Фридрих Незнанский - Запоздалый приговор
— А не искупаться ли нам? — предложил вдруг Саня и попытался встать.
Оксана удержала своего кавалера на месте, негромко шикнув на него:
— Делать больше нечего? В начале мая!
Не стесненный женским полом, Денис сорвался с места и помчался к реке. Он увязался за старшим братом, твердо решив выдержать всю процедуру проводов до конца. От берега раздалось хлюпанье и сразу за ним — бодрый мальчишеский голос:
— Да в нее только в водолазном костюме!
— Нам еще ладно, а тебе он зачем? — встретила вернувшегося Дениса Светка. — Ты же у нас Ихтиандр!
— Сама ты — Царевна-лягушка… — надул тот щеки, впрочем, без особой обиды в глазах, и подсел к Римме.
Толик стал перебирать струны, затянул с душой, с чувством. Саня и Артем на этот раз не подпевали, все слушали молча, разглядывая трепыхающееся пламя, вылетающие из него искорки и огоньки, словно в тех отражался весь смысл произносимых Толи-ком слов, которые каждый понимал по-своему.
И я хотел идти куда попало,
Закрыть свой дом и не найти ключа…
Римма обняла Дениса за плечи. Он прижался к ней, притихший и замерший, как щенок, спрятавшийся в тепло матери. Она, скорее всего, не могла бы точно сказать, о чем именно сейчас думает. О Юрке, которого провожали служить? О том, что через месяц она закончит школу и нужно будет определяться в жизни? Вряд ли. Хотя мысли эти и проскальзывали, но как-то уж очень быстро и где-то вдалеке. Она думала о Викторе, о том, что так за все это время и не позвонила ему, не решилась. О поездке в Москву нечего было и мечтать — после случившегося не отпустила бы мама, потому как сразу бы догадалась, зачем она туда собралась. Наверное, именно от этого было ей сейчас невероятно грустно. Так, как еще никогда не было. Нет, один раз все же было — когда прошлым летом, у подножия Эльбруса, они прощались с Виктором. Но тогда не случилось еще того, что случилось. Тогда была надежда на скорую встречу… а она так и не состоялась.
Охнула сова. Толик с боя опять перешел на перебор:
Но верю я, не все еще пропало,
Пока не гаснет свет, пока горит свеча.
С последними словами к Римме вдруг пришло осознание, что все не так и плохо. Вот поедет она в Москву поступать в театралку, и тогда уже наверняка они встретятся. Но только какой будет эта встреча? Вполне возможно, что за год Виктор совсем о ней забыл. Она поспешила отогнать подобные мысли.
Теперь и костер, и вся их компания вокруг него казались такими близкими, чуть ли не родными. И не удивительно, что под впечатлением нахлынувших на нее тихой радости и умиротворения Римма не сразу отреагировала на предложение Юрки.
— Пошли пройдемся у реки, — шепнул он ей на ухо.
Она рассеянно кивнула.
— Куда это вы? — поинтересовалась Оксана, не отрывая головы от Саниного плеча.
— Да пусть погуляют. — Светка приняла заботу о младшем поколении на себя.
— Пусть, пусть пройдутся, — поддержал Артем, вновь гремя посудой. — И веточек сухих для нашего кострища не мешало бы…
Римма с Юркой спустились к берегу. Березы и ивы росли у самой воды, нижними ветвями почти касаясь се. В небольшой заводи неподвижно застыл бледный круг — отражение округлившейся луны. Возмущенно квакнув, ушла под воду потревоженная лягушка.
— Ты будешь меня ждать?
Она не ожидала такого вопроса, его просто не должно было быть, потому что повода к нему она Юрке не давала. Но он, видимо, истолковал ее молчание по-своему. Придвинулся совсем близко. И вдруг… быстро, порывисто поцеловал в губы. Она продолжала стоять, совершенно не зная, как реагировать. Обижать Юрку в такой день не хотелось. Но и давать ему ложную надежду, обещать то, чего она не будет, да и не может сделать, было бы просто жестоко. Совсем другой человек владел ее сердцем, всеми ее мыслями и стремлениями. Но Юрка этого, конечно, не мог знать. И он поцеловал ее снова, но на этот раз не сразу оторвал губы, а задержал их, неумело пытаясь поцеловать так, как следует, по-настоящему. Было в этом что-то смешное. Но одновременно возникла к Юрке и жалость, и уважение к его искреннему чувству, на которое Римма не могла ответить взаимностью. И в следующее мгновение, ощущая неосознанную вину перед ним, она сделала то, чего, наверное, не стоило делать: положила руки ему на плечи и ответила на поцелуй…
Юрка не останавливался. Слезы сами, помимо ее воли, почему-то начали подкатывать к глазам. Она не знала и уж тем более не хотела сейчас разбираться в причине их появления.
— Нас могут увидеть, — единственное, что нашлась она сказать.
Но ни увидеть, ни услышать их не могли. Они отошли на добрую сотню метров, и огонь костра слабо пробивался сквозь чернеющие силуэты деревьев. Пальцы Юрки отыскали пуговицу ее джинсов, расстегнули, рванули вниз молнию. И вот туг Римма словно очнулась.
— Не надо!
Он остановился, с немым вопросом смотрел прямо в глаза, пытался справиться с дыханием.
— Я не могу… — Как она еще могла объяснить? Юрка продолжал стоять перед ней совершенно опустошенный. Римма больше не могла выносить его потухший, точно обреченный взгляд, взгляд человека, у которого внезапно отняли что-то очень важное в его жизни, то, чем он давно и трепетно дорожил. Возможно, столько, сколько помнил себя. — Не обижайся… — Она сделала полшага к нему, опять положила руки на плечи. — Но я действительно не могу. Это было бы нечестно.
2
В начале августа произошли два события, которые самым безжалостным образом разрушили Риммины планы: она не прошла по конкурсу в театральное училище имени Щепкина и не дозвонилась до Виктора. Трудно сказать, какое именно из этих событий повлияло на ее состояние в большей степени.
В какой-то умной книге Римма однажды прочитала, что «нет хуже разочарования, чем резкая и внезапная перемена». Именно в таком душевном состоянии она теперь и пребывала. Когда она уезжала в Москву, ей и в голову не могло прийти, что все так может обернуться. Не попадет, к примеру, в театралку, так хоть созвонится с Виктором, встретится. Он, кстати, обещал и с поступлением помочь, да и вообще надежды и расчеты были самые радужные и оптимистичные. А вышло все, по всем пунктам, совершенно не так. Римма чувствовала себя пушкинской бабкой, сидящей у разбитого корыта.
Началось все со звонка. Она, как только приехала, позвонила по оставленному Виктором номеру, но ей ответили, что таковой здесь уже не проживает, а куда переехал — неизвестно. Это было первое разочарование, первый удар, и, возможно, это обстоятельство сыграло не последнюю роль в том, что она где-то недотянула, в чем-то оплошала перед экзаменационной комиссией. А в итоге: рухнувшие мечты на встречу с любимым и полное фиаско в театральном.
Римма была совершенно опустошена. В состоянии, далеком от реального восприятия окружающего, она вышла из учебного корпуса училища, где узнала решение комиссии, и отправилась к Светлане. Больше идти ей было не к кому.
Подруга перебралась в Москву сразу после выпускного вечера и, надо заметить, устроилась довольно прилично. Тетка, двадцать лет назад уехавшая в Москву и удачно вышедшая замуж, перебралась в Чертаново, а племяннице оставила во временное пользование комнату в коммуналке. Так что с жилищным вопросом проблем не возникло. А поскольку на поступление в вуз не претендовала, то место официантки в кафе ее вполне устроило. Кафе было рядом с Рижским вокзалом и называлось «Шашлычная».
Римма вошла в кафе в первой половине дня. Посетителей почти не было: два типа пили в уголке пиво и негромко разговаривали, пожилой, прилично одетый мужчина ел фирменное блюдо.
Чернявый парень, стоявший за стойкой, расплылся в приветственной улыбке:
— Какой гость! Риммочка, давно тебя не было!
— Здравствуй, Назим. — Она слабо улыбнулась в ответ, подошла к стойке. — Некогда было. Экзамены, сам понимаешь.
Парень приподнял обе руки, мол, дело серьезное, как не понять. Живо поинтересовался:
— И как, успешно? — Римма отрицательно качнула головой, и он участливо заметил: — То-то я смотрю, грустная ты сегодня…
Светка уже выглядывала из подсобного помещения.
— Ну, докладывай! — НО, посмотрев на Римму, вытянула вперед руку: — Нет, не надо. И так все ясно. Не взяли?
— Не прошла, — вздохнула Римма и повторила: — Не про-шла.
— Вот гады! — искренне возмутилась Светлана. — Нет, ты скажи, Назим, как можно было ее в театральный не взять?!
Назим в согласном недоумении поджал губы, выкатил глаза.
— Такую красивую девушку в актрисы не брать?! — сказал нараспев, прицокнув языком, но видно, что без издевки. — Пускай за меня замуж идет, я возьму. — Улыбнулся, вновь показывая ровный ряд белых зубов.
— Да ну тебя! — отмахнулась от него Светка, откинула крышку стойки. — Заходи, Римка. — И, уже обращаясь к Назиму, бросила: — Ты у нас, конечно, красавчик, но мы ей другого жениха найдем.
