петрович, решили меня жизни поучить.
— Я вижу, что с тобой дрянь происходит. Фанатов своих не любишь, а зря. Это, Коля, деньги, живые деньги. А ты что творишь?
— Ничего я не творю.
— Это тебе так кажется. Нельзя от людей бегать, если они тебя хотят. Надо им отдаться.
— Я не публичная женщина.
— Да ну? Ишь ты, оскорбился. Ладно, пустой разговор. Иди-ка ты спать.
— На ночь оставляете? После того, что наговорили?
— А что я тебе наговорил? Ты еще не знаешь, как пугают. А я вот знаю. И если с тобой такое случится, ты помни, к кому пойти.
— Обойдусь как-нибудь, — поднялся Краснов. — Где моя комната?
— Наверху. Первая от лестницы, там дверь приоткрыта. Найдешь, я уж тебя провожать не стану.
— А где Ева?
— Кто ее знает? Девушка молодая, свободная. Гуляет где-то, развлекается.
— Без вас? А живет здесь?
— Так и я развлекаюсь. С тобой вот беседую. Каждому свое.
Коля почувствовал в голосе Фонарина издевку. Это называется, он не пугает! А как тогда пугают? Ну, Лева, ну удружил! Может, и не стоило ему заходить в тот день в ресторан «Триада»? И не было бы ни Фисы, ни Евы. Ни Коли Краснова, солиста «Игры воображения».
…Поздно ночью, когда в чернильном небе вовсю сияла огромная желтая луна, похожая на золотой глаз, он почувствовал запах ее духов в своей комнате. И сразу же подумал, что зря не запер дверь. Но у него и в мыслях не было, что при Фонарине, в его собственном доме, Ева придет ночевать сюда и будет приставать к нему, Коле, с поцелуями и ласками как никогда горячо.
— Ева… Луна…
В полнолуние он никогда не задергивал на ночь шторы. Лежал, смотрел на молчаливую спутницу Земли, пока не приходил сон. Иногда даже с ней разговаривал мысленно, как с давним другом, связь с которым уже на уровне телепатии. Луна всегда была для Коли Краснова живой, даже еще более живой, чем человек. Вот и сейчас казалось, что она за ними подглядывает.
— Что? — на секунду остановилась она.
— Надо задернуть занавески.
— Странный.
— Кто бы говорил!
Она вскочила и побежала зашторивать окна. Он же не мог не думать о том, что в этом доме, в своей огромной спальне находится Виктор Петрович, и все это по меньшей мере странно. Но позволить Еве думать, что он кого-то боится… Мужчина он или нет, в конце концов?
